Донбасс. Исповедь

– Какой красивый! – восхищались дети.

– Торты от этой фирмы очень вкусны, – отметила Ирина.

– Я всегда беру только в этом магазине, – проговорила Елена.

Разрезали и разложили по тарелкам торт, налили в чайные чашки ароматный чай.

Какое-то время за столом было тихо. Ирина обратилась к Елене и Николаю:

– Рассказывайте, как надумали к нам в гости заехать?

Елена, улыбнувшись, спросила:

– Ира, что бы ты сказала если бы к тебе приехал человек и сказал: «Я пишу книгу и хотела бы написать о тебе и твоей семье». Что бы ты рассказала для этой книги? Вот сейчас у тебя есть такая возможность.

У меня просто мороз по коже, потому что я понимаю какой я трудный вопрос тебе задала. Так одним рассказом твою жизнь за восемь лет не опишешь, – словно извинилась пред хозяйкой дома Елена.

– Вы пришли в удачное время. У нас сегодня вся семья в сборе и, получается, у меня есть группа поддержки, – смеётся Ирина. – Будем пить чай с тортом и разговаривать…

– Даже не знаю с чего начать. Начну с главного.

Очень бы хотелось, чтобы закончилась эта братоубийственная война и истребление русскоязычного населения силами ВСУ. Чтобы и у наших детей были бы детство и юность, мирная жизнь.

Обезумевшие от горя родители оплакивают своих погибших детей, а сколько осталось детей-сирот и инвалидов, безмерно слёз и боли от этой проклятой войны!

Мы всегда жили здесь. И всю войну тоже. Уезжали лишь на два месяца на море, с 21 июля 2014 года: я, двое детей и моя мама, когда в городе ещё было тихо, и все было хорошо. А 22 июля уже полетел самолёт, бомбить наш Первомайск. А вернулись мы 29 сентября.

Мы уехали в Бердянск, в Украину, боялись за маленьких детей, но поняли, что мы там абсолютно никому не нужны, а здесь – родные стены, и как бы там ни было, есть хотя бы свой угол. Мы жили в подвале, но мы жили в своём подвале.

А в Бердянске нас шпыняли. Вспомнились наши походы в магазин, местный супермаркет, да и не только в магазин. Очень трудно было собраться, настроиться и выйти из дома. Это ужасное чувство, словно ты прокажённая. Рассматривают в упор, не скрывая неприятные, с усмешкой, взгляды. Многие указывают пальцем в нашу сторону и кричат:

– Смотрите, беженцы, беженцы идут!

Мы не выдержали давления.

И это ещё они не знали, что мы приехали с этой стороны.

Возможно, нам нужно было быть посмелее и понаглее. Но мы – беженцы, а в чужой монастырь со своим уставом не ходят, как известно.

Мы идём в супермаркет и набираем еды, много пакетов, продукты на десять человек, живущих в доме. Мы брали пакет картошки, пакет крупы….

Наверное, это смотрится непривычно для них. Денег катастрофически не хватало, возможности работать не было, помогать никто не помогал. Нужно было оформить на новорождённого ребёнка пособие.

Решить проблемы не удавалось. Бюрократия жуткая, куда не обратишься. Все сбережения, которые у нас были, мы там проели. Оставался единственный выход – вернуться домой.

Да, там война, и очень страшно за детей. Но это наша Родина, и здесь наши дома. Мы были даже не в Крыму, а рядом, в Бердянске.

Рвались домой всем сердцем и мыслями. Но, когда приехали, это был, конечно, сплошной шок! Мы уезжали из одного города, а приехали в руины!

Почти полностью была разбита девятиэтажка, в ней зияла огромная дыра. Квартал «60 лет» полностью разбит, подъезды попадали, выгоревшие здания возле «Абсолюта», «Технолюкс» полностью выгоревший был. От «Манежа» буквально ничего не осталось.

В нашей квартире окна были выбиты, стёкол нет практически во всём доме, но это были лишь цветочки.

Мы тогда ещё не знали, что нам предстоит пережить, потому что приехали мы в затишье. Пару дней было затишье, то ли перемирие у них, то ли что-то еще на два дня. Мы все успокоились и даже расслабились, а потом начался кошмар по-новой.

