Камин

Хозяин нехотя подошел, чтобы затушить бьющийся огонь. Неожиданно сноп искр выметнулся из-под обуглившейся деревяшки и «оплевал» дорогой «наполеоновский» костюм.

– У, черт, – отскочил хозяин, но было поздно: весь костюм тлел мелкими чернеющими точками. Закипела в груди триумфатора жадность.

Кипела в Камине ненависть.

– Ладно, – успокоил себя триумфатор. – Будем считать – к удаче.

– К удаче, – зашелся Камин дымом от воды, что на огонь его лилась из кувшина. – К удаче, адвокатик, погоди.

Триумфатор этого не слышал, он старательно тушил огонь. Ему было несказанно хорошо от настоящего, но еще более – от предстоящего будущего, где у него должна быть абсолютная власть. Он знал, вернее, слышал, что власть развращает, абсолютная развращает абсолютно. Но этого и хотелось: полного разврата во всей атрибутике власти: в привилегиях, капитале, охране, в страхе и зависти окружающих, в манипуляциях с ними, в давлении на административный аппарат. Вкус власти он не просто любил. У него было невротическая потребность ощущать власть над себе подобными. Именно власть давала так недостающее ему ощущение силы.

– От вкуса власти потекли мозги, – пылал камин от хохота все ярче.

Власть, власть, власть! Как сладок твой вкус, как манящ: всепозволенность, вседозволенность и коленопреклоненность тупой человеческой массы, жаждущей исполнить любое желание господина, даже самое низменное, самое грязное. Для них все, исходящее от властителя, становится прекрасным, все подлежит восхвалению и обожествлению. Это и есть блаженство! О, вкус власти! О, сладостный, недосягаемый для серой массы плод. Власть. И только власть! – с этими мыслями преуспевающий адвокат вышел из офиса.

На небе сияла луна и освещала старый городской двор, в центре которого красовалось новое современное строение. Преуспевающий адвокат блаженно оглядел свой особняк, возвышающийся в лунном свете, и гордость ощутил такую, что чуть не разорвала она его рыхлую оболочку, перехватив дыхание и выступив потом на очках. Еще немного и, наверное, лопнул бы от разыгравшейся гордыни. «Мой офис. Мой! – кричала гордыня. Я – владелец, единственный и полноправный».

Ну и денек у него сегодня! Просто счастье! – смотрел преуспевающий адвокат снизу вверх в ощущении своего наполеоновского величия. – Спасибо Федору, что подарил такой замечательный вечер. Если бы не он… И пошла пластинка крутиться заново.

Плыли по небу тучи, проплывали над преуспевающим адвокатом, его офисом, мечтами. Но он не видел наплыва туч, перед глазами был только особняк.

– И это не предел, – выпустил Антон Альфредович на волю свои наполеоновские мечты, не обуздывая их. – Со временем он скупит все близлежащие дома и будет владеть целым кварталом на знаменитой Пушкинской, которую когда-то подметал. Потом завладеет районом, потом… – Это были тайные мечтания натурой нараспашку, когда никто не видит и не слышит. Они ширились, росли. Им было вольготно рядом с собственным домом. И доросли они до владения всем городом Харьковом.

Но… остановились плывущие над домом тучи, кучкуясь, громоздясь одна на другую, и зависая не столько над домом, сколько над головой преуспевающего во всех отношениях адвоката. Но он этого не видел…

Как и того, что в Поле его Судьбы активизировался Механизм Возмездия.

в это время Федор шел по улице, сам не понимая, куда идет и зачем? И было ему совсем не до офиса бывшего однокашника. Дома голодные мама, жена и дочурка ждали его с деньгами или хоть какими-то продуктами. Мама, которую он очень любил, была, к тому же, больна. А он ничем не мог порадовать, никому не мог помочь, и ноги домой не несли.

На следующий день Антон Альфредович, без всякой на то видимой причины, позволил себе не прийти на работу вовремя. Желал продлить «возлежание на лаврах», а работа – это не возлежание, даже если и происходит все в собственном офисе.

Однако дома задерживаться не хотелось и, отказавшись от завтрака в ссылке на спешку, он остановился возле кафе «Театральные встречи», которое находилось в здании нового Оперного театра и открылось раньше самого театра. Театр строился настолько долго, что харьковчане стали именовать его мавзолеем надежд. Поколение, в год рождения которого заложили фундамент, успело вырасти и родить поколение следующее. Когда театр, наконец, достроился, его надо было уже ремонтировать, смех да и только.

Поставив машину на стоянку, Антон Альфредович спустился вниз (кафе находилось в подвальном помещении), заказал цыпленка «гриль», взбитые сливки с черносливом и курагой, кофе с рюмочкой ликера, и, отключив мобильник, продолжал триумфариться. Он полюбил это кафе еще во времена голодного студенчества, когда скудные финансы позволяли зайти сюда только раз (ну, от силы – два) в месяц, и то не каждый. А хотелось всегда и хотелось очень. Кафе тогда только открылось, и, несмотря на дороговизну, бывало постоянно набито битком. Это сейчас оно пустовало, общая нищета сказывалась на всем. К тому же, рядом выросло множество различных забегаловок: и хороших, и плохих, а тогда всего этого в огромном студенческом городе было маловато, и кафе в центре города долгое время было одним из самых модных, посидеть здесь было попросту престижно. И хотя сейчас преуспевающий адвокат бывал уже в более престижных местах, это кафе ему ностальгически нравилось: приятно щекочущее чувство, что он своего добился, здесь возникало практически всегда. И то, что вместо былого шума, теперь здесь тихо и спокойно, ему тоже нравилось.

