Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая

– Именно так ты и умеешь. Я не буду с ней дружить, – упрямо проговорила Таня, – ты должен согласиться со мной.

– Я согласился, – ответил он, невольно улыбнувшись. Затем снисходительно похлопал ее по руке и, покачав головой, взглянул с нежностью.

«Покачивание головой, – решила Таня, – по-видимому, означает несогласие с ее словами, а похлопывание по руке – подтверждение права собственности. Своей собственности. Второе ее вполне устраивало, а с первым еще придется разбираться. И пара заканчивать ему рассказывать сны, иначе он меня упечет в больницу». Она молча улыбнулась.

Кирилл протянул руку, помогая ей встать, обнял ее, поцеловал нос, глаза и подумал: «До чего я люблю ее!»

– Мне пора. Игоря сегодня не будет, он поехал к жене на дачу. Ты не возражаешь, если я возьму свою машину?

Таня пожала плечами.

– У меня есть выбор?

– Выбор всегда есть, – с умным лицом произнес избитую истину Кирилл, но она вдруг разозлила Таню.

– Правда? Тогда возражаю. Поедешь на моей машине?

– Или на метро, – усмехнулся Кирилл.

– Верно. Хороший выбор. Будешь на месте через двадцать минут.

Кирилл молча надевал пиджак.

– Ключи на тумбочке, где всегда, – через плечо сказала она.

– Давай и тебе такую же купим, – предложил он.

– Не нужно. У меня есть машина, и она меня устраивает.

– Понял. А ездишь на моей.

Таня промолчала, да и как она могла сказать ему, что в его машине она чувствует его. Это как обнять его и уткнуться в его шею и дышать одним с ним воздухом. Взяв ключи от машины, Кирилл вернулся на кухню и долго нежно целовал ее в губы, словно в жажду пил воду и никак не мог напиться.

– Люби меня, – прошептала Таня, когда он оторвался от ее губ.

– Хорошо, – согласился озадачено Кирилл и с тревогой в голосе спросил: – Что это значит?

– Все хорошо, – поглаживая по его груди, прошептала Таня. Она не стала ему объяснять, что Гете этими словами завершал свои письма любимой женщине, а ей они вдруг показались такими до боли значимыми, что не смогла удержать их в себе. Они словно желание, просьба, требование, заклинание. Они – молитва, когда сердце бьется в горле, а голова наполнена страхами.

Кирилл снова нежно поцеловал ее, торжествующе улыбнулся и ушел, не дав ей возможности объяснить свой страх.

Частая головная боль и постоянные странные сны у Тани вызывали у Кирилла смутное беспокойство. Он и сегодня не сказал ей об этом. «Надо обязательно поговорить об этом вечером и попытаться уговорить показаться врачу, но она не согласится», – подумал он с досадой, садясь в машину. Уже выезжая на Садовое кольцо, он почувствовал, что не может избавиться от волнения вызванного словами Тани: «буду наблюдать со стороны, с безопасного расстояния». Она словно отстранялась от него. И потом эти слова: «люби меня». Почему вдруг такая просьба? Разве он давал повод усомниться в нем? Он попытался отбросить эти мысли, но они преследовала его до самого офиса компании и еще полдня после этого возникала не к месту, и не ко времени, то одна, то другая, но к концу дня он забыл о них.

Глава 2

Кирилл отсутствовал уже два дня. Он улетел в Лондон, сказав, что его не будет пару дней. Проснувшись, как обычно, Таня, проделав в одиночестве обычный ритуал вставания, умывания…. в итоге рано вышла на улицу и думала, что в офисе появится первой, но там уже была Юлия. Она перебирала журналы, лежащие на столе, и одновременно разговаривала по телефону. Высокая, даже в понимании роста мужчин, с длинными костлявыми ногами и красивыми руками, которые она украшала кольцами с крупными полудрагоценными камнями и многочисленными серебряными браслетами, которые при каждом движении рук тихо позвякивали. Это действовало магически.

