Время есть

Хорошо, что мама была. Хорошо, что она забрала Ханну из детского дома и позволила ей ещё почти тридцать лет не быть самой старшей.

23

– Мама, мамочка, ты живая, – я рыдала, обхватив её руками, и стуча зубами. Меня била дрожь.

– Ханночка, девочка моя!

– Мамочка, ты живая, ты здоровая, да? Ты здесь живёшь, да? Я тебя нашла, я тебя вижу, – шептала я громким шёпотом.

– Почему-то здесь, да, – странно ответила мама. Она тоже изо всех сил обнимала меня. Взъерошила мне волосы.

– Ты такая красивая стала, милая, – сказала она, явно любуясь мною.

Я засмеялась сквозь слёзы.

– Ты тоже красивая…

– Малыш, я тут не надолго. Мы чуть-чуть с тобой поговорим, и мне надо идти.

– Мам, мама, разве это не тот свет? Я подумала, что я тоже умерла, и мы с тобой, наконец, встретились.

– Ханночка, я не знаю, откуда здесь ты. А я живу там, – мама махнула рукой в сторону какой-то свинцовой занавеси, которая колыхалась у неё за спиной от едва заметного движения воздуха. – И мне надо идти.

– Не надо, – прошептала я. – Мне плохо без тебя. Даже здесь плохо, где Юрка, где всё так удобно, вкусно и красиво. Мне тебя всё равно не хватает!

– Прости меня, крошка моя. Но законы природы я не могу нарушать, – грустно сказала мама.

Она пятилась задом, пока не скрылась за занавесью. Я стояла, словно оцепенев, и смотрела, как она уходит. Когда свинцовая занавесь поглотила маму, сомкнувшись, как волны, я очнулась и бросилась к этой странной преграде.

Я толкала занавесь. Она была мягкой, даже как будто её вообще не было, но пройти внутрь я не могла никак. Я била в неё кулаками, отмахивалась от жалящей меня летучки, и вдруг услышала мамин голос.

– Ханя, приём! Ты меня слышишь?

– Да, – ответила я вслух, перестав лупить полу-реальный свинец. И повторила мысленно:

– Да.

– Вот и хорошо, малыш. Видишь, я здесь, мы можем разговаривать.

– Хорошо, – сказала я, села под занавесью и стёрла слёзы с лица. Оно всё было мокрым. И воротник кофты, и платье. Ничего себе, я наплакала.

– Это же лучше, чем ничего, правда? – спросила мама чуть виновато.

– Да, мамочка. Конечно, лучше, – я попыталась улыбнуться.

– Иди, крошка, к своему Юрке. Живи дальше.

Я кивнула, и из точки между лопаток снова разлилось тепло.

24

Сашка ночевать не пришёл. Ханна всю ночь ворочалась, не сомкнув глаз. Звонила ему. Тянулись длинные гудки, потом включался автоответчик, но Сашка трубку не брал.

А в семь утра вдруг ответил:

– Что ты названиваешь? Я не мог подойти.

– Ты где? Что случилось?

– Ничего, нормально, дела тут кое-какие возникли.

– Саша, какие такие дела, если ты даже на секунду мне не набрал и не сказал, что не придёшь?! Я всю ночь не спала, волновалась.

– Надо же, я тебя ещё волную…

– Так ты специально, что ли? – ужаснулась Ханна.

– Не то чтобы совсем специально, – мстительно сказал Сашка.

– Ну и гад же ты! – задохнулась Ханна, изо всех сил ткнула в «завершить вызов» и швырнула телефон в стенку. Опомнилась, вскочила, подбежала, подняла.

– Жив, телефончик! Прости меня! – и погладила экран. Сашка гад, но телефон-то в чём виноват?

К счастью, у Ханны был выходной, и после разговора с Сашкой она, успокоившись, уснула. Проспала до обеда, потаращилась в потолок, встала, выпила кофе с кардамоном.

Позвонила Юрке.

– Привет, Юр, ты занят сегодня?

– Привет, Ханька. На концерт иду после работы. О, хочешь со мной?

– Хочу, – ответила Ханна. Ей было всё равно, куда идти, лишь бы не домой.

25

Юрки не было. И вообще весь парк изменился, словно потускнел. Я обошла все аллеи, заглянула во все возможные углы, беседки и закутки. Я покричала Юрку, но бесполезно.

Вышла из парка. Дорожка вела куда-то вперёд, и я подчинилась ей. Возможно, она приведёт меня в тот посёлок, где у Юрки дом с резными наличниками. Мне было очень грустно, впервые в этом мире. За какие-то считанные минуты я потеряла всех.

Где-то через пару километров пути ко мне прицепился зверь. Он был похож на большую ящерицу на длинных ногах, и резво бежал за мной, с сочувствием заглядывая в глаза. Я улыбнулась ему.

– Ты тоже похож на аксолотля, – сказала зверю. – Только я на похудевшего, а ты на нормального. Я чушь какую-то несу… Тебя можно погладить?

Зверь не убегал. Я почесала ему за тем местом, где должно быть ушко, почесала шейку – он зажмурился, задрав мордочку, совсем, как кот.

– Будешь моим животным? – спросила я, гладя его по нежной лысой головке. Кажется, зверь был не против. Мне стало немного легче. Всё-таки, хоть одна живая душа рядом нужна всем. А со мной теперь даже две живых души, если летучку тоже считать. Интересно, похоже, одна летучка осталась с Юркой, а вторая летает за мной. И жалится. Значит, мне досталась кусачая летучка, а Юрке добрая.

Нет, стоп. Когда я плакала на границе загробного мира, кто-то же грел меня. Выходит, эти летучки многофункциональные? Кто они вообще такие? Прицепилась и действует по своему усмотрению. То ужалит, то погреет.