Заговор вероятностей

В девятнадцатом веке Псебай был местом княжеской охоты. В 1862 году право на пользование угодьями приобрел великий князь Сергей Михайлович Романов, двоюродный брат Николая П. Он велел построить в Псебае охотничий домик и подсобные помещения для прислуги и содержания собак.

В Псебае находится управлении Восточного кордона единственного на Кубани Кавказского биосферного заповедника. И двенадцать месяцев в году этот уникальный музей природы принимает туристов.

Эта уютная котловина с такими пологими, по-домашнему близкими вершинами, с обрывистыми склонами, издали зеленеющими полянами вековых лесов, встречающимися по дороге выше человеческого роста зарослями шуршащей крупными листьями уже без початков кукурузы, была дверью, за которой прятался неизведанный, таинственный мир высоченных гор, которую каждый мечтал поскорее открыть.

День разгулялся и как бы раздвоился. Первую половину шли по дороге, потом по тропинке вверх, купаясь в лучах солнца и хмелея в ожидании скорого праздника.

Его, солнца, было так много, оно вокруг, и ты в его заводи. Одни лучи упруго, как мячики, отскакивают от тебя, роятся вокруг, создают натянутую сетку, и тебе кажется, что ты с трудом пробираешься через эту мешанину снующих препятствий. Другие буравят все тело, захлестывают его, просачиваются через твои клетки, разгоняют кровь, и зажигают, включают невидимые моторчики бесплотной энергии, и заряжаешься на сумасшедшие поступки, на которые в реальной жизни без помощи солнца был бы не способен решиться.

И мы, осторожные существа, трусливо прячемся от этих выбросов энергии в застенки машин, комнат с кондиционерами, под тень деревьев, в прохладу рек и озер.

А солнце смеется над нашими глупыми потугами укрыться от галактического управления нами, возомнившими себя Гераклами сегодняшней жизни.

Проводник, мужик невысокого роста, жилистый, немногословный, перед обедом, после короткого, минут на пятнадцать перекура, вдруг свернул в сторону остроконечной скалы. Она маячила вроде невдалеке, загораживая край неба, но, до которой шли, уже заметно поднимаясь вверх по зеленеющему склону. Пока она не выросла угрюмо прямо перед ними с черной, обугленной, осыпавшейся щебнем и камнями гранитной стеной, с обгоревшими до черноты остатками кустарников и огромных деревьев в радиусе добрых пяти десятков метров. Это было место падения врезавшегося в скалу, потерявшего управление самолета. Аварии, произошедшей два дня назад, во время грозы.

На дороге в стороне стояли два милицейских «УАЗа». И все вокруг было усыпано осколками, обрывками вещей, деталями самолета, которые не успели сгореть дотла, а просто были залиты хлынувшим проливным дождем.

Милиционер, видимо, главный, требовательно махнул, чтобы группа остановилась. Проводник объявил привал, и они вместе с Петром Ивановичем пошли, оглядываясь по сторонам, к машинам.

Эта с закругленными краями, выгоревшая дотла поляна стала местом гибели двенадцати человек. Не спасся никто.

По краю, на зеленой траве были в ряд выложены собранные остатки вещей. Следователь в штатском, вспотевший, уже немолодой, в очках, светлой парусиновой кепке и в рубашке с короткими рукавами, попросил:

– Товарищи! Я понимаю – у вас поход, но, может быть, вы поможете нам еще раз прочесать вот этот участок? – и он махнул рукой в направлении скалы. – И еще. У вас в группе есть две девушки, которые из Уфы до Краснодара летели вместе с погибшими. Мы их заберем на опознание. Поможете?

Когда Петр Иванович передал просьбу следователя, девчонки, как по команде, зарыдали в голос. Все женщины тоже прослезились. Девушек с рюкзаками посадили в милицейскую машину, а вся группа смотрела, как осторожно, словно живая, эта машина спускалась по крутому склону. И вскоре сделалась похожей на спичечный коробок на фоне этого разбега вроде бы невысоких гор, заросших темной щетиной слившихся воедино деревьев.

