Оставшиеся от весеннего распутья колеи как-то небрежно пытались сгладить бульдозером, и эта постепенно взбирающаяся на появившиеся сопки дорога с непривычки утомила своей непредсказуемостью резких поворотов и укачивающим однообразием глухой тайги вокруг. А впереди по линии горизонта наплывала синь высоких горных вершин.
Все попутчики сопели во сне. Шофер молча крутил баранку, поинтересовавшись в середине пути у Ярослава, есть ли у него родственники в деревне. И, услышав отрицательный ответ, посоветовал:
– Держись дядьки Михаила! У них дом большой, пустят переночевать, – и замолчал до самого конца, изредка разворачивая неторопливо мятные конфетки «Дюшес», чтобы не заснуть.
Здание сельского Совета, большая деревянная изба, ровесница далекой социалистической революции, была закрыта на новый металлический замок. Улиц было немного, но из-за простора земельного изобилия каждый дом, как хуторок, старался вывернуться от соседних хозяйских построек подальше. Возможно, в опасении от возможного пожара, находясь в окружении легко воспламеняющейся древесины. Или, может быть, чтобы не было поводов для споров с соседями из-за неправильной межи.
Ярослав вежливо напросился на постой к пенсионерам. Никто никаких лишних вопросов не задавал. И, когда после приличного ужина вышел на улицу, его сразу оглушила невозможная тишина, в которой он без привычки утонул, услышав только свое дыхание, когда спускался с крутого обрыва к реке. Ее, возможно, не было на крупных картах, но, пропетляв несколько сотен километров по тайге, она дала приют и жизнь этой деревне.
Утренний визит к «голове» поселения внезапно сразил неожиданно больно и жестоко, хотя речь ведь шла о совершенно постороннем, чужом человеке. Или ожидание этих проклятых писем в пустоте безлюдного дома наштамповало картины возможного родства с этим нереальным Александром, заставив поверить в невозможное.
Пожилой сухощавый председатель сельского совета на вопрос Ярослава, возможно ли ему встретиться с Александром Владимировичем Сосниным, неторопливо закрыл паспорт Ярослава, помолчал секунд тридцать, а потом уточнил:
– А кем ты ему доводишься? – и, не дожидаясь ответа, сказал тихо. – Если честно, то я даже не знаю, жив ли он сейчас. Понимаешь, никто даже не догадывается, кому Александр перешел дорогу, но почти месяц назад, ночью какие-то уроды пытались его убить. Накануне утром шофер директора лесхоза привез ему на заимку зарплату за два месяца и отпускные, выпили они прилично, шофер уехал, Александр лег спать, дверь не закрыл. И ночью поиздевались над ним неизвестные сволочи, как хотели. Видимо, добивались признания, где деньги запрятал. Всю заимку перешерстили, в погребе даже пол копали. А под утро выволокли на опушку зверски избитого, правые ногу и руку прострелили, чтобы медленно умирал от потери крови и побоев. Все ценное: карабин, винтовку, два телефона, кое-что из шмотья – унесли. Хорошо, что каким-то макаром Александр сам себе раны перемотал. И пролежал он почти до обеда на солнцепеке, пока его сожительница из соседней деревни не явилась. Позвонила быстренько нам, мы из ближайшей воинской части вертолет вызвали. Вот такая криминальная история.
Секретарь сельсовета заглянула в дверь, что-то хотела сказать, но потом просто потихонечку вошла и молча положила какие-то документы на стол, дожидаясь окончания разговора.
– Полиция в розыск объявила шофера директора лесхоза, который через два дня после случившегося рассчитался на работе, и они с женой исчезли из райцентра. А, может быть, браконьеры какие-то обиды припомнили. Тут, в лесу при встрече даже с хорошим знакомым ружье наготове заряженное держишь, мало ли, что у него на уме за дальностью лет накипело. А ты точно не из полиции?
Ярослав отрицательно покачал головой:
– Нет, я племянник Александра Владимировича! – это странное чувство постепенно убегающей надежды найти отца, растворившееся за давностью лет в упорном нежелании близких приблизиться к разгадке несчастной любви дочери, сейчас выбило из привычки реально оценивать и анализировать ситуацию, чтобы найти возможное решение.
– Где он сейчас находится? Я могу к нему попасть?
– Ты чего, Мария Андреевна, здесь торчишь? – глава совета посмотрел на застывшую женщину. – Иди, работай! Все новости вам обязательно нужно знать!
– Давай так. Я позвоню в воинскую часть, уточню, куда его на лечение доставили, а ты пока здесь поживи. Если его в городе держат, и все обошлось, то, хотя дорога и длинная, но доедешь. А если, – председатель помолчал, – если умер, то скажут, где похоронили. Но звонков пока никаких не было! Даст, Бог, выкарабкается. Мужик здоровый был, сильный! Что это я, как баба, говорю, был! Найдешь ты своего родственника, не переживай!
