Проклятый граф. Том III. Тайна баронета

– Выбирай выражения, дядя, – Эрик, внимательно выслушавший речи собеседника, нахмурился, – Ты говоришь о нашем отце.

– Я говорю о своем брате, племянник, – отрезал мужчина, сам сдвигая брови, – О человеке, за спиной которого стоял, когда он шел к алтарю, о том, чьи дети стали моими крестниками… И о том, кто, зная, что я жив, не позаботился выделить мне хотя бы малую толику средств, что должны были бы мне причитаться!

– Судя по всему, причитаться они должны были лишь кровным родственникам, – Роман, ухмыльнувшись, развел руки в стороны, – Извини, дядя, на нет и суда нет. Не будем же мы сейчас переписывать завещание, мы уважаем волю отца!

Темные глаза мага нехорошо сверкнули.

– Ну, разумеется… – протянул он и, медленно потянув носом воздух, заставил себя сдержать разгорающийся в душе гнев. Не сдержи он его, это бы нарушило все его планы, нарушило сильно, а они были мужчине дороже мгновенной вспышки ярости.

– Как неприятно, что приходится забирать силой то, что принадлежит тебе по праву, – он изобразил слабую ухмылку и, покачав головой, обратил взгляд на альбиноса, спокойно стоящего в тени замка и безучастно созерцающего происходящее, – Анхель, друг мой… Как ты полагаешь, не пришло ли время нам призвать подмогу?

Мужчина, услышав обращенные к нему слова, медленно перевел взор на собеседника, столь же неспешно растягивая губы в тонкой улыбке.

– Не могу спорить, мастер. К тому же, племянник ваш, как мне кажется, немного увлекся, а впрочем… – он демонстративно вздохнул, качая головой, – Он всегда был чрезвычайно увлекающимся юношей.

– Утихни, насекомое, – Людовик, мгновенно уловивший в речах сторонника претензию в свой адрес, недовольно нахмурился, – Ты не видишь – я с братиками общаюсь, давно не виделся, соскучился?

– И весьма дерзким, – меланхолично дополнил альбинос собственные слова, начисто игнорируя возмущение юноши и, переведя взор на человека, которого назвал мастером, прибавил, – Пожалуй, вы правы, пора применить силу.

– Если кто-то не в курсе, – снова подал голос молодой маг, – Или если в способности ворасов не входит устный счет, хочу заметить, что нас втроем ровно в два раза меньше, чем их шестерых. Силы не равны.

– Пятерых, – мягко поправил его наставник и, улыбнувшись уже куда как более искренно, хотя и все еще кривовато, чуть приподнял брови, – Но почему ты полагаешь, что нас лишь трое, Луи, и что сегодня участие примут все из наших противников?

– Я тебя умоляю, не заставляй меня смеяться! – Роман, фыркнув, всплеснул руками, затем хлопая ими себя по бедрам, – Кто будет слушаться твоих приказов, дядя? Да и команда-то у тебя слабовата – один вон все в шоке от полученной в наследство копеечки, а другой за целый год не удосужился ни принести мне кофе, ни подарить обещанную кофеварку! – он упер одну руку в бок и почти с негодованием вопросил, – И ты считаешь, что они на что-нибудь способны?

Анхель улыбнулся с очаровательной жестокостью. Напоминания о том, что некогда он принужден был прислуживать этому юноше, выполняя его приказы, злили альбиноса, а виконт, судя по всему, получающий от его злости самое искреннее удовольствие, постоянно норовил вспомнить о тех, счастливых для него, годах.

– Так ты все еще хочешь кофе… щенок? – голос вораса, все такой же мягкий, приятный и ласковый, не изменился ни на йоту, ни капли раздражения или холода не появилось в нем, и тем не менее, собеседник его едва заметно сузил глаза, стараясь контролировать каждое, даже самое мимолетное движение противника, готовясь к любой выходке. Как оказалось, напрасным это не было.

