Бисквитка

О вкусах чего спорить, каждому своё.

Хуже, когда вместе с безвредным кипреем или каким другим приятным растением в состав чайных суррогатов попадают неизвестного происхождения сорняки, которые вполне себе могут оказаться ядовитыми. Были случаи, когда люди травились.

Но его китаец всех переплюнул: насовал в сырьё металлических опилок. Вот о чём, шельма желтолицая, думал?! Ведь рано или поздно обман вскроется. Конечно, и русский купец мог напортачить, не все о чести своей заботились. Кое-кто и совесть забыл, погнавшись за барышами. Слыхал Иван Дмитриевич, что даже судебные дела были. Да вот совсем недавно торговцев (фамилию он забыл, что-то с церковью связано ? не то Поповы, не то Крестовские) за производство фальшивого чая и торговлю им, осудили на длительные сроки. И поделом!

Ох, нелёгок путь к купеческим вершинам! Можно и на каторгу загреметь, за грехи чужие. За всеми ведь не уследишь. А людишки жадные бывают, с умом неразвитым, корыстным.

Пытаясь уйти от неприятных мыслей, Иван Дмитриевич поднялся к супруге. Послушал, прижавшись ухом, тихую потайную жизнь маленького существа, что вот-вот появится на свет. Оттаял, заулыбался. Любу поцеловал и нежно руку её погладил. Вот где счастье!

В её спальне уже всё к родам готово, убрано и вычищено. Постельное бельё, салфетки, полотенца, свивальники лежат наготове в стопках, кровать на середину вытащена, чтоб удобно было со всех сторон подходить. Две акушерки по очереди дежурят в комнате неподалёку. Если схватки начнутся, вмиг прибегут (колокольчик под рукой у Любы лежит), помогут, пока врач до роженицы доберётся.

– Дома останешься? ? спросила Любовь Гавриловна, ? или ещё по какой надобности ехать надо?

– Надо, Любонька, надо. Но попозже. С Лаврентием уговорились поужинать, хочет поговорить. О чём, мне пока неведомо.

– Ну, братец твой поболтать любит, может, и просто так вызвал, ради встречи. Кланяйся ему и Аннушке от меня, скажи, что здоровья им желаю, и прибыли в делах. Слушай, Ваня, ? сменила она тему, ? а правда, что купчиха Семыгина сильно развернулась в последний год? Вроде бы в новый дом переехала. Сказывают, дом просто загляденье. И внутри, что царские хоромы.

– Ну да, проходил как-то мимо, видел. Дом из красного кирпича фигурной кладки, с обтёсом. Солидный. На втором этаже сама живёт, внутри не был, врать не буду, а весь первый этаж под свои магазины обустроила. И сбоку кофейня маленькая. Как от бремени избавишься, сил наберёшься, я тебя туда отвезу ? сама всё увидишь.

Она согласно покивала:

– Скорее уж…

Конечно, ей, деятельной и любящей общение, скучно сидеть в четырёх стенах. Да ещё столько ограничений терпеть. Но иначе нельзя, ведь внутри у неё Господь творит душу и тело малыша, а значит, и ей надобно о своей душе заботиться, удерживая себя от раздражения, зависти и гнева. В одиночестве делать это куда проще. Не дай бог, дурное подумаешь, так у дитя родимое пятно появится.

– Скучно мне, Ванечка, ? пожаловалась она, ? сил нет. Рукодельничать нельзя. Если иголку в руки возьмёшь, то дитя может в пуповине запутаться. И вязаньем можно вред нанести. Вот сижу, только журналы, где картинки с природой, листаю, чтоб ребёночек спокойный был.

Тут в дверь экономка постучала.

– Иван Дмитриевич, ? сказала она, ? будьте добры, спуститесь вниз, там для Ташиной комнаты мебель привезли, принять просят.

– Ну наконец-то! ? обрадовался он, ? Любонька, отдыхай, а я пойду взгляну, что там челябинские умельцы настрогали.

Во дворе возле подводы, с накрытой рогожей от мокрого снега мебелью, уже топтался Николаич, муж людской кухарки, что варила обеды для обслуги. Незаменимый он человек, потому как любая домашняя работа, требующая мужских рук, вся на нём была. И поломку любую исправит, и дров наколет, и корзинок из прутьев наплетёт, да так, что любо-дорого смотреть.

