Дожить до рассвета

Внизу, у основания лестницы появилась группа экскурсантов, и Юля тотчас же успокоилась: «Хоть бы этот чудик испарился! Могла бы еще минут пятнадцать насладиться покоем этих непередаваемых словами картин живописного обзора города с высоты, хотя и не художница вовсе».

– Давай знакомиться! Меня зовут Роман. Я только месяц, как вернулся из Германии после учебы. Тебя не оскорбило, что я с незнакомой девушкой сразу на «ты» заговорил? Пять лет на чужбине, чужой язык – какое-то странное чувство, словно заблудился в родном городе. Как тебя зовут?

Пестрая группа экскурсантов самого разного возраста в кепках, летних платьях, бриджах, пляжных шляпах неторопливо поднималась, внимая гиду, и через несколько минут вся эта толпа разгоряченных на солнце людей заполнит смотровую площадку.

– Меня зовут Юлия. Пока!

– Можно я сниму тебя на телефон на фоне городской панорамы? Ты очень красивая! А потом сброшу фото на твой телефон! Становись вот здесь скорее, а то тетеньки через секунды закроют собой весь горизонт.

И Юля послушалась. Сколько раз здесь уже бывала, а все групповые фотки были только на лестнице, без вида города. И, когда парень прицелился на нее своим телефоном, она, наконец-то, успела его разглядеть.

Темноволосый, высокий, с приличным охватом накаченных плеч он был явно старше Юли лет на пять, но, в первую очередь, ее поразили глаза Романа. Желтовато-карие они излучали такое внимание и интерес, когда, прищурившись, он смотрел нее, что она невольно смутилась: «Словно раздевает глазами! И вообще слишком решительный! И из его рук точно сразу не вырвешься, если вдруг схватит в объятия. Нахальный городской балбес, возможно, привык к быстрым победам! Сейчас предложит посидеть в кафе, потом будет навязываться проводить до дома, а в троллейбусе будет стараться прижаться поближе, чтобы передать свое возникшее возбуждение и желание. Это за год проживания в городе мы уже проходили».

Юля ненавидела пристающих парней, когда липкое чувство брезгливости охватывало все тело из-за неприятного, смешанного запаха незнакомой туалетной воды и пота, ощутимо бивших в нос, от прикосновений чужой руки, настойчиво ощупывающей талию, чтобы потом нетерпеливо прилипнуть к высокой девичьей груди.

Что-то властное проступало в чертах загорелого лица, в решительных поперечных неожиданных морщинах высокого лба, когда Роман хмурился, в тонких ноздрях несколько длинноватого носа, даже в полоске улыбающихся губ.

– Пошли в кино, под прохладу кондиционеров! Лучший вариант – это, конечно, на пляже позагорать, но ты вряд ли согласишься. Точно? – парень шагнул к Юле. – Диктуй номер своего телефона, фотки сброшу.

Экскурсанты остановились у плиты с крупными цифрами «1945», обмахиваясь газетками и журналами, в нетерпении внимая словам миловидной женщины в довольно открытом легком летнем платье и роскошной сиреневой, с большими полями спасительной шляпе.

Юля рассмеялась:

– Ты что, внезапно разбогател, студент? Знаешь, сколько сейчас скромный билетик в торгово-развлекательном центре в кинотеатр стоит? Здорово придумал, чтобы мой телефон узнать! Ладно, раз мы на таком солнцепеке с тобой здесь случайно встретились, сбрасывай фотки!

– А если мы с тобой вместе увековечим наше знакомство на память потомкам? – Роман протянул свой телефон оторвавшейся от основной группы паре молодых людей, которые с восторгом от увиденного пейзажа радостно защебетали возле Юли. – Сфотографируйте нас, пожалуйста, а то мы сейчас растечемся воском на плитах от безумного солнца.

И Роман решительно притянул Юлю к себе. Так они и получились на фото: опешившая от неожиданности, с полуоткрытым ртом Юля едва достает своей головой до плеча улыбающегося верзилы, который крепко держит ее за локоть.

– Кто-то слишком осмелел! – Юля решительно устремилась с холма, но Роман опередил ее на лестнице, преградив путь. – Что ты еще придумал?

