С молитвой о тебе

– Вот, хочу другу моему показать, кто у нас тут играет, как в консерватории, – объяснил Васька. – Знакомься, это Коля.

– Кира, – представилась девочка и протянула Николаю узкую ладошку.

– Привет, – ответил он и потряс ее руку не сжимая, испугался, что может сломать, – ты здорово играешь. Я подумал, что надо тебе за это цветы преподнести.

– Спасибо, – поблагодарила она так, словно он и на самом деле преподнес ей букет прекрасных цветов.

– Ребята! – окликнула их женщина с веранды. – Идите сюда, пирог поспел!

Пирог они, разумеется, оприходовали, с горячим душистым черным чаем, в насыщенной красноте которого посверкивали солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву дикого винограда, оплетавшего веранду. Все о чем-то оживленно беседовали. Все, кроме Коли, изредка поддакивавшего и кивавшего отстраненно.

Он никак не мог отойти от потрясения, от того впечатления, что произвела на него эта девочка Кира Белая.

Она действительно была тоненькая, с длинными ногами, как у новорожденного жеребенка, с небольшой девичьей грудью, обалденной формы, но явно еще растущей, с высокой тонкой шейкой, с узкими ладошками и длинными пальцами. И эти глазищи – огромные, темно-зеленые, загадочные, и милые крупные яркие веснушки на переносице: четыре слева и пять справа, и ореол непослушных волос, странного оттенка, нечто рыжее, или не рыжее, не поймешь. Но при всей этой подростковой несформированности в ней отсутствовала неуклюжесть, угловатость и детская порывистость – она двигалась плавно, даже когда спешила. Не заторможенность или резкость, а именно перетекающие движения, как танец с меняющимися ритмами.

И она потрясающе пахла!

Что-то свежее, напоминающее скошенную зеленую траву и немного луговую медовость разнотравья, и что-то совсем уж не поддающееся описанию, но такое притягательное, от чего постоянно хотелось подойти поближе.

Коля предложил покатать ее на велосипеде, с конкретной целью – они доедут до дальнего поля, она покажет ему, какие цветы ей нравятся, а он соберет и подарит-таки обещанный букет.

Он вез ее через старую липовую аллею. Кира чуть откинула голову ему на плечо, и ее выбившиеся из высокого хвоста на затылке прядки волос щекотали Коле шею, а солнечные лучики, дробившиеся густой листвой деревьев, скакали по ее лицу.

Он чувствовал нечто невообразимое, непередаваемое – и сладкую тянущую боль, потому что Кира вызывала в нем совершенно однозначное мужское желание и, как следствие, эрекцию, от чего ехать на жестком велосипедном сиденье становилось неудобно и больновато, и какой-то восторг от необыкновенности и близкого присутствия этой девочки, и немного кружилась голова от желания и ее запаха. А еще странным образом окружающая действительность стала ярче: насыщенней запахи, нежнее солнце, зеленее трава, звонче звуки!

Кира захватила с собой небольшое покрывало и два яблока. Коля остановил велосипед в самом центре дикого поля. Девочка сказала, что ей нравятся все цветы, но особенно васильки, и, пока он собирал букет, расстелила покрывало и села, непрерывно болтая.

Он смутно помнил их тогдашний разговор, более сосредоточившись на чувствах и ощущениях, столь яркими, сильными и ошеломляюще незнакомыми и насыщенными они оказались. А потом даже ушел подальше в поле, чтобы перевести дух и немного подумать.

Крайнов уже давно вел почти регулярную половую жизнь, претенденток хватало с избытком. Ну еще бы! Первый! Победитель множества соревнований, будущий чемпион Олимпийских игр, гордость и надежда российского спорта!

Фигура! Закачаешься! А какая еще может быть фигура у спортивного гимнаста? Божественная – высокий для его возраста рост, накачанная мускулатура! Генофонд страны в эстетическом ауте от такого экземпляра.

Когда ему еще не исполнилось пятнадцати лет, одна из старшеклассниц, тоже, кстати, гимнастка, приобщила его к радостям секса. Они даже провстречались с полгода, ну а потом нашлась другая подруга, не из спортивных.

Со спортсменками, особенно интернатовскими, у Николая не складывалось, и не потому, что предложений от них не было, здесь как раз ровно наоборот – целые драмы из-за Коли Крайнова разыгрывались в девичьих коллективах. Просто трудно испытывать сексуальные чувства к девчонкам, с которыми бок о бок живешь и тренируешься. Это они на выступлениях, на ковре тонкие, нежные, неземные, легкие и прекрасные. А в тренировочных буднях, когда стираются условные границы, когда каждодневная изматывающая пахота, девчонки вкалывают как каторжные. И травмы, и мат столбом, и никакой эстетики, когда она, бедная, встать не может и сипит надсадно легкими, выложившись до конца, и руки-колени в кровь, и пот литрами – глаза и тренировочную одежду разъедает.

Он по-братски жалел и сочувствовал, и все понимал про их жизнь, сделавшую девчонок взрослыми раньше времени, а вот сексуальные чувства испытывал редко, поэтому и предпочитал встречаться с девушками не из спортивной среды.

Но никогда еще он не испытывал чувств такой насыщенности и силы, которые вызвала в нем девочка Кира!

