Когда Хочь кинулся во вновь тронувшийся людской поток, невидимый Макар перепрыгнул барную стойку, чем до смерти напугал пограничника, заменившего Сапфира. Студент ворвался на кухню, где Гугл дожаривал заказанный ростбиф.
– Огонь! Нам нужен огнь! – прокричал Макар поднявшему голову повару. – Только пожар заставит толпу двигаться к выходу!
К счастью, Гугл сразу сообразил, как нужно действовать. В пышущую жаром духовку полетели кухонные полотенца. Подхватив их щипцами, гном открыл дверь и заорал во все горло:
– Горим! Пожар!
И швырнул горящие тряпки в людской поток. Толпа дрогнула и перестала двигаться в сторону портала. Началась сумятица. Хочь, поняв, что происходит, моментально превратился в пожарного – на его голове засияла каска, какую носили еще в начале прошлого столетия.
– Всем срочно покинуть здание! – проорал метаморф в неизвестно откуда появившийся рупор и рукой в большой перчатке указал нужное направление. Ростбиф, забытый поваром на сильном огне, подыграл едким запахом горелого мяса и поползшим по потолку густым черным дымом, отчего сработала пожарная сигнализация, и на людей хлынули потоки воды, разбрызгиваемые сверху.
Исида, услышавшая вопли «Горим, пожар, бежим!», догадалась нажать на тревожную кнопку, и по Заставе разнесся пугающий вой сирены. Все Пскопские, за исключением семерки, прижатой гоблинами к стене, покинули кафе. Как только последний посетитель выбежал за порог, проход закрыла мощная спина каменного Бугера, на которой так и висела забытая всеми картонка с надписью «Санитарный день».
Никто из «спасшихся» не рискнул вернуться и помочь в тушении пожара. Люди разбежались в разные стороны, не понимая, какой черт вообще дернул их зайти в кафе. Ни плавящегося асфальта, ни жары, ни желания смочить горло, только стремление как можно быстрее покинуть странное заведение.
Когда Макар, Хочь и Гугл подлетели в лестнице, ведущей на Предел, то застали там все те же действующие лица, вступившие в дискуссию «Что предпочтительнее для девушки: увидеть у своих ног мертвого врага или ворох цветов?»
Аравай–аба остался при своем мнении, и первый труп занял место на лестнице, едва не сбив Исиду.
– Остановитесь! – крикнул Макар. Он еще на кухне снял шапку–невидимку, понимая, что ему все равно придется открыться, чтобы отбить у принца Нату. – Это же люди!
Откуда взялись силы? Он вырвал из лап Аравай–абы свою бывшую любовницу, и та повисла на нем, пытаясь отдышаться. Из ее глаз потекли слезы, и она прохрипела:
– Умоляю, спаси…
– Кто она тебе? – правильно понял порыв Макара Хочь.
– Невеста, – пусть будет ложь, Макар на все пойдет, лишь бы спасти Нату.
– Мне жаль, парень, – пророкотал принц, на глазах превращаясь в зеленого гоблина. – Но это уже не твоя невеста, вернее, не та, что была когда–то. Внутри нее сидит бес.
Ната жалобно всхлипнула и сильнее прижалась к Макару. Только сейчас студент почувствовал, что от девушки не пахнет духами, без которых она себя не мыслила. Создавалось впечатление, что последние дни Ната провела в мусорном баке. Грязная, с растекшейся тушью, вся в синяках, она пыталась поцеловать Макара, шепча невнятные слова.
– Спроси, как ее зовут? – гном стоял наготове, выставив вперед щипцы, словно собирался поймать ими мерзкую тварь, если та вздумает покинуть тело. – Бесы не знают, ведь жертва редко называет себя по имени.
– Назови свое имя, милая, – произнес Макар, молясь всем богам, чтобы она произнесла его.
– Неве–с–с–с–та, – прошипела девушка и, понимая, что проиграла, вцепилась ладонями в лицо Макара, желая завладеть губами, чтобы присосаться к ним.
– Бес сейчас перепрыгнет в его тело! – закричала Исида, и Аравай–аба рывком оторвал девушку от Макара. На лице студента остались кровавые полосы от ее ногтей, а бесовка завыла, чувствуя близкую смерть.
– Ты где броди–ш–ш–шь, Макар? – произнесла закатывающая глаза Ната, когда гоблинский принц сжал на ее горле пальцы. Страшная усмешка исказила ее лицо. – Даже мать не приш–ш–ш–шел хоронить…
– Стойте! – Макар кинулся к гоблину, но тот уже перешагнул закрывающийся портал. Трупы остальных пяти бесов лежали вдоль стены.
– Что она сказала? – Макар обернулся к Исиде, но та отвела глаза. Гугл склонил голову, а Хочь, все еще оставаясь в костюме пожарного, обнял Макара за плечи.
– Это правда? – губы у Макара тряслись.
– Эй, Ловец! – крикнула Окси, обходя труп, лежащий на лестнице. – Ты кому поверил? Бесы никогда не говорят правду. Не зря их называю лживыми тварями.
Откуда–то из лифчика она достала нагретую дородным телом плоскую флягу и протянула Макару.
– На, глотни. Хоть что–то умеют гоблины делать правильно. Мордоворотка просто люкс.
Макар послушно поднес бутылку к губам и задохнулся от сивушного спирта.
Закашлялся.
Голова пошла кругом.
Чьи–то мягкие лапы подхватили его и понесли наверх.
– Слабак! – услышал Макар вздох Окси и уплыл в страну грез.
Глава 15. Печальная
Ходят кони над рекою,
Ищут кони водопоя,
А к речке не идут —
Больно берег крут.
Макар сидел на кровати и, закрыв ладонями лицо, пел.
Эта песня из фильма «Бумбараш» как никогда подходила к его настроению. Нехитрая мелодия с такими же нехитрыми словами всегда получала отклик в его сердце, а сегодня не позволила опуститься до животного состояния и начать выть. От тоски, от невозможности что–либо изменить. Две женщины, пусть и неравноценные по значимости, ведь любовь к подруге трудно сравнить с любовью к матери, но обе занимали место в его жизни, и вот теперь обеих нет.
Ни ложбиночки пологой,
Ни тропиночки убогой.
А как же коням быть?
Кони хочут пить.
Макар пел, потому что не мог плакать. Он не плакал, наверное, лет с девяти, с тех самых пор как отец ушел от них. Собрал чемодан, достав из комода документы, торопливо сунул их во внутренний карман пиджака, переступил через сына, который лежал на ковре с книгой в руках, подошел к двери и, не оглядываясь, произнес: «Прощайте!»
«Пап, ты куда? В командировку?» – спросил Макар, еще не понимая, что с этого момента к нему навсегда прилепится слово «безотцовщина».
«Мать все объяснит».
На тумбочку полетели ключи от дома.
Мама сидела на кровати и плакала в кухонное полотенце. А на плите выкипал суп, который поставили разогревать к приходу отца. Макар до сих пор помнит запах переварившихся капусты и свеклы. И больше не ест борщи.
Вот и прыгнул конь буланой