Читер, или… Предел высоты

– Я не то имел в виду, Агата Леонидовна, – снова залился краской парень. – Хотел объяснить, почему Олег приходит. Просто, пока Вячеслав Аркадьевич в отъезде…

– Поезжай, Витя, – повторила молодая женщина, мрачнея. – Тебе же ещё за племянницей.

– Хорошо. Спасибо, что разрешили машину взять! Агата Леонидовна, – остановил потянувшуюся к дверной ручке начальницу Виктор, – вы не сердитесь, что я сказал про Олега?

– Разве я назвала тебя «Виктор»? – доброжелательно оглянулась Агата.

– Нет, ну, – окончательно смутился парень, – я же сам вам об этом проговорился…

– Успокойся, – тепло покивала ему Локоткова, – не сержусь.

– До завтра, Агата Леонидовна!

– До завтра, Витя!

***

– Здравствуйте, – поприветствовала мужчину Локоткова, по обыкновению, приподнимая воротник дублёнки под порывами вьюги.

– Добрый вечер, – чуть хрипло ответил Олег. – Вот… хотел помочь…, – неожиданно растерялся он. – Просто помочь… не за деньги…

– Да, бросьте вы, о деньгах, – безразлично произнесла Агата. – Бесплатную помощь я не приму. И закончим на этом. А борьбу со снегом, давайте, отложим на завтра, если вы не против. Подойдёте в семь?

– К-конечно…

– Значит, до завтра, – оглянулась молодая женщина, отпирая калитку в воротах.

– У вас красивое имя, Агата, – проникновенно сказал вслед Олег.

Резко повернувшись лицом к мужчине, Агата посмотрела как бы сквозь него. Внезапно возникло непреодолимое желание ударить человека, произнесшего обычный комплимент. Ударить, бросить чем-нибудь потяжелее, расцарапать лицо, наорать.

До пятого класса Агата со Славой учились в параллельных классах. Однажды всех четвероклассников повели в театр. В антракте Агата с девчонками помчались в буфет. Не так уж сильно хотелось сладкого, просто было прикольно купить что-нибудь в театральном буфете. Ещё на входе, увидев толпу мальчишек, что толклись возле стойки, подружки поняли: им не хватит времени антракта, чтобы отстоять большую очередь. Несколько самых бойких принялись проталкиваться сквозь ватагу пацанов. Агата с Миленой разочарованно повернули обратно.

Слава Локотков ждал симпатичную девочку неподалёку от входа в зал. Милена, как назло, задержалась у зеркала перед гардеробной, чтобы поправить косички и лишний раз посмотреть на свою хорошенькую мордашку. Потом раздосадованная подружка заставляла Агату бессчётное количество раз повторять, что с ней происходило, пока она разглядывала себя в зеркале.

Не обращая внимания на окружающих, мальчуган приблизился к Агате и отчётливо произнёс: «У тебя самое красивое на свете имя – Агата», и протянул ей большую шоколадку в красивой обёртке.

Несколько пацанов из класса, где учились Агата с Миленой, оказавшихся свидетелями сцены, вскоре наградили девочку прозвищем «Агатка-шоколадка», надолго к ней приклеившимся. Она не обижалась, порой даже откликаясь на него. Став взрослой, Агата поняла, что прозвище, напоминавшее о начале знакомства со Славой, было ей необычайно приятно. С Локотковым, которому давно нравилась девочка из параллельного, они вскоре подружились.

После начальной школы учеников в лицее разделили по классам с различными направлениями. Слава с Агатой, заслуженно, оказались в математическом, вместе с лучшей подружкой Миленой. Девочка не проявляла особых способностей к математике. Однако гуманитарного направления в школе не было. Тем, кто в дальнейшем собирался заниматься, например, иностранными языками, рекомендовали специализированную школу неподалёку. Не пожелав расставаться с подругой, Милена осталась в математическом классе, в дальнейшем занимаясь у репетиторов, вместо спецшколы.

Очередной порыв ветра, бросивший в лицо разъярённой женщине пригоршню колючего снега, отрезвил её. Она поняла, что этот мужчина, с печальными глазами, ни в чём перед ней не виноват. Всё дело было в том, что своими словами он вызвал боль воспоминаний о дорогом человеке.

– До завтра, – повторила Агата.

***

Весь вечер она занималась с детьми, кормила их ужином, читала сказку на ночь, усиленно, стараясь не показать своего отчаяния пристально наблюдающей за ней Ирине Константиновне.

Как обычно, в девять, уложив близнецов и пожелав матери спокойной ночи, Агата направилась в ванную комнату, предназначенную для детей, наиболее удалённую от спальни Ирины Константиновны.

Разговор с Павлом, мимолётное упоминание водителя об отъезде Вячеслава, вкупе, не добавили душевного равновесия молодой женщине. Последней каплей стал неуместный комплимент у ворот. Находясь на пределе выдержки, Агата включила воду, открыв оба крана, и опустилась на пол, рядом с ванной. Словно опасаясь выйти за пределы овала ярко-голубого коврика, скорчилась на боку, подтянув колени к груди. Закрыв лицо руками, заплакала в голос.

