Капсула времени. Кукла с фарфоровым лицом

Нина улыбнулась, прижала цветы, вдохнула их аромат и убежала в общежитие.

Через полгода Нина и Ардалион поженились. Скромно, тихо, так, что не многие в госпитали сразу узнали это. А еще через год Нина поняла, что беременна.

– Ну, как же так, Ардалион? – спрашивала она мужа, глядя на него испуганными глазами. – Как же так? Мы ведь совсем не планировали сейчас заводить детей.

– Мы не планировали, а он взял и завелся, – весело отвечал Ардалион.

Мужчина был безумно рад, что у него появиться сын или дочь. «Нет. Определенно это будет сын», – говорил себе Ардалион.

– Ну, вот что ты все время смеешься? – сердилась Нина на своего мужа. – Что ты все время шутишь? Ты что не понимаешь, как это серьезно? Какие дети? Ведь война!

– Но она рано или поздно закончится, – успокаивал свою жену молодой и счастливый доктор. Даже в тяжелое, кровавое военное время можно чувствовать себя счастливым.

– Вот именно – рано или поздно! – почти кричала Нина. – А вдруг – поздно?

– Что ты такое говоришь, Нина? – упрекнул ее муж. – Ты же слышала по радио, что наши уже Киев освободили и гонят, и гонят этих проклятых фашистов по Европе.

Шел декабрь 1943 года. Страна с большими надеждами на скорую победу готовилась встретить 1944 год.

– Слышала, – присев на табуретку на общей кухне их коммунальной квартиры, сказала Нина. – Но все равно страшно.

Комната в коммуналке досталась Ардалиону от родителей, которые умерли в первые годы войны.

– Я понимаю тебя, Ниночка. Но ты ничего не бойся. У нас с тобой в запасе еще девять месяцев.

– Восемь, – поправила его жена.

– Ну, хорошо – восемь, – согласился Ардалион с ней. – К тому времени война закончится.

– А если не закончится? – не могла успокоиться Нина.

– А если не закончится, – продолжал он. – то ты не забывай, что у тебя есть я. Все будет хорошо, маленькая. Не переживай.

– Ну, если ты так думаешь… – протянула Нина.

– Я в этом уверен, – бодро ответил Ардалион своей жене.

– Хорошо. Тогда давай поедим. А то я голодная, как волк. Даже не знаю, что со мной.

Настроение у Нины менялось со скоростью света: то она волновалась о будущем их семьи и всего мира в целом, при этом громко рыдая, то смеялась без причины, говоря, что она самая счастливая женщина на свете, потому что у нее есть такой замечательный муж, как Ардалион. «И еще, нас скоро станет трое, а может даже и четверо», – лукаво подмигивая, говорила она мужу и начинала целовать его куда придется: в нос, в глаз, в губы. «Сумасшедшая», – смеялся Ардалион, в шутку отбиваясь от жены. «Нет, беременная», – отвечала она ему. Но чаще всего Нина хотела есть за двоих.

– Ардалион, почему я постоянно хочу есть? – капризно надула Нина свои губки, обращаясь к мужу. – Я же скоро ни в одну дверь не смогу войти.

– Товарищ медсестра, – обратился он к жене улыбаясь, – вы и в правду не понимаете, что с вами?

– Ах, да, – девушка шутливо прижала ладонь к своему лбу. – Я уже успела забыть, что я беременна.

– Энцефалопатия беременных, – поставил ей диагноз муж и засмеялся, увидев округлившиеся глаза своей жены.

– Я тебе сейчас дам – энцефалопатия, – схватила Нина полотенце и в шутку пригрозила им мужу. – Ты что меня дурой назвал?

– Нет, только глупышкой.

Ардалион подошел к своей жене, обнял ее за пока еще тонкую талию одной рукой, другую руку он запустил девушке в коротко под каре подстриженные волосы. Свою косу Нина отрезала на следующий день после их с Ардалионом свадьбы, после того как ее новоиспеченный муж сказал, что такую красоту из темных завитушек грех утягивать в косу,

и она должна носить волосы всегда распущенными. Но так как это было не практично в работе медсестры, то Нина решила сделать себе модную в то время стрижку. Чему Ардалион был рад. Он любил запускать свои длинные пальцы хирурга в ее волосы и страстно целовать. Ардалион подхватил Нину на руки и унес в их тринадцатиметровую комнату. Он никогда не мог справиться со своей страстью, которая вспыхивала в нем при одном только взгляде на сою жену. Позже, лежа в кровати, Ардалион в благодарность жене за то, что она есть у него, покрывал все ее тело горячими поцелуями, при этом щекоча ее своим горячим дыханием, и Нина от этого заливалась звонким смехом.