Холодная и надменная, Юлия была слишком высокого мнения о себе, словно вдыхаемый ею воздух был чище, ее нравственные стандарты – выше, чувствительность – изысканнее и тоньше, а сама кровь, которая текла в ее элитных жилах, – краснея или голубея. Познакомившись ближе с Юлией, Таня про себя отметила, что та обожает выказывать, кстати и некстати, – говоря словами французского поэта, критика, эссеиста и прозаика Бодлера, – «аристократическое удовольствие доставлять неудовольствие» окружающим ее людям. При этом она была абсолютным авторитетом у главного редактора журнала, и это воспринималось ею, как расширения своих полномочий при общении с коллегами. Юлия общалась с ними свысока, позволяя себе критиковать и оценивать их. Не отказывалась она потешить себя злобствованием, наблюдая за тем, как не по себе делается ее собеседнику, любила подмигнуть, намекая на его тайну, которая ни для кого уже не тайна. Главное, чем она действительно наслаждалась – это тщеславно поделиться с другими собственной осведомленностью. При этом ее голос, в зависимости от ситуации, принимал от мягко-насмешливого тона до тона профессионально-командного и высокомерно-диктаторского. Подчас Таня чувствовала на себе исходящую от нее агрессию. Юлии хотелось всегда быть и в гуще событий, и над схваткой. Будучи умной и проницательной она понимала, что ее скорее терпят, чем уважают, но это ее мало заботило, поскольку она была самодостаточной и уверенной в своем превосходстве над другими. Она обладала чувством юмора, правда он всегда был с неоднозначным подтекстом. Но любые шутки в свой адрес она не терпела и тут же их пресекала. С приходом Тани на работу в издательство Юлия стала часто испытывать неудовлетворение и считать, что недооценена как журналист и знаток искусства. Она еще вчера, считавшаяся в издательстве лучшей журналисткой и первоклассным интервьюером, сегодня должна была соперничать со вчерашней студенткой и внештатным сотрудником. Это становилось камнем преткновением. Недовольство собой переполнило ее настолько, что это стало принимать болезненный характер. Но это будет видно потом, а сейчас она дружелюбно относилась к Тане. Вероятно, сыграло свою роль то, что та ни с кем не ссорилась и крайне редко высказывала неодобрение другим. Коллеги Таню считали своей, делились своими мыслями и советовались как лучше подать материал в статье. Та тоже не отказывалась выслушать предложения и не считала унижением спросить совета. В результате сложилось так, что Юлия старалась не комментировать поступки и действия Тани, но постоянно подчеркивала, что она не потерпит покушения на ее значимость в издательстве. Расставить все точки над «и», уметь держать себя в руках, когда это требуется – это сродни искусству, а Юлия владела им в совершенстве.

Красавицей она не была, да и привлекательной ее тоже трудно было назвать, но вместе с тем, в любых компаниях людей, толи на презентациях в музеях и галереях, толи на премьерах в театрах, на ней останавливался взгляд. Что это было? Внутренняя магия? А может внутренняя сила духа? Трудно сказать, от чего и почему нас подчас подчиняет взгляд человека, который по виду совсем прост. Но так бывает, и с этим феноменом не поспоришь. Ее лицо, с тяжелой челюстью и крупным носом, украшали умные карие глаза. И вообще, создавалось впечатление, что она при рождении задумывалась Всевышним, как крепкий парень, но, в последний момент, там, наверху, передумали и отправили ее на землю девочкой с фигурой и умом мальчика. Густые темные волосы, почти до плеч, не смягчали ее крупные черты лица. Таня представила ее с короткой стрижкой и тут же поняла, что она еще больше подчеркнула бы ее мужской характер. На работу в офис, как правило, она являлась в брюках, широких свитерах крупкой вязки, которые скрывали ее костлявость. На шее она часто носила на длинной цепи большой старинный кулон и, с наслаждением крутила его пальцами, чтобы продемонстрировать очевидную красоту собственных рук. И это все выглядела на ней очень эффектно и супер модно. Ее красивые ухоженные руки привлекали и завораживали, когда она что-то с увлечением рассказывала, плавно двигала ими, то опуская, то поднимая их. А рассказчицей она была отменной, много знала об историях создания картин, увлекалась поэзией и наизусть читала стихи Есенина, Баратынского, Пастернака, Бродского… «Бродский нынче в моде» – любила она говорить. Чопорность ее манер и талант рассказчицы приковывали к ней внимание и делали каждое ее выступление невероятно эффектным, а большие выразительные глаза и их проницательный взгляд подчас так обескураживал, что вызывал чувство тревоги: что если ты не то сказал?

