Кровавый след

Он может выдвинуть обвинения, но вряд ли это сделает. Ранен он не был, и Вики могла поспорить, что, едва отдышавшись, он тут же начнет подгонять факты под свою картину мира… В которую не укладывалось то, что его может уложить женщина. Вики знала, что не отделалась бы так легко, если бы все еще имела полицейский жетон, ведь такие, как Харрис, обожают, сбившись в стаи, вопить о жестокости полиции.

Поправив очки, она побежала к автобусу, который показался на эстакаде Эглингтон-авеню.

«А ведь мне, пожалуй, может понравиться быть гражданским лицом».

Ее эйфория испарилась вместе с адреналином, и кризис совести настиг Вики всего в двух кварталах от автобусной остановки. Ее расстраивало не столько то, что она дала себе волю, сколько собственная реакция: она так и не почувствовала раскаяния, как ни старалась. Харрис не получил и малой доли того, чего заслуживал.

К тому времени, как Вики пробилась на заднюю площадку автобуса, чтобы выйти на своей остановке, ее уже тошнило от всей этой истории.

«Насилие никогда не решает проблем, но иногда – если, например, иметь дело с тараканами – без него не обойтись».

Отодвинув с дороги двух впавших в ступор подростков, Вики успела в последнюю секунду выскочить за дверь.

«Харрис – таракан, и – конец дискуссии».

Было слишком жарко, чтобы долго рассуждать на этические темы. Вики пообещала себе сделать еще одну попытку, когда похолодает. Чувствуя жар асфальта сквозь подошвы кроссовок, шагая как можно быстрей в плотной толпе, она повернула на Гурон-стрит, к своему дому.

Улицы Дандас и Гурон пересекались в центре Чайна-тауна; вокруг было полно ресторанов и крошечных рынков, где торговали экзотическими овощами и живой рыбой. В жаркую погоду металлические контейнеры с пищевым мусором нагревались, и тогда окрестности пропитывались совершенно неаппетитными запахами. Неглубоко дыша через рот, Вики ясно поняла, почему вервольфы торопились покинуть город.

Она мимоходом бросила взгляд на лужищу. Прижавшаяся к бордюру в том месте, где асфальт отслаивался и не хватало нескольких плит брусчатки, лужа собирала местные стоки и различные органические отходы. Когда становилось жарче, мерзко пахнущие пузырьки время от времени прорывались сквозь пену на поверхности, добавляя свою нотку благоухания к букету. Вики понятия не имела, насколько глубока лужа, но за пять лет она ни разу не видела это место сухим. Теоретически однажды что-то могло выползти из миски с остатками первобытного супа и начать терроризировать окрестности, поэтому Вики тщательно следила за лужей – чтобы не прозевать, когда такое случится.

К тому времени, как она добралась до квартиры, она обливалась по?том и хотела только одного: принять холодный душ и выпить что-нибудь еще похолоднее. Но Вики поняла, что не скоро доберется и до того и до другого, потому что, вставляя ключ в замок, ощутила запах кофе.

– Сто двенадцать градусов в тени по Фаренгейту, – пробормотала она, распахивая дверь. – Как, черт возьми, сейчас можно пить горячий кофе?

Она не ожидала, что ей ответят, и правильно делала.

Защелкнув замок, Вики бросила сумку в прихожей и прошла в крошечную гостиную.

– Как мило, что ты заглянул, Селуччи. – Она нахмурилась. – Выглядишь дерьмово.

– Спасибо, мать Тереза. – Он поднес кружку к губам, едва оторвав голову от спинки кресла, и сделал большой глоток, а закончив пить, встретился с ней взглядом. – Мы поймали сукина сына.

– Марго?

Селуччи кивнул.

– Взяли тепленьким. Сцапали маленького ублюдка в полдень.

«В полдень. Пока я доказывала, что я – мачо круче самого Билли Харриса».

На мгновение слепая зависть лишила Вики дара речи. Вот чем стоило бы заниматься – что-то менять в этом мире, а не валять дурака на парковке кофейной фабрики. Закусив нижнюю губу, она сумела загнать внутреннего монстра обратно в бездну, хотя и не смогла выдавить из себя улыбку.

– Хорошо сработано.

Когда Вики снова впустила Майка Селуччи в свою жизнь, вместе с ним она впустила и полицию. Ей просто нужно было научиться мириться с этим.

Он кивнул, на его лице была усталость и ничего больше. Вики почувствовала, как ее плечи расслабились. Либо он все понял, либо слишком устал, чтобы устраивать сцену. В любом случае она справится.

Она потянулась и взяла из его рук пустую кружку.

– Когда ты в последний раз спал?

– Во вторник.

– А ел?

– Э-э… – Он нахмурился и потер глаза рукой.

– По-настоящему ел, – подсказала Вики. – А не что-то из коробки, посыпанное сахарной пудрой.

– Не помню.

Покачав головой, она пошла на кухню.

– Сначала бутерброд, потом спать. И лучше не отказывайся от холодного ростбифа, потому что больше у меня ничего нет.

Кладя мясо на хлеб, она ухмыльнулась. Почти как в старые добрые времена. Они с Селуччи заключили договор много лет назад, когда стали жить вместе: если один из них не сможет позаботиться о себе, он позволит это сделать другому.

– У нашей работы достаточно способов сожрать твою душу, – сказала Вики (Селуччи массировал напряженные мускулы ее спины). – Так что есть смысл создать свою личную службу поддержки.

– А может, ты просто хочешь иметь возможность похвастаться перед кем-то выполненной работой? – фыркнул он.

Вики ткнула его локтем в солнечное сплетение и мило улыбнулась, когда он резко вдохнул.

– И это тоже, – сказала она.

Хорошо, когда есть тот, кто понимает, что все в порядке, но важно иметь и того, кто понимает, что все не в порядке, не задает кучу глупых вопросов, не имеющих ответов, и не растравляет сочувствием рану, нанесенную неудачей. Человек, который просто сделает бутерброд и застелет постель, а потом уйдет, оставив мятым и потным последний комплект чистых простыней.

Шесть часов спустя Селуччи, спотыкаясь, вышел в гостиную и затуманенным взглядом уставился в телевизор.

– Который иннинг?

– Заканчивается четвертый.

Он рухнул в единственное оставшееся свободное кресло. Вики прочно обосновалась в другом.

– Сколько забито голов? – спросил он, почесывая волосатую грудь.

– Это пробежки, придурок, как тебе прекрасно известно, а пока игра шла без пробежек.

Его желудок громко заурчал, перекрывая шум толпы, приветствовавшей аут.

– Как насчет пиццы?

Вики бросила ему телефон.

– Это мой дом, поэтому платишь ты.