Направо пойдёшь…

Подняв на Севу глаза, Щеглова сразу поверила в непреклонность его решения и не стала уговаривать остаться. Провожая у двери, Ольга потянулась поцеловать Всеволода в щёку. Нежно коснувшись лица неповреждённой стороной губ, с которых она уже отёрла к тому времени кровь, Ольга ещё раз попыталась уловить во взгляде молодого мужчины хотя бы единую искорку понимания, либо сомнения в целесообразности ухода. Не получив ожидаемого отклика, женщина рассталась с Севой, со стойким ощущением того, что он больше никогда не придёт к ней, с намерением возобновить их близость.

***

Заперев за Всеволодом дверь, Ольга глянула на себя в зеркало на стене, в прихожей. Что такое разбитая губа, по сравнению с разломанным сердцем? Отёк щеки к понедельнику наверняка спадёт, ссадину можно припудрить, предварительно замаскировав тональным кремом. А как теперь быть в этой ситуации с Мышковцом и Всеволодом?

«Он совершенно точно не позволит ему спокойно работать, – подумала Ольга. – Да Сева и сам не останется теперь в отделе. Вот только статья, по которой мерзавец угрожает уволить мальчика, может оказаться совсем не безобидной. Ладно, с этим у меня ещё будет время разобраться. А сейчас, надо позвонить Петру…»

Несмотря на принятое решение, Щеглова не могла заставить себя набрать номер Петра ещё в течение пятнадцати минут, во время которых она просидела в кухне, взирая на лежащий перед ней сотовый телефон.

– Петя, – переглотнула в волнении Ольга, – скажи, пожалуйста, Сева дома?

– Пришёл несколько минут назад, – ответил, озадаченный её вопросом Лисицын. – Душ принимает.

– Петь, – сбилось дыхание у женщины, – они подрались с Мышковцом… у меня…

– Достукалась! – в сердцах не сдержался Лисицын.

– Петенька, прости меня, пожалуйста, – заплакала Ольга. – Он пригрозил уволить Севу по статье. Но этого не будет. Я тебе гарантирую. Если даже Сева сам пожелает уволиться, то только с нормальной формулировкой. Петечька, я хочу попросить о другом. Ты свози, пожалуйста, его на работу к Свете. Пусть его осмотрят… обследуют… рентген там, ну, всё, что нужно… Петя, – всхлипнула женщина, – они так били друг друга. Вдруг у Севочки повреждён какой-нибудь орган внутри.

– Хорошо, – сурово ответил Пётр, – я прослежу. Что там у вас произошло? – поинтересовался он, пользуясь моментом, пока сын в ванной.

– Мышковец застал Севу у меня, – торопливо пояснила Ольга, – вернее, наоборот, когда Сева пришёл, Мышковец опередил его, – бестолково оправдывалась женщина. – Я ждала Севу, Петя! А подонок словно почувствовал, что он может прийти…

– Я же просил тебя, – горько воскликнул Лисицын, – предупреждал: не доводи до беды.

– Петя, – перебила его Щеглова, – всё, не надо меня добивать! Между нами с Севой всё кончено. В этом ты можешь не сомневаться. И с положением на работе я тоже разберусь. Ты только свози Севу в больницу. Пожалуйста!

– Ладно…

– И позвони мне потом, – вновь перебила его Ольга, опасаясь, что разговор может прерваться в любой момент, – скажи, всё ли у него в порядке. Уж в этом ты не можешь мне отказать, Петя! Пообещай!

– Позвоню, – хмуро пообещал Лисицын и, заметив, что сын вышел из ванной, поспешил распрощаться с Ольгой. – Пока!

Завершив разговор с Петром, Ольга прошла в комнату. Сжимая в руке мобильник, улеглась на диван, застеленный к несостоявшемуся свиданию с Севой нарядным комплектом, и принялась ждать звонка от Лисицына.

Она понимала, что жизнь переменилась отныне, без возврата к прошлому. Её жизнь, Петра, Севы. Пётр – её безответная любовь и боль – теперь возненавидит Ольгу. Да ещё неизвестно, как ко всему этому отнесётся Светлана, если узнает. Ольга отчаянно надеялась, что Лисицына не узнает. Не позволит Пётр, чтобы такая правда вылезла наружу. Слишком уж любит он жену. Хотя, что такое – слишком? Для Ольги, сходившей с ума по Петру всю сознательную жизнь, любые отношения супругов Лисицыных казались чересчур. Их тепло, уважение, влечение друг к другу многократно увеличивались, наблюдаемые сквозь лупу Ольгиной ревности.

«Теперь я и Севу навсегда потеряла, – угрюмо подумала женщина. – Единственная отдушина, соломинка, через которую я дышала, утопая в тоске по Петру. Но всё-таки, он не Пётр. Сева также отличается от отца, как разнится сам Пётр со своим братом Пашей. Павел тоже замечательный человек, – рассуждала Ольга, – но всё-таки, Петя другой… любимый… А как же, Севушка? Неужели, у меня к нему было всего лишь влечение? И можно ли в этом случае назвать наше чувство любовью? Пожалуй, нет, – заключила Щеглова. – Разумеется, без отклика плоти невозможно назвать любовь настоящей. Как, например, у меня с Петром. Положа руку на сердце, могла бы я прожить с ним всю жизнь, не ощущая себя желанной? Нет! Тысячу раз нет! Если бы только он вдруг заболел, и мне предстояло ухаживать за ним до конца дней. Но такой судьбы я никогда для нас не пожелаю».

