Канатоходцы. Том I

Без родителей трудно детей поднимать: Мишель тайком берёт предметы у детей, Пётр ребят колотит. Она уберегала внуков от малолетней колонии. Но не ото всего уберегла… В итоге мальчики и женились не так. Варя не пара Петру. Умерла Фёка: кто будет тягать дрова? «Возьмите на квартиру девушку», – рекомендация Пантелеймоновны. Её сын Пантелеймон (его отец где-то далеко) с младых ногтей на интернате, где ему дают навыки повара. Варя вылитая Фёка. Плату за комнату с неё не берёт Эндэ. В швейном училище минимальная стипендия. Вариными руками в доме многое приведено в порядок. Но женой Пьера?! Бывало, латает, глянет на его фотографию: «Красавец!» Пётр видный. А красавец – Мишель… Светлана ему пара. Более развитая, чем Варя, и не такого характера, как модель Дома Моды. Но то, что в Верхотурье…

Фёка была против фотографирования маленькой Натали. Экие выдумки! Фёка тёмная. Одно время её родные обитают в лесах, как лучинковцы. Но её отец Павел вернулся работать в заводе на выплавке чугуна. Как-то во время литургии крик: «Служба идёт неверно!» Его – в холодную, но не надолго. У Фёки Колупаевой понятия глуповатые. Пётр Первый – антихрист. А Серапион, бунтовщик, – страстотерпец.

«Он взял хлеб и дал ученикам. ’’Это тело моё, отданное за вас, ешьте”. Вино. “Это чаша нового завета в моей крови, пролитой за вас, пейте”». Мама верует, а Натали в недоумении. Кровь. Но она – вино? Хлеб. Он – тело? Дед умер. В натопленной комнате неприятно пахнет. Гувернантка грубовато: «Человек умирает и гниёт». Вот тебе и «тело»… А вот вино… Ей, маленькой, иногда давали каплю для сна. Как-то на кухне: вино из бутылки перелито в тазик! Обмакнула палец, предощущая вкус винограда. «Это не “испорченный кагор”, а кровь. Курицу закололи», – говорит кухарка. Папа, европейский джентльмен, любил хорошую еду, да галопом верхом. О «Новом завете»: «Благие выдумки». Для Натали и воскресение – трагедия.

На фотографию маленькой Натали не взглянул! Светлана рыдает длинную дорогу обратно. И ни единого письма. А на работе то и дело молодец с птичьей фамилией Зябликов. Увёз её с маленькой.

Жанна в больнице прервала беременность. Аргумент: Мишель ей не верен. Теперь у неё, наверняка, не будет детей.

Для Эндэ пример мама. Никаких упрёков к папа, когда он в клубе играет в карты. И Натали так с Пьером. Он в больнице. Его альтруизм доктора памятен многим.

Не только газета для Петра, но и телеграмма ему. Откуда и от кого депеша? А Пётр: «Едет!» Мол, никто не звал…

– Ты плохо кончишь, мой дорогой внук…

– Вы бы не каркали, грандмаман!

Но она не о тюрьме, имеет в виду стенокардию. До её лет не дотянет, такой нервный: реформа денег, телеграмма, курьер… Приятного мало в этом Захаровиче. Но… A quelque chose malheur est bon[37 - – Нет худа без добра (фр.)]: ему они спихнут Фёкину халупу. «Эта жуткая Старая Утка», – моментально рифмует Мишель. Купят другой домик с огородиком там, куда не надо ехать ямами и рытвинами грунтовых дорог, а комфортной электричкой: интервал минимальный.

Карман так и не найден.

Она в «выгородке». С тех пор, как стряслась эта беда под названием Великая Октябрьская социалистическая революция и отбирают комнаты, появились выгородки. То так, то эдак шкафы и ширмы. Был великолепный проект её сына добавить второй этаж. Ныне, как говорит Пётр, «новая конфигурация выгородок». И у неё отдельная комнатка: кровать, кресло, ломберный столик с лампой, тёплый печной бок… В диванной много окон, и у неё индивидуальное. Живёт, как царица. А царица завершила путь земной в доме, который виден в индивидуальное окно Эндэ.