«Хорошо, что днем соседи все на работе, – говорила Нина, – а нам с тобой сегодня в ночную смену. А то позора не оберешься с тобой».

Через восемь месяцев родился у Нины и Ардалиона сын. Мальчика назвали Яков. Беременность у Нины протекала тяжело. Ее постоянно тошнило, и совсем не было сил. Плохое питание сказывалось на здоровье будущей матери. А ведь, несмотря на это, Нине приходилось работать в госпитале, как и прежде. Роды были длительные. Нина мучилась больше суток. А бедный Ардалион все это время не находил себе места и отказывался покидать родильное отделение госпиталя, пока его жена не родит. Мальчик родился здоровым, а вот за жизнь матери врачи боролись долго. Казалось бы, все обошлось. Но из роддома Нина вышла больным человеком. Детей у них с Ардалионом больше быть не могло. Тяжелый госпитальный труд не прошел даром.

Молодые родители души не чаяли в своем первенце и делали все, что было в их силах, чтобы вырастить здорового и образованного мальчика. Ардалион, как мог, поддерживал свою больную жену, но через семь лет Нины не стало. В тот год мальчик пошел в первый класс.

После смерти матери Яков решил, что он обязательно станет врачом и будет лечить всех женщин в Советском Союзе, чтобы ни одна мама больше никогда не умерла.

Отец его так больше и не женился. Он пронес любовь к своей Нине через всю жизнь, и посвятил всего себя воспитанию их сына. И на его письменном столе всегда стояла маленькая вазочка с искусственными цветами. Это были ландыши – любимые цветы его жены, которые он каждый год дарил ей в один из весенних дней, в день их первого свидания. А потом такой же букетик из нежных цветов они с сыном приносили их любимой маме и жене на могилку. Отец долго стоял возле могилы и подробно рассказывал Нине, как они с Яковом прожили этот год, и каких успехов добился их сын. Слушая эти рассказы отца, Яков каждый год старался быть хорошим и успешным мальчиком, чтобы отец опять смог рассказать маме, что у них все хорошо, а он – их гордость.

Яков был очень похож на мать. Пока он был ребенком, на его пухлых щечках во время улыбки появлялись «ямочки счастья». Повзрослев, сын вытянулся, похудел и стал все больше и больше походить на самого Ардалиона. Только его всегда улыбчивые карие глаза и слегка вьющиеся волосы были так похожи на глаза и волосы Нины.

Яков с отличием закончил школу, поступил в медицинский институт и стал акушер-гинекологом, чтобы лечить всех женщин, как и обещал самому себе в детстве.

***

Но не все из моих родственников так трепетно относятся к заветам предков. Одним из таких ярких представителей непослушания является мой родной дяди и единоутробный брат моего отца, а по совместительству и сын моего легендарного деда – Родин Алексей Яковлевич.

Лешка у нас работает белошвейкой. Ну, это, конечно, мы его так называем: «белошвейка». А, на самом деле, он известный стилист в нашем городе. Врачом становиться Алексей не собирался никогда. Более того, его тошнило от вида крови, и он не мог переносить страдания людей, сам испытывая боль от увиденного не только на моральном, но и на физическом уровне. Мой дед, наблюдавший, как его младший сын штопает сам себе им же порванные брюки, тяжело вздыхал и говорил, что из Алексея мог бы выйти отличный пластический хирург. «Уж больно шовчик ровно кладет и незаметно». Но его младший отпрыск решил, что вместо того, чтобы кроить и штопать людям лица, он лучше выучиться этих людей красиво одевать, и тогда бедолагам, которые недовольны своей внешностью или фигурой, не нужно будет прибегать к услугам пластического хирурга. «Это почему еще?» – не понимал его отец.