Альбинос медленным, плавным, почти ленивым движением поднял правую руку ладонью вверх и, усмехнувшись, извлек прямо из воздуха чрезвычайно очаровательную чашечку, наполненную горячей, исходящей паром жидкостью.

– Две ложки сахара и одна капля яда, – надеюсь, не забыл ваши вкусы? – улыбка экс-мажордома стала тоньше и как-то жестче, голос же его сейчас напомнил интонацию заправского официанта. Светло-зеленые глаза нехорошо сверкнули.

Роман, не в силах оставить жалкое подобие (как он полагал) остроты без ответа, милостиво кивнул.

– Все верно, друг мой. С радостию выпью…

Закончить он не успел. Анхель, спокойный, немного расслабленный, мягко улыбающийся и, казалось бы, предпочитающий бить словами, а не кулаками, внезапным и резким движением швырнул легко удерживаемую им чашку в бывшего хозяина. Горячая, исходящая паром жидкость коричневого цвета – тот самый пресловутый кофе – плеснулась, покидая предназначенную ей емкость и рассыпалась на множество брызг, определенно намереваясь обжигающим дождем пролиться на головы обитателей замка. Последние метнулись врассыпную – получать ожогов никому не хотелось, и альбинос, довольный достигнутым эффектом, позволил себе улыбку несколько более широкую, чем прежде.

Один только Роман, обожающий выделяться из серой массы, остался на месте и, не скрывая тонкой, насмешливой улыбки, внезапно взмахнул правой рукой. Несчастная чашечка, образчик изящного искусства, творение рук неизвестного мастера, разлетелась вдребезги, осколками рассыпаясь по траве. В руке виконта мелькнул длинный, тонкий меч.

Улыбка юноши стала безмятежной. Продолжая сжимать оружие, с которым все присутствующие успели познакомиться – а кое-кто и достаточно близко – еще в прошлую их встречу, он с видом победителя, благодарного за бой, вежливо склонил голову в небольшом поклоне.

– Благодарю за угощение, Анхель, – в голосе молодого человека, спокойном и уверенном, не слышалось, казалось, и намека на насмешку, даже более того – в нем чувствовалась самая искренняя благодарность, – Было очень вкусно.

Анхель, не отвечая, чуть приподнял уголки губ. Широкая улыбка его уже давно погасла, а вновь радоваться чему бы то ни было ему не хотелось, но и оставить без ответа столь вежливые речи он не мог. И, не в силах подобрать достойные слова, предпочел ограничиться еле заметной улыбкой, столь же холодной, сколь и неискренней, засим временно теряя интерес к своему персональному антагонисту.

Послышались редкие хлопки. Роман, недоумевающий, кому бы это пришло в голову аплодировать ему – от собственных друзей такого он не ждал, хотя и не сомневался, что они восхищены, ведь, в конце концов, им нельзя было не восхищаться! – удивленно перевел взгляд со своего мимолетного противника на Луи. Тот, широко улыбаясь, радостно аплодировал победе старшего брата, глядя на него со странной смесью гордости, восхищения и небольшого количества издевки. На какой-то миг виконт замер. В эту секунду, в этот момент, глядя на Людовика, такого взрослого и опасного, такого жестокого и дерзкого, он вдруг увидел его прежним – маленьким мальчиком, обожающим старших братьев. Однажды Луи как-то и в самом деле аплодировал его искусному обращению с мечом, искренне восхищался им и умолял научить его… Сейчас же под, казалось бы, искренним восторгом, скрывалась еще более искренняя насмешка.