«Да, – вздохнула Ольга, – без телесного тепла невыносимо. Поэтому я и кинулась к Севе, в надежде на то, что он сможет заменить мне Петра. Вот в этом и состояла моя чудовищная ошибка. Нельзя подменять любовь одной только близостью, без того, чтобы жить друг другом, изо дня в день уважать, помогать во всём, предугадывать мысли, радовать и развлекать, утешать и сопереживать, и… любить… безоглядно. А я, … думала ли я о Севе каждую минуту? Конечно же, нет! Расставаясь с ним, я возвращалась мыслями к Петру. И только сегодня, едва почувствовав, что он становится настоящим мужчиной, которого я готова полюбить, потеряла его».

«Мне ещё предстоит разобраться с Мышковцом, – вспомнила Ольга. – Ну, на него-то я найду управу. Пока не знаю как, но непременно найду. Мышковец, – хмыкнула она, – конечно, урод. Вот, только, почему-то мне в своё время очень понравилось, что он оказался первым из мужчин, кто вознамерился завоевать меня. Не оттолкнул, как Пётр, и не превратил меня во временную замену своей жены, как Матвей. Я ведь ни с кем не собиралась сходиться после отъезда Матвея во Владивосток. Рядом был Сева, и мне никто не был нужен, ну, кроме Петра, конечно. Но Пётр всегда оказывался недосягаем. А Мышковец… как только пришёл к нам в отдел, с самого первого дня положил на меня глаз. Буквально проходу не давал, то и дело, вызывая к себе. Ирония судьбы, – печально усмехнулась Ольга, – в том, что у меня снова возникли отношения с начальником. Ну, как возникли, так и прекратились. Плевать на него. Сейчас, главное это Сева».

«Так, – внезапно воодушевилась Ольга, – как же это я не подумала о том, чтобы снять побои. Ну, конечно, это будет мой главный козырь, чтобы пригрозить Мышковцу. Тогда, он совершенно точно не сможет причинить вреда Севе. Надо немедленно поехать к Светлане, – поднялась Щеглова. – Вот только позвоню Петру, чтобы не оказаться в больнице одновременно с Севой».

Однако Лисицын ответил ей, что с сыном всё в порядке, и ни на какое обследование они не собираются.

Глава 10

Когда Сева покинул ванную комнату и остановился в прихожей у зеркала, расчёсывая влажные волосы, отец настороженно глянул на него из кухни. Кроме нескольких синяков на руках и нехарактерного для сына бледного лица, Пётр не заметил ничего необычного.

– Сева, ужинать будешь? – позвал он его. – Мама плов приготовила.

– Съем немного, – согласился Всеволод, – если тёплый.

– Тёплый, – засуетился отец. – Но я могу и в микроволновке подогреть, если хочешь погорячее.

– Не надо, пап, спасибо, – оказавшись в кухне, Сева нажал кнопку электрочайника. – Особо аппетита нет. Пару ложек, может, осилю, да чаю попью.

– У тебя всё в порядке? – скрывая тревогу, просто спросил отец.

– Нормально всё, – пожал плечами Всеволод. – А почему ты спросил?

– Да, вижу, у тебя синяки какие-то на руках.

– Это я в качалке, с новым тренажёром переусердствовал, – невозмутимо ответил парень. – Не сразу сообразил, как следует с ним обращаться. А у инструктора не уточнил, на себя понадеялся.

– Надо быть осторожнее, – предостерёг Пётр, исподтишка оглядывая торс Севы. – Ну-ка, повернись. На теле-то нет ушибов?

– Нет ничего, – уверил его Сева, кивнув на ноги, в джинсах, – Ещё на ногах немного и всё.

– Аккуратнее ты с этими тренажёрами, Севка. А, вообще-то, давай, к маме в больницу съездим. Пусть осмотрит тебя, на рентген, если надо, сводит. А то ты что-то бледный какой-то.

– Пап, – возмутился Всеволод, – ты лучше ничего не придумал, как маму волновать! Говорю же, нормально всё!

– Ну, ладно-ладно, – сказал отец, – успокойся. Ужинать давай.

– Вот и давай, – через силу улыбнулся Сева.

– А с тренажёрами, сынок, действительно, будь внимательнее. Не забывай, что мама говорит. С твоим зрением нагрузки должны быть гораздо меньше, чем у других, чтобы не произошло отслоения сетчатки.

– Пап, неужели я не знаю! – снова вспылил Сева. – С тринадцати лет занимаюсь, так что, будь уверен, нагрузку рассчитывать давным-давно научился. А вы с мамой вечно со мной, как с маленьким. Честное слово, напрягает!

– Для родителей, Севка, ты навсегда ребёнком останешься, – вздохнул Пётр, – даже когда будешь настоящим мужчиной. Ну, это потом поймёшь, когда своя семья, да дети будут.

– Понял, пап, – примирительно улыбнулся Всеволод. – Извини меня.

– И ты прости, за то, что может и правда, чрезмерно тебя опекаю. А давай-ка, – воодушевился Пётр, в надежде выведать у сына за тёплым застольем обстоятельства конфликта с Мышковцом, – мы с тобой по рюмочке выпьем, за начало нашего отпуска.

– Давай, – неожиданно для отца, согласился Сева, который почти не употреблял спиртного. – Отпуск это классно. Несмотря ни на что.

***

– Ну, вот, справка твоя готова, – сказала Светлана, миниатюрная женщина, невысокого роста, с подстриженными под каре, тёмно-каштановыми волосами, без чёлки, на пробор, в форменном брючном костюме, цвета морской волны.

– Спасибо, Света, – Щеглова поднялась ей навстречу с кушетки в ординаторской городской больницы. – Теперь я прищучу этого урода, если что…

– Кого, Оль? – грустно спросила Лисицына.