«А потому, папа. Что в моей одежде они будут всегда выглядеть привлекательно и экстравагантно, – говорил Алексей, расхаживая по просторной светлой комнате с портняжным метром на шее, как врач с фонендоскопом. – А ты сам знаешь народную мудрость, что у нас встречают по одежке, а провожают по уму. Так вот – если они не дураки, а мои клиенты не могут быть дураками по определению, – продолжал будущий портной, остановившись возле окна и глядя куда-то вдаль. Казалось, что Алексей уже видит, как его будущие клиенты выстроились к нему в длинную-предлинную очередь, конец которой теряется где-то там за горизонтом. – Так вот, повторяю: если они не будут дураками, то на их внешние недостатки никто не обратит внимание. Зато все запомнят тот шикарный образ, который я им придумаю», – закончил Алексей и, повернувшись к отцу, сделал жест руками типа: «вуаля, смотрите на меня, какой я гений». Конечно, Лешка и был гением. Теперь-то наша семья знала это точно. А дед Яков так и не смирился с выбором сына.

«Ну, и самомнение, сынок», – все, что смог он ответить на заявление своего сына.

Настойчивость, с которой Алексей шел к своей цели, поражала. Он окончил институт дизайна, где с первого курса зарекомендовал себя незаурядным и экстравагантным учеником. Вскоре у Алексея появились первые клиенты. Позднее о таланте юного стилиста узнало высшее общество нашего города, вернее его женская половин. Он стал регулярно получать заказы от жен и не только жен первых лиц нашего города, за которые, разумеется, платили неплохие деньги. Деньги платились не только за хорошую работу, но и за конфиденциальность. Каждая его клиентка хотела иметь что-то шикарное и самое главное – неповторимое. А с фантазией у Алексея было и есть все в порядке. Поэтому он никогда не повторяется в своих работах. И его заказчицы были всегда уверены, что они являются единственными обладателями данного наряда. Что может быть хуже для женщины, особенно для женщины, которая вращается в высших кругах общества, чем появиться в это обществе в одинаковых нарядах, которые поставляют в изобилии наши сетевые магазины одежды? К тому же Алексей стал прекрасным модельером, который учитывает все особенности фигуры той или иной женщины и знает, как подчеркнуть ее достоинства и спрятать все ее недостатки. За что его просто обожали далеко не молодые и не очень стройные, но вечно находящиеся на диете и вечно молодящиеся жены начальников, которые в нарядах Алексея выглядели не хуже молодых и таких юных любовниц своих мужей.

Помню, как он сшил моей лучшей подруге Лере Ивановой на последний звонок в школе юбку, которая при движении распадалась на множество клинышек, показывая ее стройные ноги. И это была не просто его прихоть, а стремление показать, что у Лерки самые красивые ноги в нашей школе.

С Лерой мы дружили с первого класса. Именно она помогла мне пережить расставание с человеком, которого я любила и люблю до сих пор.

Часть1

Глава 1

То, что я по-настоящему влюбилась, я поняла в десятом классе школы, но не сразу смогла признаться в этом ни себе, ни своей подруге Лере. Казалось, невозможным, чтобы я смогла полюбить Антона Соболева, этого голубоглазого дьявола, который доставал меня с первого класса своими дурацкими шуточками. Но это произошло. Именно благодаря этому противному мальчишке мне пришлось в начале первого класса отрезать свои длинные волосы, когда он умудрился прилепить к ним мерзкую жевательную резинку. Помню, как я плакала, увидев в зеркале парикмахерской свое отражение с короткими кудряшками вместо длинных волнистых волос, которыми я всегда очень гордилась. Но я была девочка не из робкого десятка и смогла отплатить Антону за свои кудри сполна, облив одноклассника чернилами из отцовской ручки Паркер на глазах у его друзей, за что парень и получил свое прозвище – Синий. Именно с этого момента и началась наша многолетняя война. Не проходило и дня, чтобы мы не поссорились или не подстроили друг другу какую-нибудь пакость. Все в классе: и учителя, и ребята считали нас с Антоном непримиримыми врагами. Так продолжалось много лет.

