Тайная история Тартарии. Том 1. Паны, холопы и Другие

– Да, и славно воевал. Он может сражаться даже за индийского царя против китайского богдыхана, но ни против казаков, ни против малороссов, ни против московитов он оружия не поднимет. А нашего брата рубить для него – как иному мед есть.

– По всему видать, не только нашего, – медленно заметил жених королевы Кристины. – Мне тут рассказали, что не так давно, напав на Крым, он освободил несколько тысяч человек из полона. Часть этих людей, по большей мере дети татар от здешних девиц, начали пенять ему, что придется идти невесть куда, невесть зачем, что там, в Крыму они знали, что готовит им всякий день, знали порядки и обычаи. Он настолько озверел от их стенаний, что велел перебить до трех тысяч соплеменников.

– О, да, – кивнул Владислав. – Рассказывают также, будто он заявил: «Кто ни в грош не ставит свободу, того и жизнь гроша ломаного не стоит». Жуткий зверь, скажу я тебе.

– И что же ты, друг мой, государь, король и великий князь, миришься с тем, что в твоих землях промышляет этакое чудовище?

– Увы, к нему не подступиться.

– Полагаю, это не так. Если ты дашь мне надежного человека с хорошим отрядом, я сделаю так, что он придет сам.

– Неужто такое возможно?

– Всякий добрый христианин должен бороться с демонами, – насмешливо ответил граф фон Шрекенберг. – Так что я лишь исполняю свой долг.

– Что ж, прекрасно! Ротмистр Гжегож Левартовский в твоем распоряжении, ты уже видел его. Он храбрый и честный рыцарь. Пусть возьмет из своей хоругви столько людей, сколько тебе понадобится.

– Что ж, пан Гжегож так пан Гжегож. Я буду ждать его в своем замке.

* * *

Казаки, стоявшие караулом у дома атамана Сирко, встрепенулись было, похватались за рушницы, увидев мчащего по большаку всадника. Но затем вздохнули спокойно, кто ж в казачьем кругу не знал справного казака Максима Лихолета? Правда, вид у него нынче был такой, что впору руками всплеснуть и помянуть черта хвостатого. Рубаха на нем была разодрана, так что свисала клочьями с плеча, лицо разбито в кровь, но за поясом у полковника торчал турецкий пистоль, а в руке красовалась татарская сабля.

– Софья, Софья у себя?! – отплевывая кровь с разбитых губ, кричал он, подъезжая к воротам.

Услышав знакомый голос, жена атамана Сирко, сопровождаемая вооруженными сыновьями, вышла на крыльцо.

– Что случилось? С Иваном что-то?

– Того не знаю. Ну, да что с ним станется? Татары сюда идут, сам Дейали-Мурза с войском! Меня с малым отрядом в степи переняли, скрутили, едва жизни не лишили. – Максим утер кровь с лица. – Но оно может и к добру: я их планы вызнал. Мне-то их наречие хорошо знакомо. А им про то не ведомо, вот они при мне языком и трепали. Поди, не думали, что я сбегу, а я сбег. Стражников положил, да и сбег. За прошлый иванов поход, когда он поскребышей татарских в степи порешил, осерчал Гирей, решил на Москву идти. Головные полки Дейали-Мурза ведет, черт арнаутский. А другой отряд на Полтаву ушел, чтоб, ежели муж твой или гетман на помощь двинутся, то дать им бой и обратно на Днепр откинуть.

– Так надо в Харьков спешить! – нахмурилась Софья. – Наша-то Мерефа супротив татарского войска сама не выстоит. Скоренько надо оповестить, да за стенами укрыться.

– Не! – замотал головой Максим, спешиваясь. – Туда я побратима своего послал, бежали вместе. Так что в Харькове нынче упреждены. Но туда соваться – что головой в омут. Сюда за тобой Дейали-Мурза лишь тысячу всадников отрядил, почитай, через час-другой уже тут будут. А всей силой, как есть, на Харьков навалится. В Белгород нужно поспешить, чтобы воевода царский на подмогу шел со стрельцами, да конницей дворянской! И в Москву, стало быть, гонца отослал. Ну и тебе с детьми, ясное дело, там спокойней будет.

– Вот как?! – Софья сжала губы и задумчиво глянула на большак, не вьется ли там пыль столбом от идущей вдали конной лавы. – Что ж, дело говоришь, Максим Афанасьич. – Она кивнула сыновьям, те бросились в дом. – Скоро мы. У нас на такой случай все собрано.

Верная жена атамана скрылась за дверью, тяжело вздохнув, подошла к иконе Святой Божьей Матери, достала из-за нее нож булатный и вонзила его в лежащий на столе теплый, едва только из печи, каравай. Да так, что клинок вонзился в столешницу.

– Вот теперь и ехать можно, – прошептала она.