Она не знала, сколько прошло времени, когда почувствовала, что примостившаяся рядом на коленях мама гладит её по голове. Постепенно подавляя рыдания, с трудом опомнилась, выбираясь из своего горестного беспамятства.

– Агата, девочка моя дорогая, – сквозь слёзы прошептала женщина.

– Как ты вошла? – глухо проговорила в ладони Агата.

– Это же детская ванная, – тихо напомнила мать, – она не запирается.

– Всё в порядке, – отняв ладони от лица, приподнялась Агата. – Я справлюсь.

– Любимая моя девочка, – обняла её за плечи Ирина Константиновна, тихонько покачивая в руках. – Что произошло?

– Ничего, – отстранённо ответила дочь. – Паша звонил, – добавила она через минуту.

– Есть сведения о Славе? – воодушевилась мать.

– Пока нет.

– Тогда, почему ты плакала? – заволновалась Ирина Константиновна.

– Мама, мне очень трудно одной, – обхватив руками согнутые колени, задумчиво проговорила Агата. – Немыслимо трудно держать лицо перед теми, кто не знает, что Слава исчез. Трудно отвечать за всё, происходящее на заводе.

– Там какие-то сложности? – встревожилась мать.

– Нет, – покачала головой Агата, глядя прямо перед собой. – Абсолютно никаких. Всё отлажено: производство, сбыт, отчётность. Всё в полном порядке.

– В таком случае, что тебя беспокоит?

– Видишь ли, мам, мы привыкли работать в паре. Как бы точнее объяснить… Это потрясающее партнёрство, при котором каждый из нас, чувствуя равную ответственность, полностью доверяет друг другу. Когда один беспрекословно соглашается с решением другого. Потому что тот уже всё предварительно продумал и пришёл к подобному выводу. А сейчас я напоминаю сама себе… колесо обозрения, у которого сломалась одна из опор. И оно бешено катится куда-то… в тартарары, увлекая за собой доверившихся мне людей, купивших билеты на аттракцион.

– Это не соответствует действительности, доченька, – печально заметила мать. – Видишь ли, далеко не все люди самостоятельны. Я не имею в виду зависимость. Просто, большинству из нас необходимо ощущение, что есть человек, способный взять на себя ответственность. И совершенно не имеет значения, что сейчас ты якобы одна. Вас по-прежнему воспринимают как пару. Это ваша со Славой заслуга, доченька. И, одновременно, в этом же твои затруднения, как оказалось. Непросто оставаться лидером, принимая на себя ответственность за двоих. Но я знаю, что ты обязательно справишься. Будь уверена, что Слава абсолютно во всём поддержал бы тебя.

– Ты права, – заинтересованно глянула на мать Агата, – ты абсолютно права, мамочка. Спасибо тебе, родная! Действительно, что-то я расклеилась. И совершенно напрасно. Пойдём-ка, мы с тобой чаю попьём, – поднялась молодая женщина, бережно увлекая за собой мать.

– И ещё хотела сказать, – поднялась следом Ирина Константиновна, – что была не права, когда завела с тобой разговор о панцире, – заглянула она в лицо дочери, стоя прямо перед ней и мягко удерживая руками за плечи. – Только слабым людям присуще кутать своё сердце в панцирь. Ты, Агата, совершенно точно к таким не относишься. Ваша любовь придаёт силы вам обоим. И это не просто громкие слова, доченька. Это слова человека, благодаря вам со Славой, поверившего в чудо.

***

Они разошлись по спальням за полночь. Ирина Константиновна, эмоционально вымотанная в течение оказавшегося для неё непростым вечера, уснула почти сразу. Агата, как происходило со дня исчезновения Славы, даже не пыталась преодолеть бессонницу.

«Я чувствую, ты где-то рядом, – беззвучно шептали губы молодой женщины, – совсем близко… Это невозможно объяснить, но… ты рядом. Прошу, родной мой, подай какой-нибудь знак… Пожалуйста, хотя бы приснись мне!»

Не чувствуя отклика, Агата умолкла, прислушиваясь к шороху разбушевавшейся снаружи вьюги. Ночные шторы оставались не задёрнутыми, как нравилось им с мужем. Они любили, чтобы в окно попадал свет: уличных фонарей, умеренно-яркий при нормальной погоде, либо, как сейчас, просвечивающий сквозь метельную завесу; или неоновый лунный. Неважно, каков был его источник: сытая довольная луна; игривый щеголь-месяц; а может нарочито равнодушный фонарь, делающий вид, будто освещает улицу, совершенно не интересуясь происходящим по другую сторону окна.

Вячеславу необычайно нравилось ласкать тело любимой, преображавшееся в таинственной подсветке, проникающей сквозь стекло и прозрачную кисею. Думая об этом, Агата не ощущала боли. Воспоминания вновь и вновь возвращали молодой женщине надежду. Она черпала в них силу. И хотя сон по-прежнему не приходил, всё же напряжение временно отступало.