Брусники красный огонёк
Вдруг вспыхнет средь колосьев хлеба.
Плетётся ткань земли и неба.
Струится песни ручеёк.
Магия защищала Мирумтерру от мира людей, где царили зависть и злоба, где войны, грабежи и убийства случались слишком часто, где холодные ветры господствовали большую часть года, а небо даже летом почти никогда не было таким изумительно синим, как в стране волайтов. Да и ведало обо всём этом большинство жителей зелёных холмов лишь из рассказов посланников, передававшихся из уст в уста и превращавшихся в слухи, которым и верить было нельзя. А потому им никто особенно и не верил, зная лишь мир и благоденствие Мирумтерры.
Посланниками называли тех немногих волайтов, которые время от времени отправлялись за пределы их страны, чтобы продать изделия, мастерски изготавливавшиеся летающими людьми (ковры, ткани, пряжу, украшения, гребёнки, заколки для волос и ещё кое-какие мелкие, но необходимые в обиходе вещицы), и купить то, что не производилось в Мирумтерре, но в чём нуждались волайты. Уезжая, посланники одевались по моде людей, прятали свои крылья под просторные плащи, привязав их сначала верёвками к своему туловищу.
* * *
Рэн сидел на берегу реки и смотрел, как другие мальчишки ныряют в воду с мостков. Лучше всех, как и всегда, нырял Фил. Он вообще всегда всё делал лучше всех. Рэн даже заскрипел зубами от досады, а его крылья, отливающие различными оттенками сиреневого, поникли ещё сильнее. Чуть в стороне резвилась стайка девчонок помладше. Среди них была и Спэй, семилетняя сестра Фила. Её крылья с перламутровыми крапинками, в голубых оттенках которых преобладал лазурный, трепетали среди крыльев подружек.
Рэну в прошлом месяце исполнилось десять, и он был ровесником Фила. Вот уже полгода, с тех пор как умерла его бабушка, мальчик живёт в семье Фила и Спэй. Родители пропали пять лет назад, паренёк помнил их очень смутно. Они были посланниками. Что с ними случилось и почему они не вернулись, так и не удалось узнать.
И с каждым днём Рэна всё больше что-то словно сжигало изнутри. Он слышал рассказы о зависти, но боялся кому-нибудь признаться в том, что чувствовал, а потому лишь с оговоркой мог называть так свои ощущения. Но называл уже всё уверенней и уверенней. А осознание того, что он завидует, что чернота мира людей проникла в него, делало пятно на его душе ещё больше и темнее.
Он вскочил, не в силах больше смотреть на триумф Фила, но вместо того, чтобы сбежать, как делал это обычно, подошёл к мальчишкам.
– Я тоже буду нырять!
– Ну-ну, недотёпа, давай! – засмеялся Фил.
Рэн скинул одежду, разбежался и прыгнул.
И ударился животом о воду. Дыхание перехватило, он неуклюже заболтал ногами и руками и кое-как выбрался на берег, нервным движением руки откидывая прилипшие к лицу тёмные пряди мокрых волос.
Мальчишки покатывались со смеху, вторя Филу.
В фиалковых глазах Рэна потемнело от гнева, вся накопившаяся в нём зависть словно влилась в руки. Он со всей силы толкнул Фила. Тот упал, дёрнулся и больше не пошевелился. Рядом с головой появилась лужица крови.
* * *
Спэй плакала, сидя в своей комнате. Прошло три дня, как умер Фил. Все были подавлены случившимся. Накануне на похоронах витал ужас. Взрослые шептались, что магическая защитная завеса порвана и все усилия самых искусных плетельщиков напрасны. Скоро мир людей ворвётся в жизнь Мирумтерры, и вряд ли удастся устоять.
Спэй было страшно. Жалко Фила и страшно. И ещё она думала о Рэне. Он убежал сразу после случившегося, домой не заходил, и никто нигде не мог его найти. По окрестным лесам ходил уже не один поисковый отряд.
* * *
Не прошло и месяца, как пала волшебная завеса, а соседние королевства уже узнали о Мирумтерре. Позавидовали их правители зелёным холмам, синему небу, сияющим под солнцем колоннам из белого мрамора, а более всего неисчислимым сокровищам, спрятанным в сундуках волайтов (по крайней мере, так представлялось в разыгравшемся воображении этих правителей). А ещё позавидовали крыльям. Как смеют эти существа иметь крылья? Как смеют они летать? Ведь даже самый могущественный из королей не может этого?
И потому поспешили объявить в королевствах людей волайтов низшими существами, недочеловеками, уродами.
Объявили и о праве своём на все их богатства и земли.
И вот, по прошествии ещё пары месяцев, вторглось войско самого большого и сильного из соседних королевств в Мирумтерру.
Не было у жителей зелёных холмов оружия, никогда не воевали они, не умели защищаться, не могли убивать даже тех, кто нападал на них.
Огонь и крики, боль и плач
Заполнили холмы.
Безжалостно рубил палач,
Знал: жертвы все вины полны,
А потому жить не должны,
Они ведь недочеловеки.
Ручьями кровь стекала в реки.
И пали взрослые и дети,
Попав в объятья скорой смерти.
Мужчины, женщины, неважно,
Тот, кто бежал или отважно
В глаза убийце заглянул –
Один удел: боль, тьма, забвенье.
Под пеплом зелень. Небо серым
В разводах чёрно-красных стало.
И то, что в этот миг дышало:
Убийца, птица иль паук,
Волайт в объятьях смертных мук –
Всё разом словно осознало:
Исчезло, кануло, ушло
С земли горящей волшебство.
* * *
Спэй, как и почти всегда в последнее время, была в своей комнате, когда услышала страшный грохот, громкие возбуждённые голоса, когда отблески оранжевого пламени лизнули стёкла окон. Она попыталась выбежать в гостиную, но дверь оказалась прижата чем-то с другой стороны. Потом что-то треснуло, межкомнатную стену словно перекосило, появилась небольшая дыра. Спэй приникла к ней глазами. И увидела свою мать, в платье, забрызганном кровью, растрёпанную, с ужасом и такой болью в глазах, забыть которые девочка уже никогда не сможет. Мать заметила её, коротким движением прижала палец к губам. Чуть в стороне от неё лежало обезглавленное тело отца. Спэй чуть не закричала, закрыла рот обеими руками. Из лазурных глаз по щекам текли слёзы. В комнате были люди, в грязных сапогах, доспехах и с оружием в руках (всё, как в рассказах посланников). Так похожие на волайтов, только без крыльев. И с очень злыми лицами.
Что-то блеснуло, и мать упала. Из её тела бил фонтан крови.