Этот вопрос интересовал меня не меньше, и потому я не удержалась:
– Наверное, я говорю что-то аморальное, но, по-моему, на смену одной любви приходит другая, более совершенная. Человеку свойственно стремиться к совершенству, и в любви, наверное, тоже.
– А как же тогда семья, брак?
– А к женатым это не относится. Жениться можно, только когда поймешь, что больше искать нет смысла. Нашел, и это и есть твоя самая совершенная любовь, на которую ты способен. Наверное, можно любить и супруга, просто по-разному. Удовлетворять жажду к совершенству в рамках одной семьи. Не устраивает?
– Вообще, устраивает. Ну, а если в рамки не укладывается, ломать рамки?
– Это ты о своем конкретном случае? Так ведь все эгоисты считают себя исключением из правил. По-моему, женатый человек не имеет права решать за двоих.
– А суд зачем?
– А это для тех, у кого совести маловато, – ковры делить. Слушай, а что ты все решаешь, как будто у тебя есть выбор? Поживите, потерпи немного, может, все не так уж плохо? Ну, получит жена квартиру, заберет к себе ребенка, уже хорошо. Уже не зря все было, кому-то помог. А там видно будет…
– Я уже думал об этом. Не знаю, на сколько меня хватит. А ты такая правильная…
– Что, аж скулы сводит?
– Что, аж хочется вас со Щуренком поженить. Вывести новую породу правильных людей!
– Не получится. Пока он на грешную землю спустится, я уже вознесусь.
– За что ты его так не любишь?
– Я его боготворю. Из него такой человек может выйти, не чета нам, смертным. Он, знаешь, как все впитывает? Мгновенно. И копит, и копит…
– Чем дольше копит, тем больше будет иметь.
– Это уже скопидомством называется. Скоро в себе столько духовных ценностей накопит, что делиться не захочет. Будет собой любоваться. Надеюсь, что этого не будет, он ведь очень добрый. Меня вот не удивляет, что он рисует. Надо ведь куда-то сбрасывать впечатления!
– А ты думаешь, что потребность творить возникает от избытка эмоций?
– Ну почему же? Иногда от избытка мыслей, но тогда уже творят математику или астрономию, но никак не искусство. А искусство без эмоций мертво.
Семен улыбнулся, как улыбается взрослый несущему чушь ребенку:
– А я вот стихи писать начал, знаешь почему?
У меня внутри все сжалось: сейчас начнет читать свои шедевры. Но я все же спросила:
– Почему?
– Потому что у меня все друзья пишут или рисуют. К живописи у меня наклонностей нет, ну, я и начал стихи писать!
Меня распирало от смеха:
– И ну писать, и ну писать! Ну, и как?
– Получше, чем у них. Когда я им первое стихотворение принес, они аж обалдели, так им понравилось.
Я поняла, что придется либо слушать его стихи, либо его обидеть. И попыталась найти золотую середину:
– От избытка скромности ты не умрешь. Уже светает, айда спать. О поэзии в другой раз поговорим, люблю оставлять все самое интересное на потом.
Вообще-то, мы быстро сошлись. Он читал мне свои стихи, неплохие и очень серьезные, и это как-то примиряло с ним, и я уже реже лезла на рожон. После нескольких жарких дискуссий мы пришли к взаимному уважению мнений друг друга, у нас оказались и общие кумиры, которых мы часами цитировали к взаимному удовольствию.
Багире вскоре надоела роль слушателя, и она самоустранилась. Близкие друзья считали наши отношения вполне безобидными, хотя мы нередко засиживались за полночь. Чаще всего с нами на теплой уютной кухоньке проводили время Шуренок и Аннушка, а когда им становилось скучно или хотелось целоваться, они перемещались в темный коридор. Однажды, уже договорившись до хрипоты, мы дошли до коренного вопроса юности: в чем смысл жизни? Семен считал, что жизнь имеет смысл только для одиночек – гениев и сподвижников, а основная масса живет, не задумываясь, растительной и бесцветной жизнью. Я твердо стояла на позициях марксистской философии: именно масса воплощает в жизнь все гениальные идеи, именно она дает смысл жизни одиночек-сподвижников, и именно ради нее создается все гениальное. Спор измотал нас обоих, и, наконец, Семен почти сдался:
– Ну, тогда скажи: ты себя к какой категории относишь?
– К нормальным. К серой, как ты изволишь выражаться, массе.
– Прекрасно. Тогда быстро и четко скажи, в чем ты лично видишь смысл своего существования?
– Я вообще не вижу смысла в существовании. В жизни – да. Но рассуждать абстрактно гораздо легче, чем с ходу сформулировать свое кредо.
Семен обрадовался:
– Ага, значит, не знаешь. Вот тебе и доказательство того, что основная масса живет, не задумываясь, зачем.
– Нет, я не сказала, что не знаю. Я чувствую в своей жизни реальный смысл, хотя и признаю, что сам факт моего существования – случайность, не больше. Давай рассуждать вместе.
– Ну, давай.
– Какова основная цель развития человечества?
– Продолжай, продолжай, я тебя внимательно слушаю…
– По-моему, совершенствование каждого человека в отдельности и, тем самым, общества в целом, прежде всего духовное. Согласен?
– Допустим.
– Тогда все просто. Я делаю все, чтобы стать хоть немного совершеннее своих родителей – у меня для этого возможностей больше. Я стараюсь вобрать в себя и переосмыслить их духовный опыт и, перешагнув его, создать свой – может быть, отбросив что-то лишнее, может, став в чем-то честнее, а в чем-то гибче, выработать для себя новые критерии духовных и материальных ценностей. Мои дети пойдут дальше, и так – до бесконечности.
– Слушай, это любопытно, но уж больно похоже на учебник философии. Все, дескать, течет, все изменяется.
– Скорее на толстовщину или достоевщину. Я только сейчас заметила, что моя импровизация смахивает на классическую, ну, и прекрасно, что не я первая до этого додумалась. Значит, в этом что-то есть.
– Что-то, действительно, есть. Но неужели тебе этого не мало?
– Пока, вроде, хватает.
Семен немного подумал:
– Если верить твоей теории, то здоровое тщеславие, например, просто теряет смысл.
– Не даром ведь это слово состоит из двух частей – «тще» – от «тщетный» и «славие» от «славиться». «Sic transit Gloria mundi» – так проходит мирская слава… Какое значение в масштабах человечества может иметь чья-то слава? Ну, прогреми, если достоин. Но суть-то от этого не меняется, просто это означает, что ты внес на общий алтарь чуть больше других. Вопрос в том, чем это было вызвано – желанием прогреметь, или – бескорыстным стремлением принести пользу? Хотя, конечно, причина не столь важна, как результат.