Бисквитка

Бисквитка
Татьяна Рогожина

Обычному человеку неплохо бы готовиться к любому варианту развития событий, даже к такому, которого и быть-то не может, как, например, конец света, обещанный на исходе девятнадцатого столетия. Его, правда, к всеобщей радости, не случилось. Зато век двадцатый так перекрутил-запутал судьбы, что собрать осколки реальности в картину, хоть как-то совместимую с жизнью, удалось не всем представителям купеческого рода Дареевых, но в сильных характерах несчастья лишь увеличивают желание познать истину, познать себя, познать мир.

Татьяна Рогожина

Бисквитка

Кто мы ? куклы на нитках, а кукольник наш ? небосвод. Он в большом балагане своём представленье ведёт. Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит, а потом в свой сундук одного за другим уберёт.

Омар Хаям

Пролог

Кое-кто на фабрике считал старшего мастера человеком недалёким, даже глупым, хотя глупость его была замысловатой, путанной и непостоянной. Как только на лице старика появлялась безмятежность, а взгляд уходил куда-то во внутрь, он становился недоступным для общения. И это напоминало одержимость. Вслушиваясь в тихий шорох собственных мыслей, герр Клос переставал, теряя связность речи, отвечать на вопросы, и совершенно не понимал, о чём укоризненно толкует жена, принесшая завёрнутый в тряпицу обед.

Мальчишки-подмастерья, приставленные к нему в обучение, беззлобно смеялись, наблюдая, как мастер, что-то бормоча едва слышно, шарил по полкам, рылся в столе и вдруг замирал с поднятым вверх указательным пальцем, или, вцепившись себе в волосы, сердито раскачивался на табурете, который иногда падал, не выдержав напора, сбрасывая на пол это нелепое существо.

В остальное время он мало отличался от других обитателей городка, традиционно украшенного фахверковыми постройками и шпилями готических церквей, что с комфортом расположился в основании живописного холма, в мягких складках которого среди зарослей можжевельника прятались сказочные сталактитовые пещеры и тихо струилась чистейшая вода из многочисленных источников.

Как и многие жители, герр Клос исправно ходил на работу, отдавая ей большую часть жизни и практически всю душу. Пару раз в неделю после трудового дня заглядывал в местный кабачок-кнайпе, своего рода клуб по интересам, чтобы выпить под лёгкую закуску кружку пива и обсудить последние новости с соседями (чужаки здесь бывали редко). В привычной обстановке ? длинные столы, массивная дубовая мебель ? всё располагало к неспешной беседе. Случались, правда, и споры, поводом для которых всё чаще становилась политика или спорт. После ужина, удобно устроившись в любимом кресле, с уже не раз восстановленной обивкой, герр Клосс листал газеты, где всегда находился повод хоть для удивления, хоть для ворчания. В выходные дни, страдая от вынужденного безделья, проверял счета и безуспешно препирался с женой, склонной к бесконтрольному потреблению аптекарских снадобий.

Лишь мятный ликёр с его освежающим вкусом, который с незапамятных времен делали всё в той же маленькой аптеке, что через дорогу, не вызывал у него раздражения.

Очень действенное лекарство!

Принял рюмочку и хворь непременно отступит. Не то что порошки да пилюльки, коими неразумная супруга травилась с утра до вечера, пытаясь извести то одну болячку, то другую.

Однако от приступов безумия (фрау Марта временную его чудаковатость считала исключительно болезнью ущербного ума) сладковато-горький напиток старика не спасал. Увы.

Не далее как в прошлое воскресение, когда герр Клос надумал освежить старинную надпись над дверным проёмом и подправить гравийную дорожку, чьи очертания показались ему слишком расплывчатыми, ликёр вновь оказался бесполезным средством, хотя и весьма приятным на вкус.

Надо отметить, что он всегда заботливо относился к своему жилищу. Да и как иначе?! Ведь дом перешёл к нему от отца, а тому от прадеда, и был построен в традиционном для немцев стиле, когда сначала возводится жёсткий деревянный каркас, а потом пространство между балками заполняется камнем, глиной или кирпичом, а то и вовсе строительным мусором. Прадед, не имея достаточных средств, каменным сделал только цоколь, чтобы стены не сырели, а дальше использовал смесь глины с ветками, соломой и щепой, чтоб дом «дышал» и стоял долго. И действительно, благодаря стараниям нескольких поколений до сих пор всё держится, не осыпается, хотя столетний рубеж давно преодолён, о чём свидетельствуют выбитые под крышей цифры: тысяча семьсот шестьдесят два, то есть дата рождения дома, в котором всё так же слегка пахнет скипидаром, цветочным мылом, сверкают чистотой полы, а напольные часы в ореховом корпусе исправно отсчитывают время.