– Светка, вот парадокс жизни! Здесь, на поляне, мог бы валяться мой разбитый фотоаппарат или мой не сгоревший ботинок! Представляешь, а я расстроился, что мне билет не достался, и пришлось на поезде добираться. Петр Иванович говорил, что в кустах нашли коробку с чайным сервизом, где все чашки были целые. От людей – одни сгоревшие фрагменты, а сервиз целый. Учительница везла дочери в подарок из краевого центра. И дождик, как заправский пожарный, все затушил. Грустное начало нашего восхождения. Лишь бы мать ничего не узнала, а то сразу сюда примчится.

Света, совершенно не подумав, что она делает, схватила обеими ладонями правую ладонь Ивана, крепко сжала, прижала к своей груди. Иван замер от неожиданности, услышав, как рядом с его пульсом взволнованно колотится на мягкой возвышенности девичьей груди чужое неравнодушное сердечко.

– Иван! Это судьба! И теперь проживешь еще сто лет! Жалко всех. А поход у нас пройдет отлично, вот увидишь!

Иван левой рукой прижал Свету к себе, совершенно забыв, что они невольно оказались в кружке своего второго отряда:

– Значит, и наша встреча на вокзале – тоже судьба? – после этих слов Света очнулась, вырвалась из объятия, сдернула в растерянности свой рюкзак с плеч и опустилась на зеленую, уже подсохшую землю:

– А, ну тебя! Все прикалываешь! – Иван сел рядом, но тотчас же возле них объявился Петр Иванович:

– Молодежь, никаких перекуров! Пошли работать!

Вся группа сложила рюкзаки в кучу. Иван молча пошел за Петром Ивановичем и проводником к скале.

Остатков вещей было мало: женский босоножек без пары, перочинный нож, женская хозяйственная сумка, пуговицы, кошелек. Основной поиск был накануне, когда привезли мужчин местного колхоза прямо с уборки урожая, пока комбайны простаивали в ожидании солнечной погоды.

А сейчас бродили маленькими группками по пепелищу, боясь остаться наедине с этими, застывшими в горе, остовами обугленных, черных, только позавчера устремленных к небу и солнцу жизнерадостных многометровых пихт

Особенного ничего не нашли, но в саже перемазались основательно. Проводник отвел группу к реке. Перекусили сухим пайком. Иван полез в холодную речку сполоснуться. Петр Иванович сначала отговаривал, потом махнул рукой:

– Заболеешь в походе, буду тебя лечить.

Вернулись в поселок, с удовольствием поужинали и отправились в поселковую общественную баню. Свете было жарко, и она не взяла с собой теплую кофту. В парилке долго орали песни, лили кипяток на раскаленные камни, брызгались холодной водой, так что местные жительницы с домашними тазиками терпеливо дожидались в узком длинном коридоре, когда уберутся эти бесшабашные приезжие.

Вечерний свежий ветер с гор прохватил и охладил разгоряченное тело. А, может быть, воды холодной из речки напилась без меры, а еще до этого были промокшие под ливнем кроссовки. Ночью зазнобило. Проснулась, как от толчка, – не хватает воздуха. Села на кровати и чуть не уплыла – закружилась голова. Легла, а зубы, как от испуга, начали выстукивать непонятную мелодию, все громче и решительнее. Закуталась в одеяло, но дрожь, как заразная болезнь, перескочила на руки, ноги, сотрясая все тело в лихорадочном, веселом танце. Зашуршала пакетом из рюкзака, отыскала крупные таблетки аспирина, чиркнула спичкой. Стуча стеклом, плеснула в стакан из графина воды, протолкнула в больное горло лошадиную дозу. Легла, продолжая трястись вместе с растянутыми пружинами скрипучей кровати, уговаривая себя успокоиться и заснуть.

Ночь уже улеглась основательно, и близкие звезды обнимали весь небосвод. Свету продолжало знобить под легким байковым одеялом, пока не сняла с соседней пустовавшей койки дополнительное одеяло, закуталась, через полчаса изошла липким потом и снова начала пылать.

Утром проснулась с резкой болью в горле, не могла говорить. За завтраком выпила еще одну таблетку аспирина, запила кружкой горячего кофе с цикорием.

После завтрака всех собрали по группам на инструктаж по технике безопасности и предупредили – в поход ничего лишнего не брать.

