Память по женской линии

Мы заговорили о разводе. Он представлялся единственным выходом из кошмара супружества. Ты переехал к родителям. Я пыталась заводить романы. Но любви не получалось, а физическая сторона отношений понемногу перестала меня интересовать. По поводу нового брака я убедилась – больше из опыта моих подруг, – что поговорка, будто второй раз все бывает точно так же, но чуть-чуть хуже, совершенно справедлива. Время шло, твои родители умерли, и ты пришел с предложением съехаться и обменять две наши квартиры на одну. Я подумала и согласилась. Мы оба очень старались, я все-таки больше, и неловкость в отношениях исчезла через несколько месяцев.

Теперь я с удовольствием готовлю, по несколько раз подогреваю ужин, ожидая тебя с работы. Надо признать, что задерживаешься ты редко. Все знакомые считают, что я образцовая хозяйка и мы идеальная пара. Так оно и есть, хотя мы нежны и ласковы друг с другом бескорыстно – возраст все-таки. Вечера без тебя уже не представляются бесконечными, как и сама жизнь. Но я по-прежнему не выношу таких вечеров. Сейчас ты по-настоящему счастлив со мной. Счастлив, спокоен и уверен. А все потому, что за то время, пока мы жили врозь, я успела разлюбить тебя. И теперь нам не мешает ничто. Если я чего-то и хочу еще от жизни, то только того, чтобы мы умерли с тобой в один день.

Цирцея

В один прекрасный день, наблюдая за тем, как ты бреешься перед маленьким зеркалом в коридоре, она произносит совершенно будничным тоном: «Я тебя люблю». Ты застываешь с намыленной щекой, потому что целовать ее в таком виде – смешно, идти в ванную мыться, не закончив процесс, – еще смешнее, и, постояв полминуты, ты продолжаешь начатое. Бритва легко скользит, оставляя за собой безупречно гладкую поверхность кожи, и ты ухитряешься не порезаться, против ожидания. Она с восхищением слушает твои несколько однообразные истории об издательстве, в котором ты работаешь, и рано или поздно ты приводишь ее туда, к себе на работу. Подруга и коллега Наташка посмеивается, но расшибается в лепешку, дабы представить тебя ведущим специалистом в вашей фирме, причем специалистом безразмерно талантливым.

Через пару месяцев она переезжает к тебе вместе со своим восхищением. Ты как раз сдаешь крупный заказ, денег хватит не только на кольцо для нее, но и на новую мебель. Вы увлеченно ходите по магазинам, по-новому обустраиваете квартиру. Она бесконечно что-то моет, чистит, варит, шьет. Еще через месяц твоя квартира не пахнет холостяцким жильем даже на уровне пепельниц, отмытых до приглушенного блеска. По воскресеньям ты бреешься дважды: утром и вечером, только по воскресеньям, в другие дни она работает в магазине-салоне художественного стекла. Ты глупеешь от дней, перенасыщенных счастьем, и бежишь домой с работы, как на пожар.

Наступает время затишья в работе. На тебе висят обложки двух журналов, но заказчики не могут расплатиться. Наташка заболевает, и тебе приходится вместо нее заниматься макетированием газеты, разумеется, бесплатно. Она – не Наташка, а Она – мужественно терпит до сентября, но в сентябре выясняется, что надо срочно покупать демисезонное пальто – она же не может ходить без пальто? Порядок цен повергает тебя в изумление, ты осторожно консультируешься с Наташкой, и та, хмыкая, отвечает, что при желании можно найти еще дороже. Подобная реакция обижает тебя так страшно, что берешься за любые заказы: в конце концов, мужик ты или что? Времени для нее начинает не хватать, и неожиданно замечаешь, что ей гораздо интереснее пойти в театр или кафе с подругами из магазина, чем с тобой. Твои истории ее тоже больше не занимают. Советы, к которым она раньше прислушивалась, или так тебе казалось, теперь опровергаются по формуле: «А Марина Анатольевна говорит…» Марина Анатольевна – зав. отделом того самого стекла, что автоматически дает ей право на безупречный вкус и практическую сметку.

