Сандалики

Маша не торопилась отвечать, стянула платок, распушила волосы и только потом сказала:

– Я уверена, что это был Лев.

– Герман?

– Естественно. Не зверюга же из зоопарка. Только он был какой-то другой, взрослый такой, красивенный. Показался за моей спиной, около стены. – Маша встала и коснулась шершавых обоев в том самом месте, где появился её суженый.

Мечтательно вздохнув, резко развернулась и всучила платок в руки Лёле.

– Твоя очередь.

Взяв платок, Лёля отступила на шаг назад.

– Я не хочу.

Маша обошла подругу и подтолкнула в спину.

– Иди. Не трусь.

Лёля нехотя, с опаской побрела к зеркалу. Опустившись на колени, оглянулась через плечо на подругу.

– Ты будешь за дверью?

– Нет, сбегу в другой город. – Маша вышла из комнаты, но дверь сразу не закрыла, постояла немного в проёме в качестве моральной поддержки. – Здесь, я здесь. Кричи, если что.

Лёля тяжело вздохнула, огоньки свечей тут же заколыхались, заставляя тени шевелиться и передвигаться по затемнённой комнате. В углах мрак собрался чёрными сгустками и тянул щупальца к огню осторожно, будто боясь обжечься.

Лёля нехотя подняла взгляд на маленькое зеркало справа, скользнула к левому и остановилась на большом, прямо перед ней. Пальцы судорожно сжались на платке, дыхание стало прерывистым, а пульс тарахтел, набатом отдаваясь в ушах. В горле пересохло, поэтому слова прозвучали едва слышимо и прерывисто, будто Лёля выплёвывала сухую гальку:

– Суженый мой, ряженый, приди ко мне отужинать.

От тепла живого огня зеркало запотело неровными овалами, одна из свечей принялась коптить и потрескивать, заставляя тени скакать по лицу, как негатив солнечного зайчика. За спиной в отражении никто не появился, хотя тени обманчиво шевелились. Лёля только успела облегчённо выдохнуть, что суженый проигнорировал приглашение, как увидела, что её лицо меняется, оплывает, превращаясь в лицо принца Патрика из сказки «Не покидай…»[6 - Телевизионный двухсерийный художественный фильм (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D1%83%D0%B4%D0%BE%D0%B6%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BC), снятый по одноимённой пьесе Георгия Полонского (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%93%D0%B5%D0%BE%D1%80%D0%B3%D0%B8%D0%B9_%D0%98%D1%81%D0%B8%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87), написанной по мотивам сказки Уильяма Теккерея (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%BA%D0%BA%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B9,_%D0%A3%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BC_%D0%9C%D0%B5%D0%B9%D0%BA%D0%BF%D0%B8%D1%81) «Кольцо и роза (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%9A%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%86%D0%BE_%D0%B8_%D1%80%D0%BE%D0%B7%D0%B0&action=edit&redlink=1)».]. Юноша приветливо улыбался, но Лёле было не до веселья, от страха она не могла пошевелиться, только чувствовала, как по спине ползёт холодок, и в животе что-то стягивается в узел, мешая глубоко дышать и двигаться.

Юноша в отражении приподнялся и, кажется, хотел начать беседу, но Лёля наконец скинула оцепенение и, вскочив на ноги, выбежала из комнаты.

Маша едва успела отпрянуть в сторону, Лёля пронеслась мимо неё, утробно гудя как паровоз, выскочила в ярко освещённую кухню и кинулась к крану. Набрав в ладони холодную воду, плеснула на лицо, но вытирать не стала, замерла над раковиной, ощущая, как бодрящие капли скользят по лицу и срываются с подбородка.

Присев на край стола, Маша подозрительно сощурилась:

– Кого ты там увидела? Дьявола что ли?

Лёля отдышалась, растёрла воду по лицу и, не поворачиваясь, впервые достоверно соврала:

– Никого, просто я жуткая трусиха.

Больше всего в тот момент Лёля боялась, что сходит с ума, и это поймёт её подруга. Поймёт и не захочет общаться с ненормальной соседкой.

После гадания любовь Маши к Герману расцвела пышным цветом, но всё так же тайно для самого виновника этого цветения, а Лёля в очередной раз удостоверилась, что в зеркало лучше не заглядывать.

После работы Лёля вновь пыталась дозвониться Герману, но телефон неприветливо отвечал прерывистыми гудками, обозначая занятость номера. В душе поселилось смутное беспокойство, а ощущение потерянности усилилось, едва Лёля вышла на улицу. В толпе она всегда чувствовала себя ещё более одинокой.

Включив музыку в телефоне, она вставила наушники и натянула пушистую шапку. Мыслями завладели воспоминания, обрывочные, бессюжетные, словно кто-то перемешивал в её голове осколки прошлого, подсовывая самые яркие, но не самые приятные. Незаметно для себя, Лёля вновь вышла к железнодорожным путям и какое-то время брела вдоль них, пока не почувствовала, что ноги вязнут в грязи, а ветер совсем не дружелюбно пробирается за воротник пальто.

Пришлось завершать прогулку, грозящую закончиться простудой, и топать по направлению к дому. В ушах звучал бодрый весёлый голос одного из солистов корейской группы, контрастируя с мрачными мыслями и усугубляя печаль.

Открыв входную дверь, Лёля поняла, что забыла выключить свет на кухне, когда собиралась на работу рано утром. В коридоре рассеянный свет разбавлял мрак наступившей ночи, разбиваясь на полоски. Лёля стянула мокрые сапоги и принялась расстёгивать пальто. Мельком глянула в зеркало напротив входа и оцепенела. Силуэт в отражении принадлежал не ей, а мужчине. Невысокому, но плечистому. Детали внешности скрывались в темноте, но и абриса фигуры в зеркале оказалось достаточно, чтобы понять: «чертовы сандалики» вернулись.

