Проклятый граф. Том II. Призраки прошлого

– А, да-да, тот парень… Я подумал, что видел его когда-то, а ты заявила, что он просто на кого-то похож. Теперь вижу, на кого, – лицо молодого человека отразило какую-то непонятную, полную насмешливого скептицизма гримасу и хранитель памяти недовольно вздохнул.

– А может, мы вернемся к Владу? Эта тема мне нравилась больше.

– Винсента мы можем обсудить и после, – неожиданно поддержал приятеля граф де Нормонд, – А вот причин твоего доверия Владу я пока не понимаю, Роман. И почему ты так уверен, что Татьяне будет безопасно с ним ехать – тоже.

– Но ведь ты же, видимо, поверил Ричарду, раз собираешься ему помочь, – юноша, не меняя позы, ухитрился пожать плечами, – Да и вообще, подумаешь, связь с Альбертом… Связь связи рознь, между прочим. Она всякая бывает. Влад не более, чем…

– Жертва, – раздался от двери, ведущей в холл, знакомый, но все же звучавшей с совсем иной интонацией голос. Роман медленно выпрямился и, не скрывая изумленного выражения, очень явно проступившего на его лице, уперся ногой в столешницу. Все прочие, как по команде, повернулись в сторону выхода.

– Ты что здесь делаешь? – виконт чуть нахмурился, всем видом демонстрируя, что не так уж и рад неожиданному гостю. Влад Цепеш, стоящий возле дверей, скрестил руки на груди.

– В данный момент слушаю, как вы увлеченно обсуждаете мою персону, – и, заметив, что шутка не находит ни в ком отклика, он чуть усмехнулся, по-прежнему обращаясь к другу, – Только не говори, что ты не слышал звук мотора. Я приехал к тебе, однако, зайдя в замок, уловил отголосок интереснейшей беседы и не мог удержаться чтобы ее не послушать. Однако, теперь у меня возникает целых два вопроса – во-первых, чем это моя персона вызвала внезапно столь ярый интерес; а во-вторых – разве ты не говорил, что никому не скажешь?

– А какая разница? – Роман чуть развел руками, беспардоннейшим образом закидывая ногу, которой по сию пору упирался, на стол, – Или ты хочешь, чтобы тебя все считали негодяем, обманывающим и меня и нас? Нет, ты только скажи, я тотчас же изменю свои показания и потребую посадить тебя в тюрьму. Или ты предпочитаешь расстрел на месте?

– Ты хочешь так доказать всем мою жертвенность? – Владислав хмыкнул, но горечь, слишком ясно проглядывающая сквозь маску веселости, не позволила насмешке пробиться. Молодой человек опустил взгляд, созерцая плиты пола.

– Я мог бы рассказать, – медленно проговорил он наконец, – Если вам так необходимо знать это… И если вы скажете, зачем вам нужно это знать, – произнося последние слова, он поднял голову, оглядывая внимательно созерцающих его людей.

Граф де Нормонд бросил быстрый взгляд на девушку, как бы испрашивая ее разрешения, затем снова перевел его на незваного гостя.

– Татьяну нужно отвезти в больницу, – негромко и словно бы стараясь подделаться под собственный ледяной тон, каким разговаривал во время своего безжизненного сидения в холле, произнес он, – Но я пока не уверен, что мы можем доверять тебе. Хоть Роман и заявляет, что это так.

Виконт важно кивнул.

– Да-да, все именно так. Он, видишь ли, не уверен, не расскажешь ли ты все Альберту. Да и она тоже сомневается.

– Альберту, – Цепеш сморщился, будто проглотив лимон и, сделав несколько шагов вперед, без особых церемоний присел на один из стульев, окружающих стол, – Ну, что ж, если вам это важнее даже здоровья бедной девушки, я… А это еще кто? – последний вопрос его был адресован Винсенту, сидящему с абсолютно независимым видом хозяина, хотя и касался его скорее стороной.

Роман тяжело вздохнул и, переведя взгляд с одного друга на другого, облокотился на столешницу, касаясь обеими ладонями щек.

– А это, понимаешь ли, наш новоявленный друг из староявленного прошлого. Это крайне долгая и неинтересная история с моим сумасшествием, падением девушек затылком о мостовую с большой высоты и ма-а-леньким кусочком крови, утопившем собою, почитай, весь коридор. Я тебе потом расскажу… если мне будет дозволено, конечно.