Газеты:

«…Петербургским обществом фабрикантов запрещён профсоюз рабочих». «За участие в однодневной забастовке в память девятого января оштрафовано в размере полудневного заработка около пяти тысяч рабочих Обуховского сталелитейного завода». «Новый устав о печати. Петербург…Подвергать судебной ответственности за злоупотребление печатным словом». «Обучение американскому десятипальцевому “слепому” методу на пишущих машинах в конторе Юмшанова, Гоголевская улица, дом 10». «В магазине Абдулина большой выбор лимонов, апельсинов, яблоков и груш разных сортов». «Крупчатка мельниц братьев Макаровых и братьев Степановых. Имеется овсяная крупа, кислые щи и квас». «Торговый дом “Парфёнов и Новиков”. Вино-гастрономические магазины: Покровский проспект у Каменного Моста, Успенская улица, продмаг Ижболдина. Получена икра, копчушка, осетрина, стремлинги, сельди копчёные, балыки, белоцерковские окорока, багажные конфекты[38 - – анахронизм слова конфеты.]…«Придворные известия. Телеграммы министра Императорского двора… в день кончины, в Бозе почившего наследника цесаревича Великого князя Георгия Александровича, на Императорской яхте «Штандарт» в Высочайшем присутствии была совершена панихида».

1 февраля, суббота

Кромкин

В холле у кабинета майор милиции, глава оперативников. Вид такой: у него дельное, и дело раскрыто!

– По тому парню, у которого изрублена шея: «Эразм Семёнович Хамкин не конфликтовал. Единственная в коллективе, с кем он находился в натянутых отношениях, преподаватель Светлана Петровна Журавкова. Они одно время друзья, но наступает непонятное охлаждение. Кафтанов И. А., Директор ПТУ № 17».…аборт. А не он ли виновник?

В общей тетради, личном дневнике Эразма: «Журавкова с виду матрёшка. “Ты – копия Христос”. Надеюсь, распятья не будет…Борода мне пойдёт, но преподавателю запрещена… Как бы не забеременела: пр-вы лопаются, будто мыльные пузыри. Наконец, Дина… Говорит, – любит. Идя на брак с этим идиотом (ради родителей), могла удрать на Нагорную. И у меня, видимо, лопнет терпение, как эти пр-вы: вызову Гилевича на дуэль». «С.П. не только беременна, но и в больнице. Вроде бы, детей у неё теперь никогда не будет».

– А её родной брат уголовник! Но главное! «…29 января днём около пяти Журавков мне говорит: мы с ребятами “кое-куда сгоняем”. От друга, патрульного ГАИ я слыхал: у дома убитых весь вечер какая-то “Волга”. Кроме него, некому. На моего ребятёнка одиннадцати лет напустился: «Не подглядывай в дверь, поганец!» Л.М. Дудкин».

– И где этот не святой Валентин?

– Ты имя его знаешь?!

– Нет, оперу «Фауст»…

– Он Валентин Петрович! У меня в горотделе в камере.

– А сестра?

– Для неё отправлена в ПТУ ПМГ… А вот о том, как он в компании именно двадцать девятого катался на авто! «…Журавков В.П. на автомобиле “Волга” серого цвета двадцать девятого января выехал из двора где-то в пятнадцать тридцать. Я говорю: вы куда, ребята? “Для прогулки по городу!” Г.В. Утрясков». К чему приводят некоторые «прогулки»!

– На какой предмет им машина?

– Да, хоть на какой!

В милиции нервная дама. Матрёшку, как определил любовник её вид, напоминает отдалённо.

С женщиной интонация мягкая, будто он ей брат, хотя у неё и родной имеется.

– Вы неплохо знали Хамкина Эразма Соломоновича?

– Семёныча…

– Ну, да. А в документах…

– Так что, Соломоновичем?

– Как вам удобно.

– Мне Семёновичем удобней. Я знала Хамкина Эразма… Семёновича (или Соломоновича) не более других коллег. Но меня одну – в милицию!

Видимо, найти убийцу любовника не в её планах. У Кромкина, как и у Эразма, «непонятное охлаждение».

– Кто с вами в одной квартире?..

– Брат.

– Имя, отчество, фамилия.

– Журавков Валентин Петрович.

– Кем работает?

– Водителем.

– А легковой автомобиль у него какой марки?

– Никакой! Не трогайте моего брата! – недаром орёт на бойких подростков ПТУ.

И хоть Валентин в колонии два года за пьяную драку, мог выйти готовым убийцей.

– Я обращусь в Генеральную прокуратуру! Я найду на вас управу! – выкрикивает натренированно.

– Давайте Валентина…

В кабинет вводят обитателя камеры.

– Так он арестован?! Ответите! Ох, ответите вы у меня!