Даже и не предполагали, что приедем с детьми в самую гущу событий! То, что было летом, когда нас не было, это было ужасно, а в октябре началась настоящая блокада, бесконечные обстрелы. Ни выехать, ни заехать было нельзя.

Позже стали пропускать в Стаханов, по пропускам. Выдавали индивидуальный пропуск, официальный, из комендатуры, на передвижение.

Ходить по городу, даже днём, было нельзя – только с пропуском. И на работу также – в любой момент могли остановить и проверить. Но мы не обижались – это правильно, это забота о нашей безопасности.

Спасибо нашим ребятам ополченцам, они соблюдали все правила предосторожности, чтобы максимально оберегать население от опасности.

Ополчение появилось много раньше, даже страшно представить, что здесь было, если бы не они. Всё держалось на них: и оборона, и жизнь города. Бывшее правительство бежало, бросив всё и всех на произвол судьбы.

Я поражаюсь стойкости моего мужа, он всё время работал здесь в городе, он никуда не выезжал. Ни на море, никуда. Он выехал лишь на два дня, чтобы нас забрать и всё.

Работали первое время без продыху, и не за деньги.

Во всём мире твердят, даже сейчас, что здесь оккупация, и российские войска введены. Ни на тот момент, ни сейчас российских войск здесь нет! А если бы были российские войска, я думаю, мы не жили бы почти восемь лет в таком кошмаре! Нас обстреливали даже сегодня, а сегодня уже 16 ноября 2021 года.

Каждый божий день обстреливают, сегодня снова по периметру прошлись. Я не знаю, кто и где видел российские войска. Я даже не слышала об этом.

Просто до войны мне довелось знать очень многих людей в нашем городе. И вот эти дети, мальчишки, которые росли на моих глазах, я их практически всех знаю, и больше половины из них погибли, защищая свой город, землю предков! Просто сердце заходится, когда понимаешь это.

Из российских войск не видела никого и не слышала. По-любому мы бы об этом знали! Были антифашисты из многих стран. Так ведь и с украинской стороны кто только не воюет: и американцы, и англичане, поляки, прибалты, грузины…

– Моему старшему ребёнку на тот момент было шесть лет. Он понимал, что творится вокруг, и чем это может закончится. У него начались большие проблемы со здоровьем, и это отзывается до сих пор. Он и сейчас боится, и боится намного больше, чем младшая девочка. Чем старше ребёнок, тем сильнее он переживает.

Мы жили в подвале, а туалет у нас был лишь на втором этаже. Бывало, что этот шестилетний ребёнок только поднимается в туалет на второй этаж, и начинается обстрел. Совсем рядом. И он терпит, он боится этих взрывов и спускается назад в подвал.

И у него была паника, я лечил его много лет от этого всего. Он просто стал бояться ходить в туалет. Ему казалось, что, если он пойдёт в туалет, обязательно начнётся обстрел, и он погибнет. Как говорится, к бомбёжке не привыкнешь.

Наверное, эти травмы останутся у наших детей на всю жизнь.

Маленькими дети часто спрашивали:

– Что это, мама?

Я отвечала:

– Да это гром.

Хотелось хоть как-то успокоить. Стали старше, и их уже не обманешь, они же понимают, что зимой не может быть грома. Им страшно до сих пор. Сейчас подвала в нашем доме нет, просто выходим в коридор. А когда в прошлом году 31-й блокпост обстреливали! Ведь это было просто жутко, даже для взрослых!

Когда вернулись из Бердянска, мы сидели одну зиму полностью в блокаде, в подвале. Так просидели с осени 2014-го и весь 2015 год. Вначале 2016-го мы перешли в квартиру. Нашей малышке было всего два месяца, когда началась война. Она подросла, но в подвале ей даже ползать негде было, даже стоя учиться было негде. Тогда мы соорудили ей кроватку из двух кресел. Вот она и научилась стоять в этих креслах, а потом как-то сразу пошла, она у нас не ползала.

Нам ещё очень повезло с подвалом. Он был надёжным и тёплым. Из дома мы принесли ковры, что-то из мебели, стеллаж, где и складывали книги, детские вещи, памперсы. Убирались строго каждый день, что бы ни случилось. Здесь был даже душ. Это здание ЖКХ до войны переоборудовали в социальную баню. И мы жили в комнате этой социальной бани.