Юлия была лет на десять старше Тани. Когда, она только появилась в издательстве, то отметила для себя, что это Юлия диктует правила поведения в журнале, а главный редактор следует им. Сначала ей это не понравилось, но через месяц поняла, что Юлия делает это, пусть и не корректно, но со знанием дела. С ней можно было и не соглашаться, но всегда ее предложения и замечания были интересными. Она была профи, и этого у нее нельзя было отнять. Вместе с тем позднее, Таня стала замечать, что та, явно или не явно, подчеркивает это, а Платон Капитонович – главный редактор журнала – или Платоша, как в издательстве называли того за глаза, – спокойно или почти спокойно, а вернее, терпимо, но возможно и скрепя сердцем, воспринимает ее вторжение в его епархию. Однако он это старался скрывать, но не всегда у него это получалось. Это словно была договоренность о разделении влияния и полномочий. Почему? Таня не задавалась таким вопросом, но тайна здесь явно присутствовала. Они учились вместе в университете и были давно знакомы или дружны, как подчеркивала Юлия. Насколько это было правдой, никто не знал. Этим все и объяснялось.

Юлия была из тех женщин, которых многие мужчины хотели бы иметь рядом с собой, женщин, умеющих из мальчиков делать настоящих мужчин, помогая им делать карьеру и чувствовать себя самодостаточными. С каждым годом становилось заметнее, что такое положение вещей тяготит главного редактора – человека интеллигентного и умного. При появлении в редакции Тани, Юлия негласно, взяла шефство над ней. Молодая сотрудница и старший опытный товарищ помогает ей освоиться на новом месте работы. Со стороны все выглядело бы достойно, если бы та нуждалась в этом. Но Таня, ранее сотрудничавшая с журналом, ни в чьей опеке не нуждалась. Однако Юлия придерживалась другого мнения, считая ее существом хрупким, незащищенным, и казалось, что Таня смирилась с этим. Вместе с тем неловкость, которую она испытывала в первые дни, скоро прошла. То, чему она научилась в университете, и то, что она узнала на лекциях в музеях и из книг, ей с лихвой хватало в работе. Знание языков позволяло свободно общаться, как с работниками музеев других стран, так и с именитыми представителя художественного сообщества и ее стали часто отправлять в командировки в различные музеи мира, а так же для взятия интервью у именитых художников и музыкантов. Как потом оказалось, что в этом Тане равных в издательстве, не было, и Юлия это понимала. Одно дело понимать это, другое – принять. Юлия не приняла. Она почувствовала силу характера Тани и лишь в общении с ней видела необходимость проявлять некоторую сдержанность. Но важнее было другое. Она поняла, что Таня была так же прямолинейна, как и она сама, и к тому же обладает острым умом и могла обратить любое необдуманное заявление во вред оратору, поставив того в неловкое положение. Ни одно из утверждений Юлии не укрывалось от иронии Тани. И для этого не нужно было даже слов, достаточно одного взгляда или улыбки, которая, мелькнув на ее губах, скрывалась за опустившей головой. Ее природный такт не позволял ставить собеседника в неловкое положение. Считывая все проявления иронии, Юлия стала относиться к Тане с определенной симпатией, но при этом побаивалась ее. Она приняла – как сама считала – единственно верное решение: они станут подругами, и всем декларировала об этом. Так она пыталась задвинуть ту за свою спину, не давая видеть подлинную Таню. Та же предпочитала отойти в сторону, давая Юлии простор для всех ее публичных проявлений. Но Юлии этого оказалось мало. Она желала повелевать и быть в центре вселенной и день ото дня становилась невыносимой. Появление в Таниной жизни Кирилла изменило их отношения и создало много сложностей.