– Браво! – Людовик, не скрывая издевательского восхищения, вошедшего у него за много лет в привычку, в последний раз смежил ладони и, прекратив аплодировать, одобрительно кивнул, – Сыграно неплохо, моя школа. Теперь вижу, что дядя не зря привел меня на представление – на кое-что здесь можно посмотреть… Ну, так и что же мы будем делать дальше? – взор зеленых глаз обратился к созерцающему небольшое представление с, пожалуй, не меньшим интересом, хотя и без должного восхищения, мужчине, – Нас же так мало, а они такие страшные, у них есть острые штуки, которыми они умеют махать… Быть может, пойдем домой, а потом подошлем к ним паучка с бомбой? Или паучок у нас и есть бомба…

Анхель, в чей адрес и была направлена последняя насмешка, едва заметно сузил глаза. Татьяна, как и некогда прежде, успевшая глянуть на экс-мажордома в самый подходящий момент, неожиданно подумала, что как бы альбинос не прикидывался, а племянника своего патрона он определенно недолюбливает и недолюбливает достаточно сильно. Пожалуй, Людовику следовало бы даже поостеречься – как опасен может быть ворас, она уже представляла и смерти младшему брату своего супруга отнюдь не желала.

– Полагаю, такой план чреват некоторыми сложностями исполнения, – Альберт, не замечая ни поведения альбиноса, ни пристального взгляда дочери, устремленного на того, легко и очень мягко улыбнулся, – У меня есть решение более рациональное. Вот только… для этого нам понадобиться помощник, – завершив небольшую речь, маг неожиданно приподнял трость. Делал он это за сегодня уже далеко не впервые и, казалось бы, ничего особенного в его жесте не было, однако, почему-то в душах пристально следящих за ним обитателей замка он отозвался странным напряжением.

Ричард внезапно почувствовал, как екнуло сердце – предчувствие чего-то нехорошего на краткое мгновение буквально затопило все его существо.

Альберт выпустил трость. С тихим стуком она упала вниз, ударяясь концом о землю и, вместо того, чтобы упасть, почему-то так и осталась стоять вертикально, будто бы вонзившись в твердую почву.

Звук от удара казался негромким, однако, по всему окружающему пространству, как эхо от него, покатился тихий, уверенный, постепенно нарастающий гул. Земля вокруг трости немного промялась, как будто бы подаваясь вниз, чудилось, что гул исходит именно из этой точки, хотя звучал он отовсюду.

Татьяна, испуганно сглотнув, осторожно попятилась, стараясь держаться как можно ближе к стене замка. Неизвестного помощника, призванного Альбертом, видно еще не было, но желание оказаться под защитой древних стен, тем не менее, пробужденное гулом, нарастало вместе с ним, и вскоре девушка уже едва удерживалась, чтобы не шмыгнуть, пока не поздно, внутрь, с тем, чтобы последовать совету Романа и сидеть тихо и спокойно, предоставив сильным мира сего самим играть в свои игры.

Гул дошел почти до верхней точки, заставил легонько задребезжать стекла и неожиданно оборвался. Над холмом повисла глухая, тяжелая тишина, не прерываемая, казалось, ни щебетом птиц, ни жужжанием уже появившихся насекомых.

И в этой тишине неожиданно громко и ясно послышался шорох раздвигаемых кустов.

Девушка поежилась, сжалась, пытаясь слиться со стеной замка и насторожено перевела взгляд на опушку леса, опоясывающего холм. Друзья ее, взволнованные и напряженные ничуть не меньше, поспешили последовать этому примеру.

Тишина тяжким куполом продолжала накрывать все пространство вокруг замка, и звук шагов, сопровождающий приближение кого-то, пока еще невидимого, кого-то, пробирающегося сквозь лесной массив, разносился внутри этого купола почти эхом. Он все приближался, усиливался, чувствовалось, что неизвестный «помощник» Альберта подбирается все ближе и ближе, однако, видно никого по-прежнему не было.

Внезапно шаги затихли.

Татьяна, хмурясь, немного подалась вперед, вглядываясь в лес у подножия холма, затем недоверчиво переглянулась со стоящим рядом Владом, покосилась на Романа, на Эрика, на Винсента и Ричарда и, убедившись, что это не она одна внезапно ослепла, недоуменно покачала головой. Видно никого не было, понять, что произошло, не удавалось.