Герр Клос привычно взглянул на календарь (подарок на рождество от любезного аптекаря), пришпиленный прямо к стене. Всё правильно: на дворе тысяча восемьсот девяносто седьмой год, ещё чуть и нагрянет век двадцатый. Или вползёт? Или того хуже ? ворвётся, словно хулиган, круша и безобразничая. Нет, нет. Пусть уж лучше произойдёт всё тихо, незаметно, без потрясений. А впрочем, как бы это событие ни случилось, постоянный уход за жилищем, которому в этом году исполнилось ровно сто тридцать пять лет, никто не отменял.

Всему своё время.

Прошлой весной герр Клос побелил наружные панели, подкрасил коричневым цветом дубовые балки, в точности сохранив сложный геометрический рисунок с чередованием тёмного и светлого. Квадраты, треугольники, ромбы. Асимметрия узоров только приветствуется. Теперь пришла пора привести в порядок слова, что когда-то вырезал над входом его далёкий предок: Wie die Mache, so die Sache. Какова работа, такова и вещь. Напоминание потомкам о том, что род у них мастеровой, работящий, где слово «качество» не пустой звук, а образ жизни.

Почти вся родня, да и сам герр Клос, были стеклодувами. Ремесло изучали с детства. А как иначе?! Ведь всё на глазах. Раньше, как правило, работали на дому, получая сырьё от заказчика и ему же сдавая готовую продукцию. Трудились всей семьёй по подряду, распределив обязанности так, что даже детям поручались несложные задания. Конечно, кое-кто и сейчас так работает, по старинке. Но не герр Клос. Его беспокойный и склонный к изобретательности ум не остался незамеченным. Вот уже два десятка лет трудится он на фабрике в должности старшего мастера, которому позволено порой отступать от правил и инструкций, чтобы придумать нечто новое, необычное, чего нет у других.

А тот плетёный короб, в котором когда-то приносили сырьё, стоит теперь в кладовой со всякими нужными и ненужными в хозяйстве вещами, среди которых, если порыться в левом углу, там, где пёстрая ветошь свалена в кучу, всегда найдётся фляжка с ликёром, припрятанная на всякий случай.

Всякий случай наступал обычно в воскресенье, после церковной службы, где-то между поздним завтраком и обедом.

Приняв рюмочку для бодрости и найдя на полках нужную банку с краской, герр Клос принялся за работу, аккуратно обводя кисточкой каждую выпуклость на буквах, пока от напряжения не разболелось плечо, с отдачей в руку. Ничего не поделаешь ? возраст. Раньше бы и внимания не обратил, а теперь придётся перерыв делать.

Узким ходом между домами, стены которых на самом верху опасно сближались, он перебрался во внутренний дворик, чтобы отдохнуть на скамейке. Привалившись к вышитой подушке, что заботливо оставила для него жена, собрался было подремать, как вдруг солнечный зайчик, выпущенный каким-то невидимым шкодником, мазнул его по лицу и ловко куда-то умчался, потом снова вернулся, побродил по соседнему дому и замер, слегка пульсируя, на одной из угловых масок, которыми издавна принято украшать жилища, чтобы от злых сил защититься.

Следить за солнечным зайчиком, что медленным танцем огня любоваться.

Левый глаз оберега полыхнул золотом, заискрился, но потом появился ещё один лучик и высветил второй глаз, отчего и так хмурое выражение маски стало совсем неприятным, даже зловещим. Герр Клос отодвинулся на край лавки, заёрзал нетерпеливо, потом вернулся на прежнее место.

И тут случилось как раз то, что так сильно не любила фрау Марта.

Старый мастер вдруг вскочил, забегал, размахивая руками, по тесному дворику, зачем-то схватил маленькое зеркальце, что стояло на умывальнике, и грохнул его об камень. После чего, ползая на коленях, собрал все осколки в жестяную коробку от чая. И под укоризненным взглядом супруги, пришедшей на шум, замер нелепым изваянием на скамейке, не отвечая на вопросы и не реагируя на призывы идти обедать.

Выстроив в голове логическую цепочку из слов: «глаза, следящий взгляд, зеркало», герр Клос надолго выпал из действительности. Решение давно интересовавшей его задачи казалось совсем близким.

На всю следующую неделю старый мастер снова стал развлечением для насмешников-учеников и объектом для недовольства фрау Марты, даже не обратив на это внимания. Несовпадение с окружающим миром, слишком заметное окружающим, ему не мешало и вот что странно ? совсем не беспокоило управляющего, давно уже знающего, чем заканчиваются подобные глупости.

Но в этот раз не сложилось ? результат получился какой-то половинчатый.