Лёля кинулась к выключателю. Никак не могла нащупать клавишу дрожащими пальцами и заколотила по стене кулаком. Помещение озарилось жёлтым светом, разгоняя призрачные видения вслед за поверженным мраком.

Скинув пальто, Лёля набрала номер мамы и, ожидая соединения, прошлась по квартире, щёлкая включателями в каждой комнате, даже в туалете.

Нина Валерьевна не ждала звонка после девяти, её голос прозвучал недовольно.

– Что-то случилось?

Лёля не обратила внимание на холодное приветствие, голос в трубке, пусть даже такой раздражённый, радовал, возвращая в реальность.

– Мам, кажется, я схожу с ума.

– Не мели ерунду.

Лёля выдохнула, и повторила уже с меньшей уверенностью:

– Я схожу с ума.

В трубке затрещало, послышалась возня и пристыженный голос отчима на заднем плане. Нина Валерьевна успела за что-то отчитать мужа и снова жёстко и безапелляционно заявила:

– Глупости. Опять придумываешь небылицы. Что на этот раз? Или опять старая программа: принц в зеркале? Послушай меня: это всё от безделья и глупых сериалов. Выйди замуж, и тебе некогда будет придумывать себе сумасшествие.

Лёля ощутила, как привычное отстранённое спокойствие возвращается к ней, обволакивает, усыпляет тревогу. Видимо, и правда, галлюцинация, порождённая богатым воображением и излишками свободного времени.

Она приняла душ, переоделась в тёплую пижаму и, включив радио, уселась на подоконнике. Окно спальни выходило на оживлённую улицу, приютившую круглосуточное кафе прямо напротив квартиры Лёли. Xfcnj она развлекалась тем, что разглядывала посетителей этого заведения и придумывала им жизнь. В её фантазиях никто из заблудших ночных клиентов не был обычным менеджером или учителем. Лёля наделяла их экзотическими профессиями и не менее оригинальными увлечениями. Чаще всего ей «попадались» служители музыки. Грустного мужчину, пившего горький американо несколько дней назад она назначила омникордистом[7 - Омникорд – Необычный электронный музыкальный инструмент был создан в 1981 году мастерами японского концерна «Suzuki». Панель оснащена кнопками, нажатием на которые извлекаются мажорные, минорные ноты.]. А весёлых шумных девушек, беззастенчиво налегающих на калорийные булочки после двенадцати, сделала участницами китайского коллектива, исполняющими танец «Тысячерукая Гуаньинь»[8 - Танец «Тысячерукая Гуаньинь» – гармоничный синтез традиционной китайской хореографии и буддистской мифологии.].

Лёля не играла ни на одном музыкальном инструменте, но музыку обожала. Почти каждое событие в жизни связывала с какой-то песней. Последнее время увлеклась корейскими исполнителями, но стеснялась признаться даже самой себе, что эта музыка будоражит и оживляет, врываясь в её тусклую реальность яркими всполохами. Когда-то она хотела стать пианисткой или скрипачкой, но мама посчитала это бесперспективным увлечением, прямолинейно поведав об отсутствии у Лёли таланта.

Из окон квартиры Лёли можно было наблюдать две достопримечательности. Кроме кафе, оживляющего вид из спальни, из окна кухни виднелась часть детской площадки, а точнее старые качели, на которых малышня почти никогда не каталась. Этими качелями чуть ли не в личное пользование завладела девушка, живущая в соседнем подъезде. В любую погоду каждый день взлохмаченная, похожая на мальчишку школьница усаживалась на скрипучих дощечках и раскачивалась до мушек в глазах. Она ни с кем не общалась, прятала сердитый настороженный взгляд, закрываясь от действительности неопрятными прядями волос. На приветствия не отвечала. Игнорировала всех, кроме местных кошек. Даже её качельное существование выглядело насыщеннее, чем размеренная жизнь Лёли.

Реальность за стеклом манила изменчивостью, дышала приключениями в отличие от полупустой, словно застывшей на паузе, квартиры Лёли. С тех пор, как перебралась сюда, она жила, словно намереваясь съехать со дня на день. Распаковала только вещи, которыми регулярно пользовалась. Вазы так и остались обёрнутыми в бумагу, а многочисленные книги покоились в картонных коробках и прямо на полу неровными стопками. Помещение казалось просторным из-за немногочисленной мебели и отсутствия мелочей, создающих уют. Даже комната дешёвого отеля выглядела приветливей, чем обитель Лёли. Чисто, но безжизненно, как в больничной палате.

Лёля никак не могла понять, что её гнетёт, и чувствовала себя виноватой за подавленное настроение и унылые мысли. Убеждала себя, что не имеет права печалиться, ведь в её жизни всё хорошо: замечательная работа, приносящая доход, друзья, любимый человек, никто не болеет и не находится при смерти… Что же ещё нужно? У людей есть проблемы намного серьёзнее, масштабнее, и они не унывают.

Она отвлеклась от созерцания посетителей кафе и прислушалась к радио. Незнакомая песня уже заканчивалась, но Лёля только сейчас вдумалась в слова и застыла, ощутив болезненный укол в сердце.

Знай, что однажды придёт пора,
Ты почувствуешь, насколько сегодня я был не прав.
После стольких беспробудно закрытых дверей подряд
На твой стук ещё одну такую же запросто отворят.
С кем-то разительно не таким —