Налетел легкий ветерок, и девушка поежилась. Не взирая на раскинувшуюся вокруг позднюю весну, начало последнего весеннего месяца, ветерок все еще был достаточно прохладным, поэтому Татьяна, выскочившая на улицу в одном лишь старинном платье, мимолетно отвлекшись, пожалела, что не одела чего-то более теплого.

И как раз в эту секунду, в миг, когда она, забывшись, позволила себе отвлечься мыслями на совершенно несущественные в данной ситуации вещи, на склоне холма возникла фигура поднимающегося человека.

Девушка, уже успевшая немного отвернуться, заметила его краем глаза и, вздрогнув от неожиданности, вновь отодвинулась, прижимаясь спиной к стене замка.

Как оказался здесь этот человек, откуда он взялся, когда появился – этого не успел заметить никто, и теперь приближение его созерцали со все возрастающим недоумением. Каждый из присутствующих, включая даже Людовика, готов был клясться, что слышал шорох раздвигаемых кустов, слышал шаги, каждый ожидал, что приглашенный, вызванный Альбертом «помощник» появится на опушке леса, выйдя из его недр, и обманутые ожидания в определенной степени настораживали, наталкивая на подозрения о вероятной силе незнакомца.

Тот продолжал подниматься, неспешно, равнодушно, с какой-то странной меланхолией в движениях, шел, опустив плечи, будто под тяжким гнетом чего-то незримого и склонив голову. Ничего опасного в нем не наблюдалось, угрозы он, казалось, не представлял, да и вообще, судя по всему, не был слишком уже воодушевлен собственным пребыванием здесь, и тем не менее, что-то в нем заставляло напрячься, забеспокоиться, что-то непонятное и странное было в его облике, необъяснимое и ужасающее.

Даже пантера, по сию пору спокойно пребывающая возле ног Ричарда, и абсолютно не принимающая никакого участия в происходящих событиях, вдруг забеспокоилась и, дернув хвостом, поторопилась выйти вперед, заслоняя хозяина собой.

Последний этого даже не заметил. Заинтересованный взгляд его был прикован ко вновь прибывшему противнику, он был поглощен изучением его внешности, надо заметить, весьма необычной и довольно броской, и на друга своего сейчас не смотрел, уверенный, что уж тому-то точно ничего не грозит.

Незнакомец вздохнул и, неожиданно тряхнув головой, немного прибавил шаг. Весеннее солнце ярко сверкнуло на его огненно-рыжей шевелюре, цветом схожей с пламенем костра, и на несколько секунд усилило это впечатление – на голове подходящего человека, казалось, вспыхнуло пламя. Он поднял голову, равнодушно оценивая оставшееся до вершины расстояние, и все тоже солнце мгновенно блеснуло на стеклах очков в тонкой оправе, скрывающих его глаза.

Татьяна, пристально всматривающаяся в него, нахмурилась, закусывая губу. Человек неожиданно показался ей знакомым, черты лица его неуловимо напомнили о чем-то, почти забытом, о ком-то, некогда виденном, но с этого расстояния разглядеть точнее пока было невозможно.

Все, что можно было понять, это то, что неизвестный, на краткое мгновение произведший впечатление какого-то студента или, на худой конец, ученого, определенно не обделен ростом и, судя по всему, физической силой. Сейчас, когда он поднимался по холму и до той поры, пока не оказался на одном уровне с остальными участниками событий, рост его с точностью до сантиметра назвать было, конечно, нельзя, но даже так было понятно, что он вряд ли уступает Ричарду, а если и уступает, то совсем немного.

На широких плечах его, наброшенный абсолютно небрежно, распахнутый, расстегнутый, болтался черный пиджак, вероятно, натянутый лишь ввиду еще не очень жаркой погоды. Из-под пиджака выглядывала белая, но определенно не первой свежести рубашка. Наряд этот, судя по всему, составленный из первых попавшихся под руку вещей, тем не менее, сидел на сильной, спортивной фигуре незнакомца очень ловко, не скрывая великолепно развитой, почти угрожающей мускулатуры.

Он подошел ближе и внешность его стала более очевидна.