Эрик бросил на брата говорящий взгляд, но промолчал, не видя смысла сейчас произносить что-либо. Описание страшной трагедии, постигшей семью де Нормонд и принадлежащий им замок, вышло у Романа столь несерьезным и даже забавным, что злиться на него сейчас совершенно не представлялось возможным. Тем более, что впереди их ждала другая, полная трагизма история…

– Ну, что ж… – Влад задумчиво куснул себя за нижнюю губу и, расправив плечи, постарался сосредоточиться, – Начну, пожалуй, с того вопроса, что, безусловно, волнует вас больше всего – человек я или нет. Впрочем… Начать-то я с него начну, но ответить на него мне будет крайне затруднительно – ответа я не знаю и сам. Однако, предвосхищая ваши подозрения, скажу сразу – нет, я не Дракула. И даже не имею к нему ни малейшего отношения, хотя Альберт и считает по-другому. Но, копаясь в свое время в архивах, я не нашел ни единого подтверждения его словам. В общем… – Цепеш вздохнул и, очень явно стараясь придать своей немного хаотичной речи более упорядоченный вид, закрыл глаза, продолжая, – Все это началось еще в то время, когда произошла трагедия, омрачившая и изменившая вашу жизнь. Впрочем, тогда я узнал об этом из газет, мимолетно ужаснулся и забыл… Тогда мы с сестрой жили в Париже, на улице Клюни. История моего знакомства с сестрой тоже довольно забавна – я не знал ее до определенного возраста, в Париж переехал потому лишь, что надеялся добиться признания. Что ж, я потерпел разочарование в качестве жестокого урока жизни…

…Молодой художник, из всех возможных средств к существованию имеющий разве что свои картины, не находящие отклика в сердцах зрителей, а равно и потенциальных покупателей, прибыл в Париж из Румынии, будучи еще довольно юным и, вместе с тем, не менее наивным. Когда-то давно до него долетали слухи о родне, проживающей в городе, и он вознамерился разыскать ее. Из всех родственников, о каких он слышал, найти ему удалось только сестру, да и та вела себя столь странно, а порою даже и безобразно, что Влад, будучи старше ее на несколько лет, да к тому же и небезосновательно причисляющий себя к людям, развитым эстетически, решил взять опеку над неразумной девицей и постараться воспитать в ней благородство.

К его вящему изумлению, сестра отнюдь не возражала против такого расклада и, с покорностью, достойной почти восхищения при учете поведения ее в другое время, согласилась предоставить брату в полное владение дом, где обитала, и слушаться его во всем.

– Тогда я даже не задумывался, – рассказывал Цепеш удивленным внезапно открывшимся его талантом слушателям, – Мне и в голову не приходило спросить ее, на какие средства она живет. Кто платит за дом, по какой причине… Об этом я узнал уже позже.

Я продолжал рисовать, Париж оказался ко мне более благосклонен, чем родной городишко, – некоторые мои картины даже имели успех и, как следствие, спрос. Но нельзя сказать, чтобы финансовое положение было очень уж стабильным – славы я так и не стяжал. На одно хорошее полотно приходилось с десяток неудачных, посему мы перебивались, что называется, с хлеба на воду.

Однажды в дом постучали. Странный, темноволосый и темноглазый высокий молодой человек заявил, что ему необходимо побеседовать с моей сестрой, что у него для нее есть какое-то поручение. Тогда я впервые услышал имя Альберта… Сестра выбежала ему навстречу, вся просияв, некоторое время весело щебетала о чем-то (я, из чувства приличия, удалился в другое помещение), а потом вернулась к себе в комнату. Я заметил, что она расстроена, но причин своего плохого настроения она мне не сообщила.

На следующий день она исчезла. Может показаться странным, но я не забеспокоился и не забил тревогу, не попытался найти ее. Увы, я знал, что моя сестра, будучи существом довольно неуравновешенным, склонна к подобным выходкам. Такие исчезновения уже не были новостью.

На этот раз, впрочем, она пропадала дольше, чем обычно, я уже начинал беспокоиться и решил, что если она не объявится еще через несколько дней, буду пытаться ее разыскать. Признаюсь, я не питал к сестре нежных чувств – не взирая на то, что мы жили с ней вместе уже более двух лет, она продолжала оставаться чужой для меня, я не видел в ней ни намека на родство, которое должно было бы нас связывать, и, пожалуй, если бы она вышла замуж за приличного человека, я бы с радостью свалил со своих плеч этот груз. На мое несчастье, причислить ее к ангелам красоты было отнюдь нельзя, поэтому желающих взять ее в жены не находилось. Но вот, в тот самый момент… – Влад закашлялся и ненадолго умолк, словно собираясь с мыслями. Продолжил он лишь по прошествии нескольких секунд.