В обед председатель совета сам пожаловал в дом дядьки Михаила. С порога поздоровался и, присев к столу, доложил, несколько волнуясь.
– Не успел ты, паренек, дядьку своего застать. Несколько дней назад забрала его сожительница из областной больницы, увезла в тайгу на лечение к своей родне и даже адреса не оставила. Стервозная баба! Теперь она Александра Владимировича из своих рук не выпустит! Обхаживала его столько лет, ублажала, стелилась под него, чтобы ребенком привязать, а он свободу больше жизни любил, городской, продуманный, ни на какие ласки не купился. Спал, пользовался, а что не брать, если бесплатно навязывают. А, может быть, о жене память берег. Серьезный мужчина, только водочкой стал увлекаться в последнее время. Не знаю, парень, что тебе посоветовать. Но ясно, что затянутся твои поиски надолго.
Ярослав не удержался, вскочил из-за стола, подошел к председателю:
– Извините, я даже ваше имя, отчество не спросил! А можно мне попасть на заимку? Я из степной зоны, с Волги. Могу пожить в доме Александра и за него поработать, ведь там сейчас никого нет! И мне на обратную дорогу на поезд деньги потребуются. Вы не беспокойтесь, я вожу машину, знаю трактор, умею с электропилой обращаться. До первого сентября у меня есть время в запасе. А потом нужно на призывную комиссию явиться дома в военкомат.
– Добро! Я с директором лесхоза переговорю. Сейчас время для тайги самое опасное. Уже больше месяца дождей не было. В любую секунду полыхнуть может. Особенно без догляда. А ты, если решил, можешь почти до заимки на тракторе сегодня добраться. Мы сейчас все населенные пункты и дороги усиленно опахиваем. Но километров десять тебе придется пешком через лес пройти. И пока ларек не закрылся, иди, харчей себе набери: хлеба, макарон, круп, масла растительного, муки – сколько унести на себе сможешь. Деньги у тебя есть? И телефон заряди. Там ведь электричества нет. Ближняя деревня в тайге в километрах двадцати, где движок работает. Поторопись, парнишка!
Глава 4. Открытие
Молоденький тракторист Максим, ровесник Ярослава, рыжеволосый, скуластый, веснушчатый, с невозможно синими глазами, широкоплечий крепыш, изредка оглядываясь на неровную полосу вспаханной плугом заросшей низины вдоль дороги, надрывал горло, чтобы пересилить шум двигателя, и болтал, как заведенный. Выложил историю жизни своей многочисленной родни и свою заветную мечту попасть после призыва в октябре в летную часть и обязательно окончить летное училище:
– Тут на земле ползаешь как муравей среди этих гигантских деревьев, неба не видно в глухомани болотной, а с вертолета такой обзор открывается, и ты, как великан, можешь верхушки лиственниц погладить. И петь от свободы начинаешь.
По поводу нападения на Александра Соснина он выложил свою версию, которую обсуждали в их деревне:
– На участке Александра Владимировича – приличная по площади заповедная зона кедрача. А это – чистые деньги в урожайные годы. Бригады со всех сторон туда, как пчелы на мед, слетаются, локтями толкаются. Больно далекое место от райцентра, от начальства, правда, и дорог нормальных нет. Но за сезон спокойно можно озолотиться на сборе кедровых орехов. И сам Александр Владимирович в наших краях именно с такой бригадой появился несколько лет назад. Мой папка говорит, по всему видно, что человек городской, начитанный, образованный. Остался на заимке, жил бобылем. Но охотник классный был.
Ярослав не удержался, спросил про сожительницу:
– Председатель совета сказал, что какая-то женщина забрала из городской больницы Соснина и увезла в неизвестном направлении. Она ничего плохого ему не сделает?
Паренек оживился:
– Это Ирина Пушкина. Ты что, пройдоха еще та! С кем только не путалась, пока на Александра Владимировича не вышла. Можешь представить, незамужняя баба весь сезон сбора орехов или потом в сезон охоты поварихой в бригаде среди пяти – десяти мужиков живет в лесу? Если с бригадиром спит, то другие только облизываются. А если у бригадира жена воинствующая, то тут за сезон спокойно эта стерва может по очереди всех желающих обслужить, причем, по несколько раз за сутки.
Ярослав смущенно потупился:
– Не понимаю, как это можно, зная всю подноготную женщины, жить с ней и собирать всю грязь после неизвестных мужиков? Разврат какой-то. Что, у вас в селах приличных, свободных женщин нет?
– Приличных сразу разбирают замуж, или они сами в города уезжают, чтобы не засохнуть здесь. А такие, как это дерьмо, всегда на поверхности плавают. Не переживай, вылечит Ирина Пушкина твоего дядьку и явится с ним под ручку в качестве законной жены. Это местечко денежное они никому не уступят. Хотя, моя мать говорит, что эта лиса могла спокойно быть наводчицей у бандитов. Выгребла заранее все денежки у дяди Саши, пока он с шофером отпускные обмывал, и скрылась. Знала, наверное, где у него тайник был. А грабителям ничего не досталось, вот они и озверели. Женщинам нельзя верить. И нужно от них подальше держаться.