Но однажды, в десятом классе Антон перешел все границы дозволенного и довел меня до настоящей истерики. Он подбросил ко мне в портфель игрушечную мышь. И все бы ничего, но я-то приняла эту резиновую игрушку за настоящую, живую мышь. Как Антон узнал, что я панически боюсь мышей, мне было непонятно. От увиденного я долго не могла прийти в себя, даже когда выяснилось, что мышь игрушечная. Вначале меня начала колотить крупная дрожь, затем затряслись руки, и на глаза выступили обжигающие слезы. Моя подруга Лера, которая все это время находилась рядом со мной, заметила, что я внезапно побледнела. Когда подруга поняла в чем дело, она усадила меня за нашу парту и попыталась успокоить. Лера знала, что я очень боюсь мышей. Подруга накинула на мои плечи свою теплую кофту, чтобы унять мою дрожь, затем принесла стакан воды из кулера, который стоял у нас в классе и всячески пыталась отвлечь меня от увиденного разговорами, но ничего не помогало. Меня все также била мелкая дрожь, пальцы рук похолодели и отказывались двигаться.

«Соболев, ты совсем дебил?» – крикнула преданная подруга, обернувшись в сторону стоявшего в дверях одноклассника и запустив в него игрушечной мышью, которую она предусмотрительно вытащила из моего портфеля, так как я сама этого сделать точно не смогла бы. Но Антон почему-то не радовался как обычно своей выходке, а переминался с ноги на ногу и, казалось, что-то хотел сказать, но никак не мог подобрать нужных слов. Вокруг нас с Леркой столпились одноклассники, в основном это были девочки. Видя, как я рыдаю, и поняв на сколько сильно на этот раз он испугал меня, Антону стало неловко, и он решил попросить у меня прощение, подойдя ко мне на следующей перемене. Именно тогда и произошел тот самый переломный момент, который заставил взглянуть меня на одноклассника совсем по-другому.

Внимательно посмотрев на Антона, пока тот неловко извинялся передо мной, я поняла, что он не такой уж и противный мальчишкой, а совсем наоборот – очень привлекательный молодой человек. И как я раньше этого не замечала? Наверное, наша вечная вражда застилала мне глаза, и я видела в Соболеве только плохое. Вглядевшись в его темно-голубые глаза, я увидела, что под внешней оболочкой сильного пацана, Антон оказался очень ранимым человеком. Чем дольше я смотрела на него, тем сильнее было ощущение, что я погружаюсь в теплое голубое море, от прикосновения ласковых волн которого на душе становилось тепло и спокойно. Тогда Антон впервые назвал меня по имени, а не этим дурацким прозвищем – Кудряха, которое сам же мне и придумал из-за моей новой прически в первом классе. И я поняла, что одноклассник на самом деле искренен и не играет со мной. Тембр его мягкого и нежного голоса играл на струнах моей души какую-то магическую мелодию. В какой-то момент я испугалась, что не смогу контролировать себя, завороженная его голосом и его взглядом. Мне так захотелось провести рукой по его русым волосам. У Антона, на мою беду, была густая шевелюра пшеничного цвета, которая ложилась мягкой волной. Но гордость взяла верх над чувствами: «Очнись, Яна, – пропел мне внутренний голос, – он твой враг! И нечего так пялиться на него, а то Синий все поймет и будет смеяться над тобой, рассказывая своим друзьям, что Кудряха в него влюбилась». Я смахнула с себя дурман, который так внезапно овладел мною и пригрозила Антону, чтобы тот никогда больше не смел подходить ко мне. Видно было, как парень растерялся и не знал, что мне на это ответить. Он опустил свои глаза, которые, казалось, больше не могли выносить моего осуждающего взгляда и отошел, так больше ничего не сказав. С тех пор Антон не только больше не подходил ко мне, но и делал вид, что меня вовсе не существует. А вместе с тем прекратились и его ежедневные шуточки в мой адрес, больше не было никаких розыгрышей и подколов. Зато во мне с тех самых пор что-то изменилось. И каждый раз, глядя на Антона, так чтобы никто этого не заметил, в моей груди не известно от куда появлялся пульсирующий комок. Этот комок то сжимался, принося мне нестерпимую боль от того, что Синий меня не замечает, то расширялся, заполняя теплом и счастьем все мое внутреннее пространство, когда я все-таки могла поймать его взгляд. Его нежный взгляд. Ощущение счастья было и от того, что Антон находился практически каждый день со мной рядом, и я могла, в втихаря наблюдая за ним, рассматривать его лицо. Которое теперь мне казалось совсем не знакомым и таким красивым. Но если бы не моя дурацкая гордость, то не случилось бы того, что произошло дальше.