* * *

Дорога шла лесами, казачьи дозоры ткнулись было в сторону Харькова, да и впрямь напоролись на татарскую орду, едва живы ушли. Стало быть, идти нужно было кружным путем. Оно, конечно, дольше, но и надежнее. Да еще и в Чугуеве, ежели повезет, подмогу раздобыть можно. Десяток верховых, да телега с домашними пожитками, да возок с семейством – вот и весь отряд – ищи иголку в стоге сена! Тем паче, еще один десяток казаков с телегой в другую сторону пошел, следы заметать, да на себя отвлекать злых татаровей.

И вот уже дело шло к вечеру, лес погружался в сумерки, и тени деревьев вытягивались разлапистыми чудищами.

– Ничего, ничего, – успокаивал Софью Максим Лихолет, уже добела умытый, переодетый в новое и чистое, как подобает казачьему полковнику с шестопером за кушаком, – к ночи доберемся.

Он оглянулся, будто ожидая подтверждения своих слов. Из леса невпопад заголосила кукушка, и в тот же миг из окрестных кустов грянул залп, а затем из лесу на дорогу ринулись всадники в вороненых кольчугах, в мисюрках с волчьими хвостами, с подвешенными кольчужными бармицами. Сыновья Ивана схватились было за сабли, но тут же замерли, увидев ствол пистоля, направленный в лоб матери.

– А ну… бросайте! – рявкнул Максим Лихолет. – Только дернетесь – я ей дырку в голове проделаю! Мозги сквозняком выдует!

Спустя несколько мгновений, когда с казаками, охранявшими возок, было покончено, один из всадников подъехал к атаманскому семейству и с поклоном снял шлем.

– Пани Софья, я барон Гжегож Левартовский, ротмистр панцирной хоругви, мне приказано доставить вас к королю. Поверьте, я не причиню вам зла.

– Да я скорее порешу себя! – возмущенно закричала женщина.

– Порешишь, как же! – Лихолет распахнул дверь возка и схватил Софью за волосы. – Да что с ней панькаться?!

– Не сметь! – рыкнул барон, занося саблю над головой предателя. – Она благородная пленница!

– Да тьфу на тебя, пес бесхвостый! Ни ты, ни круль твой мне не указ! – Он в гневе оттолкнул было ротмистра и тут же отшатнулся: клинок польской карабелы едва не полоснул его по лицу.

– Ах ты гадючье семя!

Казачий полковник выхватил из ножен украшенный золотом килич и бросился в атаку. Панцирники двинулись было на помощь командиру, но тот лишь усмехнулся и жестом остановил их. Схватка была стремительной и бескомпромиссной. Пару раз уклонившись от атак рассвирепевшего казака, ротмистр ушел в сторону, пропуская его саблю мимо себя, и тут же острый клинок карабелы чиркнул Максима по гортани, распарывая ее и лишая изменника жизни.

– Прошу извинить, ясновельможная пани, – начал было он, и вдруг удар в грудь сбил его с ног.

Он отлетел, едва удержав в руках саблю, будто ураган пронесся над лесной дорогой. Гжегож приподнялся на колено, и вновь резкий удар и падение, а затем кто-то схватил его. И тут барон услышал слова, обращенные вовсе не к нему:

– Ты цела, сердечко мое?

– Да, свет мой! – послышался в ответ нежный голос Софьи.

Гжегож Левартовский ошарашено огляделся. Три десятка панцирников лежали на дороге без движения. Похоже, из всего посланного королем отряда живым оставался он один.

– Прости, задержался. Татары в большой силе навалились, но мы их картечью славно попотчевали. А как ты ножом заветным каравай пробила, так у меня сразу сердце кольнуло. Заспешил, да, видать, припозднился.

– Ну что ты, Ванечка, как всегда, вовремя поспел.

Иван Сирко еще раз тряхнул ротмистра.

– Ну что, пан добродий, молись своему богу!

– Не убивай его, Вань, на нем вины нет, Максим нас предал! А этот нас защищал.

– Защищал, говоришь? – Атаман Сирко отбросил барона в сторону, будто это был куль с овсом, а не крепкий мужчина фунтов в пять с лишком пудов весом. – Что ж, коли Софья за тебя просит, то помилую. Но только ж правду говори, за каким рожном тебя сюда занесло?

– Король велел доставить пани Софью и сыновей твоих в замок Гуровеже. Я лишь должен был сопроводить их да проследить, чтобы в пути с ними ничего не случилось.

– А что ж так-то, раньше в гости не звал, а тут вдруг целое войско за ней прислал?

– Мне-то неизвестно. Только недавно из Империи в Вавель прибыл посланец императора, граф фон Шрекенберг. Именно после разговора с ним король послал меня сюда. Да и Гуровеже принадлежит не королю, а именно графу.

– Ишь ты, а что это моя семья вдруг вашему Хрякенбреху понадобилась?