На складе выдали горные ботинки, штормовки, спальник с вкладышем, накидку целлофановую на себя и на рюкзак, коврик пластиковый, банки с тушенкой и сгущенкой, пачки сахара, шоколад, крупу, буханки хлеба. И когда Света сложила свои личные вещи и всю обязательную амуницию в армейский рюкзак отчима, попробовала его поднять, то поняла, что вчерашний утренний пробный поход – это легкая усмешка опытного альпиниста над новичком – схватил два килограмма на плечи и готов, как мотылек, порхать на солнце. А шестнадцать или даже больше килограммов, и все время вверх, – вот, где познается сила духа, выносливость, спортивная злость и вера в себя. И еще – крепкая спина и отсутствие жалости к себе.

Петр Иванович стоял над душой:

– Девочки, все вещи в сумки. Их на автобусе до Красной Поляны в объезд гор повезут. Берите самое необходимое, а то в горах побросаете. А уж на море потом будете наряжаться

И некоторые не выдержали психологически, так же, как Света, примерив в комнате невозможно тяжелые рюкзаки. В горы отважились отправиться только двенадцать из семнадцати женщин и трое мужчин.

– Ну, что, Светик, выдержишь темп с таким грузом? Наложила, наверное, зеркал и бигуди? Валентина, сестра нашего инструктора Верочки, кстати, очень хорошенькие девчонки семнадцати и девятнадцати лет, как они сами сказали, призналась, что инструкторы специально идут не впереди группы, а сзади, чтобы собирать «урожай»: у них дома штук десять дорогих электрических бритв, художественной литературы – не счесть, халаты, босоножки, кошельки и всякая мелочь. Они на кордонах потом все это барахло оставляют, а после сезона забирают. Давай посмотрим, что еще вытащить можно, пока машина на Красную Поляну не ушла. Хотя я, если очень-очень попросишь, тебе помогу, в беде не брошу.

Света одной рукой еле-еле приподняла рюкзак Ивана, прошептала:

– А ты решил все свои модные вещи с собой нести, чтобы быть неотразимым перед девочками?

Иван обиделся, отобрал свой рюкзак:

– Света, не забывай, что у нас – все групповое снаряжение. Петр Иванович – кремень. Женщин жалеет, а мы тащим запасы продуктов на семь дней. У меня тут даже вилок капусты, зелень на супы, и картошки килограмма три. Так что, вьючные ишачки, это мы – Игорь, Петр Иванович и я. А вдруг мы с тобой решим в горах свадьбу сыграть? Привезу из похода мамочке молодую жену. Согласна?

– Болтун! – Света покраснела. Рыться в рюкзаке, в личных вещах в присутствии Ивана было неудобно. Положила спортивные тапочки, тоненький альбом для рисования, толстый карандаш, еще одну пару носок, застегнула опустевшую легкую сумку, написала на картонке фамилию, имя и отнесла в автобус. Фамилия была матери, новая, по отчиму, как в путевке: Ковальчук Надежда. Когда приехала в Псебай, объяснила в конторе, что приехала вместо матери, которая заболела, показала паспорт. Махнули рукой: «Ладно. Самое главное, все печати на путевке в порядке. Да и путевка не «сгорела».

Иван пошел следом. На бирку он, конечно, не посмотрел.

– Пойдем, Светочка, побродим у реки, – он обнял ее за плечи, – со вчерашнего дня в себя прийти не могу, хожу, как ненормальный. Вот разбился бы на той поляне, и никого после меня не осталось бы, кроме матери. Тосковала бы по мне, да еще одноклассники на вечере встречи в школе меня бы вспомнили. Я после армии, точно старик, рядом с вами.

Света сдернула его руку со своего плеча:

– Иван, не хандри. Мы – друзья! – говорить могла уже с трудом, прошептала. – У меня парень в Волгограде. Понятно?

– Конечно, понятно! Недотрога! Все равно моей женой станешь, рано или поздно. Можно, я тебя один раз поцелую перед походом? А то на тропе будет не до поцелуев, – и он сжал неожиданно своими крепкими руками плечи, притянул к себе растерявшуюся Свету и поцеловал где-то в щеку, а потом в шею.

– Иван! – она вырвалась. – Твои шуточки переходят все границы. Ты приехал горами любоваться? Я тоже. Будем любоваться. А все остальное – глупости.

– Ладно, философ. Влюбишься – посмотрим, как запоешь, недотрога.

К ним подошел Петр Иванович:

– Иван, – Петр Иванович покачал головой, – придется эту девочку в медпункте оставить на пару- тройку дней. Вдруг на тропе свалится? Тогда будут проблемы для всей группы. Нужно идти к руководству.