Две последующие недели они провели вместе. Ну не совсем, чтобы вместе – у нее имелось свое жизненное расписание: помощь по хозяйским делам утром, а с одиннадцати до двух дня музыка. А вот после музыки они садились на его велосипед и уезжали – катались, купались, валялись на пляже, гуляли везде, даже на танцы субботние забрели как-то раз – и разговаривали, разговаривали…

Коля рассказывал про свою жизнь, про то, как родители отдали его в спортивный интернат в семь лет и как он обижался первые годы на них и ужасно хотел домой и не понимал, за что его так наказали. И про тот момент, когда осознал, что родители были правы, момент первой победы на важных соревнованиях – это уж в классе четвертом было…

А Кира ему рассказывала, как ее родители отправили в музыкальную школу, как ужасно не хотелось заниматься, как играть с девчонками хотелось, в куклы и семью, а не сидеть часами за инструментом, но родители заставляли, и мама садилась рядом, когда надо было делать домашнее задание, и как она первый раз прочувствовала, что ей страшно нравится играть…

И о всяком разном, важном и неважном: о любимых фильмах, книгах и животных, о странах, где уже побывал Николай, о планах на будущее и мечтах…

Он стал называть ее Веснушкой, она смешно морщилась на такое прозвище, от чего становилась забавной и очень милой, и Коле хотелось ее еще больше! Хотя куда уже!

Ему постоянно приходилось сдерживаться и устраиваться рядом так, чтобы она не заметила его эрекции – сидеть боком, закидывать ногу на ногу или лежать на животе, когда они загорали на пляже, что, кстати, было ужасно неудобно и даже болезненно.

Разумеется, она интуитивно чувствовала и догадывалась о его мужском интересе к себе, но не понимала этого в истинном смысле, в прикладном, так сказать.

Очень чистая, искренняя, невинная девочка, одухотворенная какой-то совсем неведомой ему жизнью, она вызывала в нем и эротические фантазии, и нежность, и желание защитить и уберечь от грязи жизни, и восхищение талантом, и удивление глубиной ее знаний и интеллекта.

Все эти ощущения, эмоции, перемешиваясь, наслаиваясь, перерастали в такие незнакомые сильные переживания, что порой к вечеру Крайнов уставал так, что проваливался в сон, едва коснувшись головой подушки.

Веснушка неоднократно приглашала его зайти, послушать, как она играет, но он отказывался, загадочно улыбнувшись и объяснив, что и так слушает. Одно дело – сидеть гостем, приглашенным на концерт, соблюдать этикет и мило улыбаться, и совсем другое – вольным свободным «галерочником» поедать сливы у нее под окнами, было в этом что-то хулиганское.

А он и чувствовал себя дворовым мальчишкой-хулиганом, влюбленным в чистую светлую и недоступную девочку из другого социального класса.

А еще он открыл, что музыка способна вызывать в нем такое глубокое потрясение, что становится трудно дышать, наворачиваются слезы, бегут мурашки по телу и щемит в груди.

Много лет спустя, когда от боли он не мог уснуть, они как-то беседовали ночью с Григорием Павловичем, и у них зашел разговор о женщинах.

– Трудно отличить любовь от страсти, – сделал вывод Коля, рассказав о своих отношениях с девушкой, бросившей его после травмы.

– Любовь созидает, а страсть разрушает. В страстях человек хочет брать, а в любви отдавать. А распознать просто: ты хочешь не для себя, а для этого человека, и ты испытываешь нежность. Только, чтобы это понять, приходится все пройти – и страсть, и любовь и предательство, – ответил Григорий Павлович, без назидания, а как о понятом и прожитом.

В тот момент Николай вспомнил далекую девочку Киру.

И самое сильное эротическое переживание в своей жизни, неосуществленное, тайное, сдерживаемое жаркое желание, и не менее сильное чувство нежности к этой девочке, и потребность защитить, уберечь от всего не свете.

Странно, но он никому не рассказывал о своих чувствах к Кире, пережитых тогда. Даже Аглае, самому близкому другу, по сути, сестре, от которой у него почти не было секретов, кроме, понятное дело, чисто мужских. Рассказал в общих чертах, что познакомился на даче с девочкой Кирой, которая здорово играла на пианино, и про то, как с мальчишками воровали сливы и слушали ее игру, и разные веселые дачные истории, приключившиеся летом. А вот все перечувствованное, светлое и темное, больное оставил в себе.

Ясное дело, что сейчас, вспоминая с Кирой их детское лето, он не открыл ей до конца всей глубины и силы пережитых тогда чувств, промолчал и о том, какой глубокий след они оставили в его жизни. Лишь в легкой ироничной форме упомянул, что необыкновенная девочка Кира вызывала в нем сексуальное желание и влюбленность.

Через две недели Николай уезжал. Он пришел к Кире и подарил большой букет васильков, которые собирал несколько часов в поле.

– Ну, пока, Веснушка, – попрощался он, – я приду на твой концерт, когда ты станешь знаменитой пианисткой.

– А я приеду на Олимпиаду, где ты станешь олимпийским чемпионом, – грустно пообещала в ответ Кира.

– Значит, скоро встретимся, – усмехнулся Николай.

Ну, вот они и встретились через пятнадцать лет в аэропорту.

– Спасибо за ужин, все было необыкновенно вкусно! – поблагодарил он, резко обрывая тему, и бодро предложил: – Давай, что ли, уберем со стола?

Попытался скрыть некую скованность от воспоминаний и признаний, пусть и не полных откровения, но…

– Да, конечно! – согласилась быстро Кира, сама немного смутившись почему-то.

Ну, это понятно! По сути, они два незнакомых человека, со своими тайнами, переживаниями и жизнями, случайно встретившиеся в аэропорту, застигнутые непогодой. И неважно, что их объединяют далекие детские светлые воспоминания, сейчас они просто незнакомцы, и совсем уже не те мальчик и девочка.

Хотя…