…В тот момент, когда художник начал испытывать беспокойство и подумывать, что было бы неплохо отправиться на поиски блудной сестрицы, его внимание было отвлечено еще одним человеком, желающим приобрести его творения. Молодой человек, представившийся будущим графом де Нормонд, красивый, вежливый и обходительный, сообщил к тому времени практически истратившему все сбережения творцу, что хотел бы ознакомиться с его картинами и, возможно, приобрести некоторые из них…

– Ты, должно быть, не помнишь этого, – Цепеш, снова остановившись, внимательно глянул на Эрика, – В конце концов, после этого в твоей жизни происходили события куда как более важные, нежели встреча с художником-неудачником. Хотя я был польщен, когда придя сюда впервые, увидел на стене холла одну из своих картин… Но это не так уж и важно. Итак, ты выразил желание приобрести мои картины, я повел тебя в мастерскую, но вдруг… буквально на половине пути туда неожиданно увидел сестру. Она спускалась, как ни в чем ни бывало, из своей комнаты, улыбаясь столь очаровательно и невинно, что не знай я ее истинных повадок, наверное, поверил бы в ее добродетельность. После твоего ухода, я… – Влад вздохнул, будто сознаваясь в крайне неблаговидном поступке, – Я сказал ей, что если бы она постаралась, наверняка сумела бы выйти замуж за этого молодого человека и в будущем стала бы графиней де Нормонд.

– Подожди, – Татьяна, слушающая исповедь приятеля Романа со все возрастающим изумлением, чуть привстала на стуле, держась за плечо сидящего рядом Эрика, – Черноволосый, темноглазый незнакомец, обходительный граф… Полагаю, твоя сестра не была рада твоему предложению выйти за него замуж?

– Откуда ты знаешь? – удивился Цепеш, взирая на девушку откровенно подозрительно, – Опять женская интуиция?

– Она самая, – мрачновато отреагировала та и, вновь опустившись на стул, резко прибавила, – Значит, ты – брат Луизы.

Имя произвело эффект разорвавшейся бомбы. В гостиной на некоторое время повисла тишина, нарушаемая разве что тихим жужжанием неизвестно когда успевшей пробраться сюда мухи, подбирающейся к паутине, затягивающей камин. Взгляды слушателей, до сего момента прикованные к собственно рассказчику, переметнулись к Татьяне. Влад негромко кашлянул.

– Да, мою сестру звали именно так. Однако, я не совсем понимаю…

– Ты не называл мне ее имени, – перебил Роман, вновь обращая взор на друга и хмурясь, – Если бы ты сказал раньше… – он умолк, оставляя фантазии собеседника самой придумывать окончание фразы.

– Ты бы выставил меня взашей сразу же? – фыркнул Цепеш и, окинув взглядом слушателей, добавил обманчиво-мягким тоном, – Или попросил бы брата сделать это?

– Я бы просто вел себя по-другому, – пробурчал юноша и, опустив глаза на столешницу, замолчал. Брат его, как-то машинально коснувшийся плеча ошарашившей всех внезапной догадкой, девушки, спокойно улыбнулся.

– В принципе, ничто не мешает мне сделать это и сейчас, – произнес он с тихим вздохом, – Однако, увы, меня гложет любопытство. Ты ведь, в сущности, еще толком ничего не рассказал, хотя завязка, безусловно, интригует.

– О, так господин граф дозволяет мне продолжать? – Владислав ухмыльнулся, однако, тотчас же посерьезнел, – Ну, что ж… Верно, Луиза не обрадовалась моему предложению, хотя и попыталась скрыть это. Весьма неумело и неуклюже, вынужден признать… Жизнь потекла своим чередом, деньги, вырученные от продажи картин месье де Нормонду постепенно таяли, и вскоре впереди уже снова замаячил призрак неизбежной нищеты. Именно тогда в нашем доме появился еще один посетитель. Представившийся потенциальным покупателем, он выразил желание увидеть мои картины, и я, разумеется, согласился. Имени он своего не назвал, в ответ на мои вопросы только загадочно улыбался, и ушел, так ничего и не приобретя. Я бы не придал этому значения, если бы не одно но… Тем же вечером сестра пропала. На сей раз она исчезла из запертой комнаты, сбежав, очевидно через окно, и… Появилась на следующий же день, вся в слезах, на пороге дома. Я, разумеется, бросился ее утешать, и услышал странную, довольно душещипательную историю. Моя сестра, ежесекундно всхлипывая, рассказывала о некоем Альберте, человеке, сбившим ее с пути, заманившим в какие-то невнятные авантюры и склонившем к крайне нелицеприятным действиям. В чем именно они заключались, она объяснить не смогла, а может быть, просто не захотела, – я не вдавался в подробности. По ее словам выходило, что Альберт сейчас потребовал от нее чего-то вообще запредельного, чего-то странного и страшного, того, в чем ей категорически не хотелось бы принимать участие.