Ежели трезвый, конечно.

За сноровку и смекалистый ум терпел Дареев его запои, что случались почти что каждый праздник. Если тот в подпитии на глаза попадался, конечно, поругивал, обещал розгами выпороть и со двора прогнать. Но ни разу своего обещания не исполнил. Жалел.

У каждого свой изъян имеется.

Переговорив с приказчиком, что мебель привёз, Иван Дмитриевич повёл его в дом, чтоб окончательный расчёт держать, а Николаичу с подсобниками распорядился подводу разгрузить.

– Да поаккуратнее там, чтоб углы не оббили. Сразу на второй этаж заносите. А ты, Николаич, завтра пораньше ко мне зайди, вместе посмотрим-подумаем, что куда ставить. Дел тебе на весь день хватит. Уж постарайся, не тяни, а я завсегда найду чем тебя отблагодарить. А то Тушканчик уже спит и видит, когда в новые комнаты переедет.

Проходя мимо кухни, Иван Дмитриевич услыхал, как кухарка, растапливая самовар красной меди, жалуется горничной:

– Нет, ну ты подумай! Осенью покоя нам не давал ? шипел. Дошипелся, что нянька померла, царство ей небесное. Так ему мало. Опять шипит, да громко так, как к беде большой. Господи, спаси нас и помилуй!

Иван Дмитриевич только плечами пожал, не уловив связи между шипением самовара и нянькиной смертью.

Ну и бабы, всякой ерунде верят!

10. К вечеру того же дня посыльный принёс пакет с фотографиями.

Любовь Гавриловна, питая склонность к стильным причудам, ещё неделю назад распорядилась отвезти Ташу в студию фотопортрета. Как раз к тому времени портниха сшила для неё и куклы одинаковые сине-белые платья в модном матросском стиле. Это она в одном дамском журнале подсмотрела и загорелась идеей сделать такие же снимки, чтоб ребёнок и игрушка выглядели похоже.

С нетерпением разорвав упаковку, извлекла из пакета стопку карточек (заказала с запасом, чтобы родственникам подарить), все в модном коричневатом цвете, сепия называется. Из шести вариантов больше всего понравилась та фотография, где и дочка, и кукла сидят на бархатном диванчике с изогнутой спинкой. То ли свет падал так удачно, то ли мастер «выпустил птичку» в самый подходящий момент, но Таша получилась сама словно куколка ? светлые кудряшки, робкая полуулыбка, неподвижная поза, а игрушка выглядела совсем как живая девочка.

Забавно вышло, попробуй угадай: где кто!

Не откладывая в долгий ящик, скоро будет не до посланий, она разложила фото по конвертам и надписала кому отправить, а для оставшихся карточек решила красивые рамки заказать. Одну, предположила Любовь Гавриловна, непременно супруг заберёт, чтобы в своём кабинете на стол или в шкаф поставить, у него семейных фотографий уже целая коллекция образовалась. Для другой найдётся место в её собственной спальне, а остальными неплохо бы украсить стены в детской.

Комнаты в доме изначально располагались анфиладой, что на первом этаже, что на втором, но потом по решению супруга некоторые помещения для большего удобства сделали изолированными, хотя сквозные арки кое-где сохранились, в том числе и в новой детской, которая почти уже готова, не считая некоторых мелочей.

Любовь Гавриловна, укутанная от сквозняков в шерстяные косынки, даже силы нашла, чтобы на минутку туда заглянуть перед самым переселением и осталась почти довольна увиденным. Всё новое: обои, покрытые японским лаком от влаги и грязи, в широкую полоску ? бежевое с голубым; мебель, обтянутая жемчужно-серой тканью с затейливым растительным рисунком (среди тонко прорисованных травинок вперемежку с цветами ? порхают пёстрые бабочки); вот только шторы слишком простого кроя, и без рисунка. Если бы она сама выбирала, то непременно взяла что-нибудь повеселей, а так по причине собственной неповоротливости пришлось довериться Геничке с Миной, привыкшим к скучным, невыразительным расцветкам.

