Тайная история Тартарии. Том 1. Паны, холопы и Другие

Сирко мотнул головой.

– Не видать, не слыхать.

– Ну, стало быть, оторвались. – Атаман крикнул: – Здесь лагерем станем!

Он погладил длинный ус, и когда чайка приблизилась к берегу, ловко спрыгнул наземь и уставился на стоявшие пред Иваном яства.

– Ишь ты, тут и стол накрыт. Ждешь кого?

– Милости прошу, – подхватился Сирко. – Почитай, вас и жду.

– А ну, хлопцы, налетай!

Вывалившие на берег казаки гурьбой набросились на еду и смели ее с такой скоростью, что гостеприимный хозяин едва успел схватить ломоть хлеба.

– Ты, малый, чьих будешь? – довольно поглаживая живот, поинтересовался обладатель зычного баса.

– Иванко я, сын казачий. Отца Митрием зовут.

– Митрич, стало быть. – Атаман вновь закрутил ус, оглядывая парня. – Добре, добре. А я, стало быть, Максим Лихолет. Слыхал о таком?

Иван честно мотнул головой, что явно не порадовало осанистого усача.

– А тут что делаешь? – спросил он.

– На Сечь иду.

– Ишь ты, на Сечь! А саблю, небось, у батьки скрал?

Иван нахмурился, глянул туда, где оставил добытый в реке меч, и опешил – вместо длинного прямого клинка перед ним лежал изумительной работы шамшир[1 - Шамшир – кривая персидская сабля.] с вызолоченными письменами и узорами, сбегающими от пяты к острию по зеркально блестящей стали.

– Не-а, сам добыл, – возмутился Сирко, удивленно разглядывая оскаленную волчью голову, венчающую рукоять.

– Да ну, неча брехать, где ж тебе этакую красавицу добыть?! – хмыкнул Лихолет. – Тебе ж, поди, мамка и ножа не доверит капусты нашинковать! А вот слушай что скажу, давай так сговоримся – ты мне эту саблю дай, тем паче, коли она твоя, а не отцова-дедова, а я тебе иной отдарюсь. Доброй, ты не сомневайся! А к тому еще и джурой[2 - Джура – оруженосец у казацкой старшины, XVII–XVIII вв.] к себе возьму. Ну что, по рукам?

– Не, не дам. Да и не хочу я джурой. Уж больно честь велика, я, поди, и капусту-то не всю порубал! – снова покачал головой Сирко.

– Ишь, какой гордый! – криво усмехнулся ватажник, раздосадованный отказом мальчишки. – Ну, так я эту саблю все одно возьму. Мне, поди, нужнее. – Он сделал шаг к лежащему на кошме оружию и вдруг услышал неподалеку глухое рычание. Из-за ближайших кустов, недобро глядя на обидчика и приседая для прыжка на задние лапы, появился крупный волк. Максим потянулся было к рукояти пистоля, торчавшего за поясом. Но зверь, обнажив клыки, вновь глухо зарычал. – Ишь ты, – пробормотал атаман. – Ну ладно, будь по-твоему. А тока об заклад готов биться – хоть с саблей, хоть с волком, хоть на руках ходи, а не быть тебе сечевиком. Кто ж тебя, этакого заморыша, в курень примет?

– А вот буду! – упрямо буркнул Сирко, хмуро глядя на ватажника.

Лихолет расхохотался и, обернувшись, хлопнул себя ладонью по седалищу.

– Вот тебе, а не Сечь! Да скорее уж ты нас пехом обгонишь и до Хортицы прежде нашего дойдешь, чем казаком станешь!

– А ежели обгоню?

– Ну, ежели обгонишь, – глумливо хмыкнул казак, – тогда – да, тогда будь по-твоему! Да только лучше ступай домой, не позорься. Мы к завтрему полудню уже на Сечи будем, а тебе дотуда, почитай, день ковылять. Так что за пироги тебе спасибо и добрый совет – не рядись с казаками впредь. Нынче-то мы сытые и добрые, а так, глядишь, рожа-то с кулаком познакомится, рада не будет!

– За совет и науку благодарствую, – чувствуя, как закипает что-то в груди, проговорил Иван. – Пойду я. До Сечи, и впрямь, еще идти и идти.

– Ишь ты, упертый! Ну, ступай, ног в темноте не обломай!