Остановились на развилке двух дорог: одна резко сворачивала с косогора налево, а другая плавно переходила в широкую, ныряющую в непроходимые заросли тропу, на которой две машины при встрече вряд ли бы сумели разминуться.
– Слушай, Максим, ты мне нарисуй типа карты на листке, чтобы я мимо заимки не прошел, – попросил Ярослав нового знакомого. – Если честно, никогда в настоящем лесу не был. Но попробую не потеряться.
Максим махнул беспечно рукой:
– Станет паршиво, или харчи закончатся, ты к нам в деревню перебирайся. У нас поживешь, родители чужому человеку только рады будут. Не дрейфь, друг! И еще: у Александра Владимировича мотоцикл «Урал» с коляской был. Если его не прикончили гады, поищи у него в огороде, там канистра была с бензином закопана. Сразу всю территорию освоишь. И переложи сейчас часть продуктов из сумки в рюкзак, а то все руки оборвешь. Удачи тебе!
Дребезжанье, грохот всех железных деталей, подпрыгивание и болтанка на кочках, смрад от дизельного топлива в узкой кабине трактора заставляли разговаривать все время на повышенных тонах. Но, когда нагруженный как верблюд Ярослав прошел метров десять по широкой тропе, все звуки человеческого прогресса внезапно пропали, словно ему в уши натолкали толстые ватные шарики.
И он оказался в плену роскошного летнего солнечного дня, который проглядывал осторожно сквозь многометровые деревья откуда-то сверху, просеиваясь случайными любопытными лучами. Пели неизвестные, невидимые птахи, редкие травинки пытались пробиться сквозь малозаметные следы шин на утоптанной земле.
И этот марш-бросок с полной выкладкой немногих вещей и осенней куртки в спортивной сумке, банок тушенки, сгущенки, трех буханок хлеба и многочисленных пакетов с будущими кашами и супами в рюкзаке на предполагаемом десятке километров затормозил невольно сознание только на упорном рассмотрении дороги под ногами при ходьбе.
Пару раз делал десятиминутные остановки, снимал рюкзак и вытягивался на мягкой подстилке из прошлогодних сосновых иголок, но обязательно какая-то коряга втыкалась в бок или спину, и приходилось уговаривать, даже заставлять себя встать и тащиться дальше. Потом перестал снимать рюкзак, по туристическим законам просто прислоняясь уставшей спиной к шершавой коре мощного ствола.
И, когда по болотистой низинке, растревожив полчища комаров, вдруг выбрался из сумрака чащобы на высотку открывшегося редколесья, то ахнул от непередаваемого великолепия воистину шишкинского пейзажа. На высоком берегу реки, на опушке леса в некотором отдалении маячила небольшая изба, срубленная из бревен, несколько построек, прилепившихся к ней, которые угрюмо и отстраненно, словно с опаской, рассматривали появившегося незваного гостя.
И это преломление в сознании распахнувшегося дня, готовящегося к скорому закату солнца, и угрюмого недоверия пугающей чащи настораживало, напрягало. Потому что не покидало чувство, что тебя кто-то постоянно «пасет», идет за тобой незримо, караулит каждый твой шаг, выжидает какой-то необъяснимый момент, когда ты вдруг покажешь свою слабину, неуверенность, просто споткнешься. А что будет потом – неизвестно.
Дверь избушки была подперта старой штыковой лопатой и опечатана бумажной полоской, видимо, побывавшим здесь следователем или участковым.
Нужно было обживать эту чужую территорию, раз сгоряча напросился на работу. И ведь даже не спросили, сколько полных лет. Глянул председатель совета на рослого парня и не стал размазывать бюрократию: «Парню деньги нужны на дальнюю дорогу домой, пусть поработает». И все так просто и реально, по-человечески.
И тут сквозь тысячи километров, роуминги прорвался звонок деда:
– Ярослав, ты куда пропал, почему не звонишь? Бабушке операцию сделали нормально, уже потихоньку с кровати встает. Что у тебя новенького? Смотри, чтобы не было поводов нас огорчать!
Проговорил бодро:
– Дед, не беспокойтесь, я в городе, в маршрутке. Перезвоню, как освобожусь.
Заряд батарейки телефона нужно было беречь. И напал зверский голод. Отдыхая на широкой лавке, не утерпел, отломил краюху темного хлеба, намазал джемом расхваленной фирмы из экономной пластиковой упаковки, не решаясь почему-то сделать несколько шагов к коряжистым ступенькам старого крыльца.
Захотелось горячего чая с крутой заваркой. И, чтобы оттянуть минуты непонятного страха от осмотра того места, где убивали человека в темноте ночи, достал из сумки пачку спичек и начал разжигать старенькую кирпичную печку под деревянным навесом, рядом с дощатым крепким столом.