Часть первая. Кукла

1. Базарная площадь уездного города Купцовска, что с выгодой расположился по восточную сторону от Уральских гор, окружённая со всех сторон складами в два этажа, маленькими магазинчиками на любой вкус и прочими городскими зданиями самого разного назначения, в этот час уже была полна народу (шумного, гомонящего на разных языках, порой и одетого причудливо), что без устали, дурея от запахов специй и еды, шастал среди палаток, балаганов и всевозможных ларьков. Кто-то, пробуя предложенный продукт, сразу делал покупки, кто-то, напротив, пока все ряды не обойдёт, до кошеля и не дотрагивался, кто-то, повесив лоток на перекинутый через плечо ремень, свой товар пытался пристроить, громко при этом его нахваливая, а иные граждане, праздно-беспечные, прогуливались просто так, ради интереса, «продавая глаза» и обмениваясь новостями. Скрипели телеги, фыркали лошади, пронзительно кричали верблюды.

Пожилая, сухонькая, чуть прихрамывающая нянька, державшая за руку маленькую девочку, в самую толпу не полезла, а обошла вокруг. Миновав сначала лесоторговый склад, потом хлебный лабаз, она оказалась перед двухэтажным торговым домом одного из самых богатых купцов города, но и там не остановилась, а свернула в Васильевский проулок, со стороны которого потянуло невероятно вкусным запахом свежих баранок.

– Уф, кажись, добрались, ? пробормотала она с явным облегчением и чуть отпустила маленькую ладошку, что нетерпеливо заелозила в её шершавых, измученных подагрой пальцах.

Родной дядька девочки стоял уже возле дверей, от которых вниз вели несколько неровных потёртых ступенек, и громко отчитывал разносчика товара за испорченный короб, обещая тому «бошку оторвать и руки-крюки повыдёргивать». Лаврентий Дмитриевич, хоть и невелик был ростом да узок в плечах, голос имел внушительный. Басовитый, как говорила нянька. Она, конечно, его побаивалась, но грубостей не терпела, особенно в присутствии дитя.

– Ишь разорался будто оглашенный, ? беззлобно буркнула старушка, пропуская вперёд Ташу, которую близкие звали иногда Тушканчиком за любопытно-настороженный взгляд и готовность убежать, если что-то не понравится.

Увидев племянницу, Лаврентий сразу притих, угомонился, лишь погрозил нерадивому работнику тощим кулаком, отложив разнос до следующего раза.

– Ну-у, здравствуй, душа моя! ? заулыбался Лаврентий Дмитриевич навстречу малышке и няньке, Варваре Ивановне, не забыл здоровьица пожелать, а потом самым серьёзным тоном спросил, ? Что, Таша-Наташа, настоящему делу пойдём учиться? Не побоишься ручки-то белые запачкать?

– Нет, дядюшка, не побоюсь, ? чуть смущаясь, ответила она и взглянула на няньку ? правильно ли сказала. Та, поправив ей светлые кудряшки, что выбились из-под кружевного капора, одобрительно кивнула: «всё так, не тушуйся».

Таше, чья мордашка была ещё по-детски округло-щекастой, а глаза искрились любопытством, первый раз разрешили посмотреть, как делается её любимое лакомство.

Когда вошли в пекарню, Лаврентий вытащил из корзины какую-то белую тряпицу и сунул её няньке, чтоб та повязала поверх платья девочки, «а то не ровён час запачкается». После чего подвёл Ташу к огромной печи, где сутулый старик в засаленной рубахе ворошил поленья длинной кочергой, отчего искры, путаясь и мешая друг другу, резво взлетали, чтобы тут же упасть мерцающей огненной пылью в раскалённые угли. Попав в объятия горячего воздуха, Таша даже попятилась ? вдруг жаркие вихри подхватят и унесут, как пушок от одуванчика, к самому потолку.

Нянька, заметив её испуг, рассержено фыркнула на Лаврентия Дмитриевича:

– Смотри, дитё мне не спали!

Он спорить не стал, приподнял девчушку над полом и переставил к большому столу, подальше от огня, там пожилая работница в цветастой косынке месила тесто: сначала мяла-катала мучной комок быстрыми сильными руками, а потом рубила его тупым ножом. Да ловко так, словно фокусник из бродячего цирка. Когда тесто сделалось гладким, плотным, она отрезала небольшой кусок и с поклоном подала Таше.

– Нате вам, барышня, слепите себе колечко.

Баранка у девочки получилась чуть кособокая и слишком тонкая, но так ведь опыт ? дело наживное.

– А теперь давай-ка обварим её в кипятке, чтоб красивая сделалась, глянцевая, и останется нам с тобой в маке колечко повалять да припечь, ? терпеливо объяснял Лаврентий премудрости своего дела, не забыв при этом поинтересоваться, ? ну, пигалица, нравится тебе у меня в пекарне?

– Очень, дядюшка, очень, ? ответила Таша, раскрасневшись от жары и усердия, ? а можно я ещё одну слеплю?