– Уж какой есть. Слова твои, атаман, все слышали, так что до завтрева, до полудня их не забудь! И я не забуду!

Иван бежал резво, как никогда прежде, так что даже его клыкастый побратим едва поспевал за ним. Сабля в невесть откуда взявшихся ножнах нещадно колотила по бедру, но он не обращал внимания. Не шуточное дело – попасть к полудню на Сечь, тут и верхом поди, доскачи! Невесть сколько верст он пробежал так, прыгая с камня на камень, виляя лесными тропками, покуда не рухнул без сил в густую траву. Волк сел рядом и начал тыкаться носом в щеку.

– Сейчас, – прохрипел Сирко. – Сейчас встану.

– Да уж лежи, чего там, – раздалось совсем рядом. – Времени-то еще ого-го сколько! Хорошо бежал, я аж залюбовался!

Пересиливая себя, Иван приподнялся на локти. Конечно, обмануться было невозможно: озаряемый луной, опираясь на посох, над ним стоял Волх Всеславлич.

– Куда ж ты побег, малый?

– На Хортицу, – выдавил парень.

– Ишь ты, а попрощаться?

– Так ты ж пропал!

– Что с того? Ушел, стало быть, в том нужда была. Ну, а коли вернулся, уж точно неспроста. Идем, до дома меня проводишь, заодно и простимся.

– Волх Всеславлич, миленький, я ж так к сроку припозднюсь!

– Пустое молвишь. Слыхал, небось? За дурною головою и ногам нема покою, а пустая голова и вовсе с плеч слететь норовит. Оно тебе не в прибыток! Вставай! Неровен час, луна уйдет.

Иван с трудом поднялся на ноги и, чувствуя, как от усталости гудит все тело, поплелся за наставником.

– Я ж тебя еще обещал поучить, как тем оружием врага поражать. Или ты одним видом клинка своего недругов разогнать понадеялся?

Далеко идти не пришлось. Седобородый учитель поднял руку к небу и будто протянул от луны светлый полупрозрачный луч, который лег тропинкой поверх травы. Кудесник ступил на нее и зашагал, как ни в чем не бывало. Иван осторожно ступил ему вслед, прозрачная тропка держала, будто каменная мостовая. Долго ли, коротко, Сирко увидел высокий курган с плоской макушкой, вокруг которого неусыпной стражей, бдительно оглядывая подступы, стояли валуны почти в человеческий рост. Присмотревшись, Иван разглядел, что на каждом из них грубо вырезан суровый воин с мечом на поясе.

– Ну, вот я и дома, – объявил Волх Всеславлич, и лунная тропка исчезла, будто погасла.

Сирко, уже переставший изумляться умениям своего учителя, лишь вздохнул, да махнул рукой. Оно, конечно, грех доброму христианину с колдовством водиться, но что попишешь, коли сила чудодейская из тебя сама лезет, как тесто из квашни. «Вот приду на Сечь, – подумал он, – непременно в храме свечку поставлю, да помолюсь, как следует».

Он обвел взглядом курган в поисках если не вежи, то хоть бы какой хаты. Но ничегошеньки, даже самой распоследней землянки не было вокруг.

– Ну что ж, воитель, давай, вытаскивай оружие из ножен. Держи его крепко, но не грубо, а как девичью руку. Чай, не кочерга.

Сирко выхватил саблю из ножен и вдруг ощутил прилив неведомой прежде силы, так что встань перед ним сейчас крепостная башня – пожалуй, и башню бы срубил!

– Этак поглядеть – так и славно! – с насмешкой в голосе проговорил Волх Всеславлич. – Что ж, сразу вижу, отец тебя сызмальства науке сабельной учил. Вот, стало быть, сейчас с помощничками моими и схлестнешься. Рубись что есть силы, не жалей, но помни, и они тебе спуску не дадут. А ты, клыкастый, – шикнул он на волка, – сиди тишком, не твоего ума тут дело! – Побратим заскулил и отвернул голову, будто не в силах видеть того, что должно было произойти. – Вот так-то и ладно, так-то по уму.

Седобородый хлопнул в ладоши, и каменные воины вдруг отряхнулись, будто смахивая насевшую пыль, с тяжелым вздохом вытянули ноги из земли и со всех сторон пошли на Ивана.

– Дерзай, воитель! Посмотрим, на что ты горазд!