По воскресеньям ты не бреешься вовсе, за неделю устаешь так, как прежде за месяц. Когда по дому начинают курсировать осторожные намеки, что неплохо было бы съездить летом на юг с девочками, ведь надо же вам и отдыхать друг от друга, ты плюешь на заказы со стороны и снова начинаешь нестись домой с работы. Но она приходит позже тебя, выражает недовольство по поводу отсутствия ужина, демонстративно идет в супермаркет за полуфабрикатами. Наконец наступает время, когда походы в супермаркет вам уже не по карману. И тут она с ожесточенной радостью, как что-то очень и очень долгожданное, принимается Нести Свой Крест. Она опять готовит – яичницу, поджимает губки и изо всех сил молчит о том, какая ты бездарность. Она так громко об этом молчит, что слышит даже Наташка, там, на работе.

Как на грех, Марина Анатольевна едет отдыхать в Испанию. Ты забываешь бриться перед работой. Теперь она молчит о том, что ты вообще не мужчина. Ты все чаще заходишь в рюмочную после работы, и действительно, твои «мужские» желания понемногу атрофируются, угасая по мере отрастания щетины. Маленького зеркала в коридоре давно нет, в ванной висит шикарный комплект из нескольких зеркал, так что видно себя сразу со всех сторон, но это еще хуже, перемены заметнее.

Один раз ты выпиваешь на работе с Наташкой и не то чтобы жалуешься ей на жизнь, так, слегка скулишь. Наташка сама бежит за следующей бутылкой, и черт его знает как, но прямо в издательстве, на рабочем столе, можно сказать, ты изменяешь своим принципам, то есть Ей.

Назавтра тебе стыдно смотреть Наташке в глаза, но к обеду проходит как и легкое отвращение после вчерашнего, так и желание рассказать обо всем происшедшем Ей. Наташка выглядит гораздо привлекательнее, чем обычно, и кофточка у нее беленькая, и волосы вымыты против обыкновения. И главное, Наташка-то знает, чего ты стоишь на самом деле, ей не надо доказывать, что ты специалист каких поискать. Естественно, вечером все повторяется, на сей раз без нелепой брезгливости, а с удовольствием и радостью, вполне осознанно.

Ты снова начинаешь бриться перед работой и удивляешься, как это раньше не замечал, что Наташка довольно симпатичная женщина, а фигурка у нее – просто класс. Проявляются давно забытые заказчики-должники, и ты, уже для Наташки, покупаешь чудесную розу на длинном стебле и бусы из яшмы. На работе посмеиваются над вашим романом, но тем не менее главный редактор вдруг предлагает тебе ключи от своего кабинета – мало ли, придется вечером задержаться, если работа срочная. А в кабинете шикарный диван, холодильник и до черта всякой мебели. Ты доходишь до того, что начинаешь ежедневно отпаривать свои брюки.

И как-то раз поздно вечером, обсуждая с Наташкой на ходу макет нового фармацевтического издания, вы обнаруживаете у проходной ее, бледную, решительную, с больными сумасшедшими глазами. Она пытается вцепиться Наташке в волосы, больше того, достает из сумки обрезок водогазопроводной трубы, сантиметров на тридцать пять, но благополучно роняет на тротуарную плитку, устилающую дорожку к зданию.

Тебе внезапно открывается, что ты идиот, предатель и много еще кто. Открывается, до чего можно довести женщину подобным обращением. И какова может быть сила любви женщины, если толкает ее на столь чудовищные поступки. И что Наташка-то все равно все поймет, то есть потому что не совсем женщина, а Она – нет, не поймет никогда. И вы вместе с ней идете домой, оставив обрезок трубы у проходной, а куда идет Наташка – это Наташкино дело. Ты берешь несколько дней за свой счет, вы проводите чудесную неделю, и все возвращается, и ты абсолютно, неприлично счастлив. А она опять слушает тебя восторженно и самозабвенно, и никакой Марины Анатольевны нет и в помине.