– Юля, я – не праздный бездельник, работаю программистом в учебном центре. У меня сегодня выходной. Ты мне сразу понравилась там, внизу у входа. Предлагаю продолжить наше знакомство. Почему ты не хочешь пойти в кино?

Юля опять невольно рассмеялась:

– Потому, что я могу посмотреть любой новый фильм в первый же день проката.

– Ты – дочка директора кинотеатра?

– Нет, я работаю уборщицей в самом крупном кинотеатре Саратова, и мне уже пора на смену. Ну, как, облом получился? Пока, программист!

Но Роман был настойчив:

– Значит, так: я помогу тебе в уборке, а потом мы посидим с тобой в Липках, кофе выпьем, я тебя мороженым буду угощать, и ты расскажешь о себе еще что-нибудь интересное. Забавная ты! И не пытайся от меня скрыться! Я тоже стометровки неплохо бегаю, Юлия! Красивое у тебя имя! И ты сама – какая-то солнечная! Мне просто повезло, что я с тобой в этом парке встретился! Пошли, кинолюбительница!

И Юля сдалась.

Глава 2. Притяжение

В большом зале закончился какой-то несуразный затертый боевик. Юля привычно начала собирать в большой черный пластиковый пакет стаканы, бутылки из-под газированной воды, обертки от шоколадок. «Поросят» на дневном сеансе оказалось предостаточно, и, автоматически, проходя между рядами, Юля отключилась от присутствия постороннего человека в зале.

«Хорошо, что хотя бы семечками не заплевали все полы, а то за полчаса этот гектар не успеешь вылизать», – она энергично терла шваброй линолеум, пока не остановилась у крайнего кресла на центральном проходе:

– Ой, Роман, извини, пожалуйста, я про тебя совсем забыла! Тут, как роботу, не до эмоций. Через две минуты людей начнут запускать. Иди домой! А мне после этой мясорубки нужно в душ! Ты меня понял, Роман? Прогулка на сегодня отменяется!

Роман, поднявшись со своего кресла, стоял так близко, что Юля испуганно отпрянула – вдруг воспользуется своим преимуществом в росте и силе и зажмет в объятии ее сейчас, такую потную и растрепанную. Но Роман выхватил у нее из рук и швабру, и специальное ведро:

– А можно маленькую правку: не отменяется, а переносится на вечер. Ты сможешь до восьми часов вечера освободиться? Я тебя буду ждать у памятника Чернышевскому ровно в двадцать часов. Юля, поверь, я тобой заразился, как в детстве ветрянкой. Был живой – здоровый, бегал, прыгал, и вдруг кто-то дыхнул на тебя – и все. Наутро весь в зеленке, пятнистый и больной. Мне с тобой интересно общаться. И хочется узнать тебя получше. Придешь? Точно? Я все равно узнаю, где ты живешь, в бухгалтерии или у директора центра. Обещаю: приставать не буду. Мы ведь с тобой не случайно встретились сегодня. Все в мире взаимосвязано. И, как только ты это поймешь, сама мне об этом скажешь. Я тебя буду ждать в восемь вечера.

Это было как наваждение. Словно заколдовали словами, взглядами. Ведь в полном осознании, в здравом уме уже сотый раз говорила себе: «Я никуда не пойду! Полный идиотизм, как собачке, бежать на свисток чужого человека, который может сделать с тобой самое худшее: избить, изнасиловать, наконец, просто зверски убить, если ему нужна жертва, которая сама нарывается на беду и не может сказать резко и решительно: «А не пошел бы ты подальше!» Здесь не село, где ты многих знаешь, и где только самая последняя сволочь рискнет кого-нибудь обидеть. Знает, что потом долго здесь не проживешь. Всего оплюют и наградят таким презрением, что останется только возможность укрыться на заработках за тридевять земель. А здесь, в большом городе – полное безразличие друг к другу. Попробуй на улице кому-нибудь с открытой, лучезарной улыбкой сказать: «Доброе утро!». В лучшем случае посмотрят, как на умалишенную, и так отскочат в испуге, словно ты ему или ей пожелала какую-нибудь напасть. И два раза потом обернутся на бегу, чтобы стряхнуть наваждение. Или будут гадать до вечера: «Откуда эта ненормальная меня знает?»