О работе не думалось, только об успехе и царственном будущем, мысли текли свободно, вальяжно, без изнуряющих эмоций и страстей. На часы Антон Альфредович не смотрел, и сколько прошло времени – не знал. Но логика нарушила идиллию, напомнив, что надо бы на всякий случай объявиться. Знаменитое «работа – не волк, в лес не убежит» – к его работе не относилось никак. Его работа была как раз тем «волком», который убежать может. – «Выясню, что там, и все дела перенесу на завтра», – решил триумфатор.

От кафе до офиса было рукой подать, и будущий хозяин Харькова решил оставить машину возле театра и пройтись пешком. Он не сомневался, что вскоре вернется.

На работе, кроме различной текучки, в общем-то, совершенно не важной, Марина сказала, что звонил клиент.

– Кто именно?

– Какой-то мужчина. Сказал, что вы с ним вчера договорились, но конкретно не обговорили время.

– И что?

– Я сказала, что раз вы меня ни о чем не предупредили, значит, скоро будете. Он в половине десятого звонил, – посмотрела она на часы, которые показывали 13.40.

– Понятно.

– В 10.00 он звонил еще, – продолжала Марина, – а больше нет.

Антон Альфредович не знал, о ком идет речь, но почему-то сразу вспомнил вчерашнего наглеца.

– Он не представился?

– Нет.

И только сейчас всплыла деталь, которую логика должна была высветить еще вчера: номер мобильника. Знали его лишь самые близкие, а значит, «наглец» знаком с кем-то из них. Друзей у преуспевающего адвоката не было давно, только карьера и родственники жены (своих в далеком захолустье он уже родственниками и не считал). Может, зря он с ним вчера так строго? Может, надо было помягче? Кто-то ведь дал ему телефон. Интересно, кто?

«Конечно, надо было мягче, – сползал с вершины «наполеон». – Чем теперь может обернуться его вчерашняя твердость?»

Телефонный звонок прервал рассуждения. Не зная, почему, но Антон Альфредович был уверен, что звонит вчерашний наглец.

– Да я, – ответил на приветствие. Это действительно был тот, о ком он подумал. – Почему я сразу понял, что это он? – Но вопрос завис в воздухе, не разрешившись ответом. А сколько их еще повиснет!

– Мне надо с вами встретиться, – настойчиво произнес клиент сразу после приветствия.

– Может, завтра? – предложил не совсем уверенно преуспевающий адвокат. – Сегодня я очень занят. – До чрезвычайности не хотелось ему ни с кем встречаться, и он попросту тянул лямку.

– Дело серьезное, – прозвучало в трубке. – Лучше, если мы не будем откладывать.

– Хорошо, – нехотя согласился Антон Альфредович. – Приходите. Жду.

– Я уже здесь.

Антон Альфредович даже вздрогнул, так просто и близко прозвучала эта фраза. И тут же по коридору раздались шаги. Появилось жгучее желание спрятаться. Внезапно шаги замерли. Антон Альфредович прислушался, и уже облегченно вздохнул, но… дверь кабинета открылась.

– Здравствуйте, – сказал вошедший тоном давнего знакомого. – Очень рад, Антон Альфредович, что вы мне не отказали, – и жесткий взгляд замер на лице преуспевающего адвоката.

– Проходите, садитесь, – сказал хозяин, заливаясь липким страхом, непонятно отчего возникшем. – Бросил косой взгляд на посетителя: высокий, темноволосый, и как бы вытесан из чего-то твердого, именно вытесан, а не вылеплен. Все в нем было угловато, резко: лицо, туловище, особенно плечи, – но сильно и красиво.

– Испугались? – спросил посетитель без хитрости и улыбок.

– Марина, ко мне никого не пускать! – командно повысил голос Антон Альфредович. – Я занят.

В ответ тишина.

– Марина!!

– Она вышла, – сказал посетитель, не меняя угла зрения.

– Кто вы? – неожиданно вырвалось у преуспевающего адвоката, и он начал покрываться пятнами. – «Куда могла деться Марина, которая только что заходила в кабинет?»

– Меня зовут Аркадием, – невозмутимо начал посетитель. – По отчеству – Дмитриевич, по фамилии… Да, вот мои документы, – протянул он паспорт. – Бояться меня не надо. У меня к вам серьезное дело. Если вы за него возьметесь, я стану вашим клиентом. – Слова исходили ровно, не прерываясь ни заискивающими улыбками, ни попытками угроз. – Для меня дело важное, хотя вам оно может показаться не очень интересным. Поэтому скажу откровенно: я очень бы хотел, чтоб вы за него взялись. – Помолчал, не отводя жесткий сканирующий взгляд, и неторопливо-размеренно добавил: – плачу хорошо.

– Какое дело? – автоматически спросил адвокат, не в силах унять нервный тремор.