Повествуя о своей повседневной жизни, Сальвадор Дали писал, что «невозможно определить, что более ценно здесь: нескромная откровенность или откровенная нескромность». Эта фраза великого художника пришла Тане в голову, как только она приблизилась к Юлии настолько близко, что стала понимать и просчитывать ее поступки на несколько ходов вперед.

Стали ли они с Юлией подругами? Таня так не считала и не столько дорожила ее дружбой, сколько терпела ее нравоучения. С годами они прочно утвердились каждая в своей роли. Юлия рассказывала – Таня слушала, Юля советовала – тут Таня уже не слушала, поскольку это, подчас, было очень навязчиво, но и спорить – не спорила. Она всегда поступала по своему, а когда ошибалась – тихо плакала в свою жилетку, при этом виня только себя. Теперь, совсем оттолкнуться от Юлии не хватало сил. Их крепко держал Кирилл. Она понимала, как губительно действует влияние Юлии на Кирилла. Это нити судьбы связали их вместе. И она терпела. Каждый день по дороге на работу Таня настраивала себя на отстраненность к словам и поступкам Юлии, и каждый раз, зайдя в комнату, она чувствовала себя обнаженной перед глазами Юлии, словно та что-то знает о ней, чего не знает она. Удав и кролик, и кролик – это она. Сейчас Таня недоумевала, как, проводя с той столько времени, она почти не догадывалась о том, на что та была способна. Целый год, приходя на работу в издательство, она никак не желала расставаться с иллюзией, что отношение Юлии к ней абсолютно искреннее. Настолько убедительно звучали Юлины слова, а ее советы были весьма правдоподобны и доброжелательны, настолько блестяще освоила она науку вранья и лицемерия. Переломным моментом стал тот вечер четыре года назад.

– Привет, – бросила Юлия через плечо, закончив разговор по телефону, и Таня ответила ей кивком головы.

Вскоре появились и другие коллеги. Андрей и Илья вошли вместе, громко смеясь. Илья: высокий худой рыжий парень со смышленым лицом всегда в джинсах и растянутых свитерах. Таня в первое время даже озадачилась, специально он их растягивает или кого-нибудь нанимает, а, возможно, кто-то ему скидывает старые вещи. Возможно, в каждом творческом коллективе найдется такой самозваный провокатор, который воображает себя бесстрашным, способным бросить вызов закоснелой системе управления, задать каверзные вопросы, отталкивать руку дающего. Именно таким и был Илья. Андрей, – Таня улыбкой ответила на его приветствие – молодой мужчина среднего роста крепкий и тренированный, носящий, как правило, костюм с галстуком. Учтивый и интеллигентный, он внимательно вслушивался в каждое слово главного редактора. Он был нацелен на успех и постоянно прибывал в состоянии узнать как можно больше. Он принял Таню как знающего коллегу и доброго товарища, и часто прибегал к ее мнению. Тане нравился его цепкий ум, и она с удовольствием обменивалась с ним мнением. Илья и Андрей не были товарищами, в буквальном понимании этого слова, а были только коллегами по работе, которые по-доброму относились друг к другу, несмотря на абсолютно противоположных подходах к оценке окружающего мира. Такие товарищеские отношения в коллективе, даже если он не большой, много значат в жизни.