Поперечный характер сказался и тут. Ругала, ругала себя последними словами, а в восемь вечера притопала на встречу.

Роман был неподражаем. Затянутый в облегающие фирменные джинсы, в нарядной белой рубашке с короткими рукавами, мокрым чубом модной стрижки он без слов преподнес пять ярко-алых роз без всякой упаковки. И Юля молчала почти час, потому что Роман оказался таким красноречивым, что ей оставалось только внимать его интересному рассказу, словно он сдавал экзамен на звание экскурсовода краеведческого музея. Оказывается, в 1815 году в честь победы над Наполеоном в Саратове был заложен величественный кафедральный Александро-Невский храм с колокольней, а прилегающую площадь назвали Соборной. Но в тридцатые годы они были варварски разрушены, а на их месте построен стадион «Динамо».

Осталась лишь маленькая церковь – часовня «Утоли мои печали», 1906 года постройки, и только потому, что в советское время в здании был планетарий.

Площадь Чернышевского входит теперь в Соборную площадь. И памятник великому писателю и революционеру Чернышевскому в 1918 году был установлен на тот же постамент вместо снесенного памятника царю – освободителю от крепостного права Александру П.

И визитная карточка города на Волге – сад Липки – из одной тысячи восьмидесяти лип был посажен рядом с Александро-Невским кафедральным собором в 1824 году на Соборной площади.

Это было нереальное состояние, словно у Юли отключилось обычное сознание, и ее душа витала теперь в пространстве над городом, созерцая и наблюдая, как шествует подчиненное ей тело с шикарным букетом по медленно остывающим от дневного пекла центральным улицам, подчиняясь негласным командам чужого мужчины.

Да, она словно потерялась в уверенном голосе своего спутника, погружаясь и растворяясь в множестве интереснейших исторических фактов, вдруг осознав, что Роман с каждой минутой, проведенной вместе, становится ближе и интереснее, что ей уже нравится, когда он придерживает ее за локоть на пешеходном переходе, когда спрашивает, согласна ли она продолжить прогулку.

Его манера размахивать руками, когда увлекался, и, чтобы привлечь Юлино внимание к какому-то объекту своего рассказа, вдруг останавливался на проезжей части дороги, и ей приходилось, смеясь, выталкивать Романа на тротуар прямо из-под рвущихся после светофора машин.

Роман так небрежно ладонью зачесывал назад неуправляемый темный чуб, что Юле вдруг захотелось достать из сумочки расческу и в тенистом скверике попытаться привести его волнистые волосы в порядок.

Они прошли несколько километров, спустились к набережной, явно ощущая прохладу от стремительного течения могучей Волги. И она растерялась в тот момент, когда под вспыхнувшими в наступившем ночном полумраке нарядными фонарями набережной, Роман вдруг притянул ее к себе со словами: «Юлечка, прости болтуна, но я больше не могу!» – и начал целовать волосы, щеки, лоб и, наконец, нашел губы.

Эта неожиданная, прорвавшаяся сквозь обойму монолога низкого голоса чувственность опьянила обоих, и Юля отдалась этому притягательному сильному телу, требовательным губам, обхватила Романа за шею обеими руками и прижалась доверчиво своей грудью к его белой рубашке.

Рядом на лавочке громко заржали какие-то подростки с гитарами, и Юля очнулась.

– Роман! Мы с тобой от жары свихнулись! Проводи меня домой, пожалуйста! – он уперлась кулачками в теплую грудь. – Ты меня усыпил своим голосом.

Юля наклонилась и подняла уже привядшие розы, которые уронила на плитки набережной.

– Юлечка, давай с тобой никогда не расставаться! Поедем завтра, в воскресение на городской пляж! Позагораем, поплаваем…

– Нет! – почти выкрикнула Юля.

– Почему? – хрипло выдохнул Роман. – Ты прекрасно сложена! Я хочу увидеть твое тело!

– Вот потому и «нет»! Мы знакомы с тобой меньше суток, а ты уже готов меня на лавочке в парке разложить. Мы с тобой сегодня точно перегрелись на солнце!

– Ты что, на меня обиделась? Не хочешь на пляж, давай я тебя завтра со своими родителями познакомлю. Посмотришь, как мы живем. И убедишься, что у меня самые серьезные намерения.