– Я отказалась, – рыдала она, – Но он стал угрожать! Сначала мне, а потом и тебе, и этого я уже не смогла вынести! О, я боюсь его, боюсь, боюсь…

Естественно, я не мог оставить это без внимания. Усадив сестру в гостиной на диван и успокоив, как мог, я потребовал рассказать мне, где я могу найти этого Альберта. Какое-то время она отпиралась, но после сдалась и сообщила мне адрес…

Я отправился туда немедля. Дом, вопреки моим ожиданиям, оказался совершенно небольшим и, кроме того, производил впечатление опустевшего, брошенного. Входная дверь была открыта едва ли не нараспашку, посему внутрь я вошел с крайней осторожностью. Миновав пару запертых комнат, я оказался в гостиной, и… Замер, как громом пораженный. За столом мирно сидел, попивая чай (а может быть, кофе) из изящной кружки тот самый странный клиент, что недавно покинул мой дом, так ничего и не купив.

– Вы?? – изумился я. Он спокойно кивнул и жестом предложил мне сесть.

– Ну, разумеется, я, – мягко проговорил он, придвигая ко мне еще одну, прежде не замеченную кружку чая, – Разрешите представиться, – Альберт Антуан де Нормонд. Рад более близкому знакомству с вами, месье Цепе?ш.

К тому мигу, когда прозвучали его слова, я уже начал пить предложенный мне чай, поэтому едва не поперхнулся. Откашлявшись, я недоверчиво воззрился на него.

– Вы – Альберт? Тот, кто… тот самый?!

Он изобразил удивление, а потом улыбнулся.

– Вижу, вы настроены враждебно в мой адрес, – произнес он, – Неужели дело в том, что ваша сестра наговорила вам обо мне глупостей? – я не нашелся, что ответить, и он продолжил, – Месье Цепе?ш, мы ведь с вами разумные люди. Луиза, увы, часто выдает собственные фантазии за реальность, я пытался помочь ей… К вам я приходил лишь для того, чтобы убедиться в своих подозрениях. Она часто рассказывала о тирании своего брата, утверждала, что он груб и не воспитан, что он просто проходимец, которого она пустила из милости к себе домой, а теперь страдает из-за собственной доброты… Увидев вас, я удостоверился в обратном и понял, что Луизе свойственны домыслы. Признаюсь, я рад, что вы пришли. Быть может, совместными усилиями мы сможем…

Он говорил что-то еще, но я не слышал. В голове у меня прочно поселился странный туман, все, что я мог делать – это кивать, будто китайский болванчик, да прихлебывать этот проклятый чай. Где-то в глубине все горело, словно внутренности медленно поджаривали на адском пламени, к туману постепенно добавилась боль, накатывающая даже не волнами, а как будто яркими вспышками, я не мог уже ничего соображать и плохо сознавал происходящее.

Я помню, что очнулся на полу. Когда я успел потерять сознание, я не заметил. Из тумана надо мной выплыло обманчиво-участливое лицо нового знакомого и он вежливым тоном попросил меня встать. Я подчинился. Он чему-то улыбнулся и велел мне сесть, теперь уже более приказным тоном. Я вновь подчинился, не совсем понимая, почему делаю это. И вот тут началась совсем другая история… – Влад замолчал, переводя дыхание. Слушатели, уже не пытаясь ничего добавить к рассказу, терпеливо ждали его возобновления.

…Когда Альберт снова заговорил, сообщая уже факты совершенно другие, абсолютно не те, что рассказывал ранее, волосы на голове молодого художника в буквальном смысле встали дыбом. Он слушал, приоткрыв от изумления рот и почему-то совершенно не мог заставить себя произнести хоть слово, хотя нередко ему хотелось вскочить и закричать на тварь, сидящую перед ним с самым, что ни на есть, спокойным видом.