«Ребята снова вместе завтраками в ближайшей «Шоколаднице», – по их лицам поняла Таня. Тут же, в комнату влетела Ольга: не высокая, широкобедрая, круглолицая с большими серыми глазами девушка, громко хлопнув дверью. Юлия, вздрогнув, нахмурилась. Ее Ольга раздражала, и она даже не скрывала это. Что больше ей в ней не нравилось: широкие бедра или отсутствие мысли в больших серых глазах, трудно было понять, но Таня про себя решила, что все вместе – и бедра, и глаза без мысли, и пухленькие щечки и губки бантиком в придачу. По какому принципу, и для каких целей ее взяли на работу в такой известный и популярный журнал, трудно было понять. У Ольги за плечами был факультет журналистики в Московском университете, что тоже вызывало, по меньшей мере, удивление и недоумение. Основным достоинством Ольги была ее душевная доброта и Таня это ценила, но этого явно было не достаточно для профессии журналиста, что постоянно подчеркивала Юлия. Доброта или профессионализм? Что важнее? Важнее в жизни – доброта, в профессии – профессионализм. Но профессионал без души? Что же об этом думал главный редактор, Таня не знала, но была уверена, что у него давно уже сложилось свое мнение о каждом из них. Да и Юлия усердно помогала ему.

Усевшись за стол, Ольга включила компьютер и подняла обе руки вверх.

– Знаю-знаю. В следующий раз так и сделаю.

– Сделаешь. Я в этом даже не сомневаюсь, – голосом строгой учительницы, сказала Юлия и недовольно посмотрела на Ольгу. – Сколько можно говорить, что это не прилично, не говоря уже о нашем здоровье. Мои волосы каждое утро шевелятся от грохота, который ты, с постоянным садизмом, исполняешь с дверью, а это им очень вредно.

– Кто вам сказал эту чушь, – попыталась огрызнуться Ольга, а Андрей рассмеялся, предвкушая веселую перепалку. Утро началось.

– Мой волосатый врач, – ехидно проговорила Юлия, уставившись на ту взглядом прокурора, – а ты должна знать, что все врачи говорят правду и только правду.

– Особенно если они волосатые, – умело парировала Ольга.

В этот раз Таня присоединилась к смеху Андрея и Ильи. Юлия тоже оценила шутку и улыбнулась, покачав головой. Она явно не ожидала от глупенькой Ольги такой выходки.

– Понятно, – утверждающим голосом произнесла она. – Тогда вернемся к первому аргументу – это моветон. А ты, юная дева, должна, просто обязана, следовать хорошим манерам.

– Кто сейчас говорит о приличиях, а главное, кто сейчас поступает прилично?

На удивление, эта Олина фраза прозвучала жалобно, словно она постоянно сталкивается с несправедливостью и неприличием. Юлия подняла голову и внимательно посмотрела на ту.

– Кто обидел нашу малышку, – поднимаясь с кресла, сказала она и, подойдя к столу Ольги, обняла ее за плечи. – Что опять не так?

– Мою статью снова завернули, – выпалила та и шмыгнула носом.

– Только то? А ты думала, что все твои бездарные творения будут сходу печатать? Ты выбрала не ту профессию, милая. Напиши другую статью, а потом еще другую и так много раз и вот тогда, когда самой станет тошно, пойдешь учить других, как это нужно делать.

– Это вы о ком? О нашем редакторе? – выпалила Ольга.

– А это уже грубо и не очень умно. Главный редактор – он уже главный редактор и им остается и, кстати, не так уж, он плох. А вот ты еще должна попотеть, чтобы им стать. Надо знать, что опыт никогда не пропадает. Это тебе Александр Сергеевич сказал: «Опыт – сын ошибок трудных», а вы все уже решили, что гении. А гений, между прочим, «парадоксов друг». Читайте Пушкина, читайте гениев, тогда, возможно, чему ни будь, и научитесь.

– Ты считаешь, что этого достаточно, чтобы тебя печатали?

Это не выдержала Таня. Задав Юлии этот вопрос, она потом пожалела. Она прекрасно знала, что этого не достаточно, но дала возможность высказаться той. И потом, ей было интересно услышать, что думает об этом умная, утонченная Юлия, как она себя позиционировала.