«Ой, велика беда, ? успокоила она себя, ? повисят год-два, выгорят, затрутся, тогда и поменяю по своему вкусу, ежели блажь моя не поменяется».

В небольшую комнату для гувернантки тоже заглянула, хотя знала, что там только всё помыли-почистили, а мебель ещё не переставили, это потом, когда Таша на новом месте обоснуется. Там работы всего ничего: Николаич с подручными в миг перетащат из прежней каморки кровать, комод да зеркало.

«Кстати, надо распорядиться, ? подумала Любовь Гавриловна, ? чтобы стол какой втиснули, а то ей и рукоделье разложить негде, иль бумагу какую написать».

Чувствуя, что поясница всё сильней ноет, а опухшие ноги еле держат, она двинулась в сторону своей спальни, но по пути её Митя перехватил, нашептал скороговоркой в ухо свой план, как сделать сюрприз для Тушканчика, и умчался, довольный, что разрешение на проказу получено.

***

Таша точной даты своего переселения не знала, поэтому не удивилась, когда Митя, из-за простуды сидевший дома, предложил сыграть в круговёртку, так они называли одно из совместных развлечений.

– Чур, я первая! ? запрыгала на одной ножке Таша, довольная тем, что братец наконец решил с ней поиграть.

Мина Осиповна, тоже посвященная в подробности, накинула синий в разводах платок, что принесла горничная, Таше на голову, а Митя, щекоча и посмеиваясь, проверил нет ли где какой щёлочки. Убедившись, что всё закрыто, не подсмотреть, взял девочку за руку и повёл по комнатам, кружа и петляя. Но Таша, опытный игрок, с лёгкостью отгадала: вкусно пахнет плюшками ? значит, столовая, запах душной пыли ? библиотека, а кабинет отца узнала, пощупав сукно на письменном столе, правда, чуть не завалила кадку с фикусом.

– Не честно, Тушкан, ? заявил Митя, ? тут слишком просто. Пойдём на второй этаж. Там точно я тебя обману.

Развлечение, к которому присоединились и Иван Дмитриевич, и Любовь Гавриловна, и даже Геничка, которой редко удавалось осилить тридцать ступенек вверх, продолжилось.

После отцовской спальни и маленького закутка гувернантки, где Таша немного запуталась в определении стоящих там предметов, Митя наконец-то доставил сестру в её новые апартаменты. Она, уже догадавшись ради чего затеяна игра, сделала вид, что затрудняется с ответом, хотя её чуткий носик уже определил: ага, пахнет свежим деревом, немного краской, а это может означать только одно…

Она, чтобы ещё немного оттянуть счастливый момент, потрогала стоящий рядом предмет, на ощупь похожий на стул с круглой спинкой, и в шутку назвала его окном, а резную дверь стоящего рядом шкафа ? цветком в горшке, но не выдержав дольше, быстрым движением скинула платок и замерла в восхищении: такой комнаты она и во сне не встречала. Светлая мебель, много кружев и тюля. Два окна. Плотные гардины без позумента, но с тяжелой длинной бахромой, отдёрнуты и закреплены подхватами так, чтобы хорошо была видна белая полупрозрачная занавеска, сквозь которой тихо струился молочный от мороза свет.

Таша пошла по кругу, осторожно касаясь то смешного пузатого комода с изогнутыми боковыми линиями, то столешницы (под мрамор) письменного стола, то медальонов на дверцах, выполненных в одном стиле с обивкой ? цветы, травинки, бабочки, то стеклянной дверки книжного шкафа, ещё пустого, без книг и альбомов, пока не добралась до каких-то предметов, что стояли справа от окна, прикрытые большими полотняными кусками. Не скрывая любопытства, приподняла край и тут же его опустила, оглянувшись на родных, словно проверяя, а правда ли то, что она там у видела.

Иван Дмитриевич ободряюще кивнул:

– Давай, давай, Тушканчик, не стесняйся.

Сдёрнув покровы, она от восторга села на пол. Под полотном скрывалась мебель (и кровать, и шкаф, и даже кресло!) для Веточки, выполненная точно под её рост и размеры, и с такой же отделкой как вся комната.