Золотая рыба

Там дедушкина яхта «Надежда», многокомнатная дача…

Оба парня (второй из какого-то сибирского города) довольно кивают, прибавляя «классно» и, наконец, сибиряк говорит: он с девушкой. Володя Одинцов глядит: мол, а тебя я могу считать «своей девушкой»? Взгляд понят, ответа нет. И он думает: мол, там, в Крыму, видно будет.

Она выходит на Маяковке, им ехать да ехать на съёмную квартиру.

– С кем? С кем ты собралась? – вопросы Инги Ивановны.

– Мальчики из группы, девушка одного…

– Они приезжие?

– Володя Одинцов – нормальный парень. Да, не всё ли равно, с кем рыбачить! Дедушка Джек…

– О, нет! Необходима санкция Георгия Евгеньевича!

– Да, и с санкцией, – напирает бабушка, – ехать не надо одной. Мы вот-вот вместе: мама, Верунька…

Инга Ивановна подхватывает:

– У меня отпуск с определённого дня! Вот тогда и поедешь. С нами, а не с какими-то ребятами приезжими… – И уходит к себе в комнату звонить папе.

– Мы с мамой тебе желаем только добра. Тебе необходимо окончить институт, выйти замуж (этот тонкий вопрос мы проработаем!) – меморандум бабушки.

– Тебя к телефону!

– Да, папа…

«Сандрина, деточка, думаю – нереально. Я не могу убедить твою маму, это кремень. Будь моя воля, я бы позвонил дедушке Джеку…»

– Мне жаль, папа…

Что плела она Володе Одинцову… Тот в ответ, мол, рыбы полно и в Оке.

…Идя от метро, видит на заборе яркую картинку: рыбак, одетый в красный штормовой капюшон, в двух руках большая золотая рыба… Отрывает клочок с телефоном…

Главное: билет бесплатный. Родные люди не дают денег на рыбалку у дедушки. Но к чёртовой бабушке или прямо – к чёрту на рога будет бесплатный проезд. Надо только в Чертаново для оформления договора.

В МГУ пишет заявление на академ-отпуск. Если б можно было заявление на смерть, то в таком настроении…

Далее истерика для мамы и бабушки (хотите, чтобы я повесилась или отравилась – выбирайте!) и аргументированный диалог с папой. Она так нацелена, так тверда, что они отступают. Твёрдость, о какой они не подозревали. Папа ей оформляет командировку, делая вид, что верит: она и дальше будет твёрдой, взрослой, наговорив этих банальностей, немного разбавив ими их, в целом, небанальное общение. Он внял её, опять-таки, твёрдой просьбе не идти на вокзал.

Мама и бабушка, будто ждут, что она в последний миг выпрыгнет из вагона; им придётся компенсировать деньги на билет и суточные, которые ей выдали. Они нагло спекулируют на Веруньке: «Уговори не уезжать». Но сестрёнка на перроне не ревёт (на это рассчитывают сценаристки), а говорит с милым доверием: «Возвращайся скорей».

У Сандры бравада, какой не бывает у покойниц на пути в крематорий; лица бабушки и мамы вполне для ритуала. Дома они будут плакать, обвинять папу в неправильном воспитании, мама будет ему звонить на эту тему, и он чаще будет курить, хотя, вроде, чаще невозможно.

Вот вам! Уедет! Так уедет, как вам и не снилось! И – уехала!

5

– Пока мы дрыхли, девчонки говорят, студентов привезли! – Настя рада!

За окном смех не только женский. Доски тротуара гудят от грубых ног. Увы, теперь и в темноте не вымыться на колонке.

– Их вон в те, где койки в два этажа, – ликует Настя.

Свет горит в окнах, раньше тёмных. Шум, беготня. Как много их… Одеты одинаково, не отличить, где девушка, где парень.

– Парней у них много, – вздыхает Настя. – Танцы будут, а нам – в ночь.

И какое ей дело до танцев: юбка ниже колен?

…На конвейере опять дикая битва. Две бабы дерутся, а как они бранят друг друга, не передаваемо.

Ненормальное явление: ей нормально работать на рыбе. Тупой однообразный труд. Выработка автоматизма. Она и работает, и думает вопреки рекомендации академика Павлова о синхронности рук и головы.

Неотвязно: мама, Верунька (эта чаще других), папа, бабушка. О маме – много. Об этой мощной Инге Ивановне. Она моторная! Она делает и делает. Всё доводит до конца. Было нелегко, но она «пробила» клинику новых методов лечения наркозависимых.

О папе не думает. Он не моторный. У него двадцать книг с закладками на первых страницах покрыты пылью. Пыли много в его «берлоге». Когда она ночью в цехе укладывает в банки холодную мокрую рыбу (маленькие ломтики – «цветочком» в банке), думает о маме. Она видит её в ярких туфлях, в ярком жакете на сеансе психотерапии перед группой пациентов, которые превращаются из наркозависимых в полностью зависимых от Инги Ивановны. Руки хватают сайру, кладут в банки, которые одна за другой брякают на металлический поднос.

Выжмет три нормы. Настя делает пять. Она вновь кроет матом Тоньку. Тонька с огромным дуршлагом (из отверстий бьёт вода) мимо Насти, и ненароком льёт ей в сапоги. Та кинулась, цепко держит края этого тазика и вырвала бы, не вмешайся полусонная (уколотая – наблюдение Настя) учётчица Аля. Рыбу делят. Тонька ревёт.

Сайры нет, на транспортёре в ледяной воде редкие ломтики.

– Не то с резкой, – предполагает Настя.

Они бегут к началу цикла. Разделка работает: кишки летят. А вот порционка в режиме ожидания. Настя хватает какое-то корыто. Агрегат врублен! За ними хвост; у всех – ёмкости. Рыба льётся с водой, падает в бак, и оттуда её ловят. Один дуршлаг, второй, третий… Сандра, вернее, энергичная туповатая Саша входит в азарт. Их корыто – немного – и доверху. Рыба серебряная, будто холодные продолговатые камни для какого-то великаньего ожерелья.

И тут Тонька:

– Рыбу захапали, так вас и так!

А Сандра, правильнее – Саша, ловит и ловит… Наберёт корыто доверху! Рядом мокрые Настины руки, мокрое Настино лицо, фартук, сапоги, халат. Настя Тоньке в ответ:

– Сама, так тебя, так, всё хватаешь, так и так…

Тонька никнет, и вся очередь с тазами терпеливо клонит головы перед Настиным криком, перед её матом, да и перед физической подготовкой Сандры, вернее, Саши…

Порционка хлещет ледяной рыбой. Опять корыто. Укладывают, а другим укладывать нечего.

Утром сапогами в тёплой воде, которая откуда-то течёт, разливаясь на бетонном полу. Ест отбланшированную, но не залитую маслом и не запечатанную рыбу, которую крадёт с конвейера Настя. Если так каждую смену, – ликует коллега, – то она не только матери и детям, но и себе купит, например, «импортный купальник».

– Тут негде плавать!

– Поеду в Одессу, пойду на пляж…

– С этим моряком Славкой?

– Да, нет, он не любит пляж… Он загорает на палубе «Христо Ботева», на котором ходит из Болгарии…