Другая реальность

– Мальчики, девочки, за работу!

Сегодня мы должны были закончить поле и получить долгожданный аванс, а если повезет и пойдет дождь, то и выходной. Когда время подошло к обеду, работы оставалось на пару часов, и все дружно решили не прерываться. Около трех, когда все закончили, дождь и в самом деле начал угрожающе накрапывать, не обещая ничего хорошего. Машина за нами должна была прийти еще не скоро. Уставшие, мы валялись на грязной, мокрой куче ботвы и потихоньку промокали. Нет ничего тяжелее из одежды, чем намокшая телогрейка. Я не выдержала:

– Ребята, тут до деревни по дороге километров пять, а напрямик – через поле и лесок – километра два. Айда пешком!

Багира сделала недовольную рожицу:

– Да ну тебя! И так ноги гудят! Не сахарные, не растаем…

Остальные даже не отреагировали. Я встала:

– Ну, как хотите, а я пошла.

Неожиданно присоединился Семен. Багира, было, дернулась, но отступать было поздно, и она снова прилегла. Мне стало неловко перед ней, и я попыталась остановить Семена:

– А ты что, тоже сахарный? Или за меня боишься?

– Я боюсь за свои единственные штаны. Я грязные дома оставил.

– Ну, тогда вперед, маленько подмокнем, зато согреемся.

Согрелась я быстро. Солдатские сапоги увязали в распаханной, набрякшей земле, я заметно отставала от Семена, и он сбавил шаг. Молчание явно тяготило его:

– Чего ты все молчишь?

– А о чем с тобой говорить? Ты же через слово врешь…

– Когда это я врал?

– Ну, хоть сегодня утром, когда Багире про яичницу с колбасой заливал…

– Что же такого невероятного в колбасе?

– Да так, пустяки. Просто я никак не пойму, как ты мог, лежа на диване, наблюдать, как жена на общежитской кухне жарит яичницу? А ванной там и в помине нет…

– Это откуда же у тебя такие сведения о моей личной жизни?

Мне стало неловко, но отступать было поздно, и я созналась:

– Леха же с занятий слинял, чтобы помочь тебе переехать, а я его прикрывала.

– Сдаюсь, приврал немножко. Я ведь к жене не заходил, домой пошел, а яичницу мне бабушка жарила. Прикажешь мне Багире об этом рассказывать? Дескать, приезжаю в город и тайком от молодой жены иду к бабушке? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что к чему…

– Ну, значит, ты соврал дважды: вчера ты уверял, что уходишь в самоволку, потому что соскучился по молодой жене…

– Интересно, а если бы я сказал, что соскучился по бабушке?

Меня согнуло пополам от хохота. Я даже представить не могла, что такой прожженный бородатый мужик может скучать по бабушке.

– Вот, вот. Так бы все и ржали надо мной. Слушай, а ты никогда не врешь?

– По мелочам – никогда.

Мне стало грустно. Говорить больше не хотелось. К счастью, мы уже дошли. Промокли мы не сильно, а к приезду машины и вовсе успели привести себя в порядок, и я спокойно покуривала на крыльце, когда подъехал грузовик. Дождь разошелся не на шутку, и мой вид вызвал некоторую зависть и раздражение у промокших до нитки товарищей, которые проклинали все на свете: и картошку, и погоду, и Стаса, и себя, за то, что не пошли с нами. Когда они просочились в узкую дверь, я осталась одна на крыльце.

Сплошная стена дождя окружала меня с трех сторон, сумерки отрезали от мира. Чувство огромного, бесконечного одиночества наполняло меня, но оно не было болезненным и щемящим, оно было скорее сладостным. Я ни о чем не думала, просто слушала дождь. Он успокаивал, баюкал, боль уходила. Никого не хотелось видеть. Не тут-то было. На крыльцо вышел Семен. Мы лениво перебрасывались ничего не значащими фразами:

– Интересно, аванс сегодня будет?

– Дадут, когда магазины закроются, во избежание беспорядков.

– Ну, это будет большим свинством. В магазин зефир привезли, бело-розовый.

– Значит, договорились: полкило зефира и бутылка шампанского.

– Идет, плюс Мышка с Багирой.

– Тогда с моей стороны – Шуренок с Анной.

– А с ними – Таня, а с ней – историки. Это уже тянет на коллективную пьянку.

– Не бойся, историки нам не угрожают. Они уже получили свой аванс. Видела, как они с ведром прошуршали мимо?

– Разве не на колодец?

– В сельмаг. «Бормотуха» там по рублю. Впятером по два рубля скинулись – ведро «бормотухи». И девчонок наших, я думаю, уже пригласили.

Тут на крыльцо выбежал Бек, и, тоже громыхая ведром, на ходу бросил:

– Там аванс дают.

Семен хмыкнул:

– Пацан все плохое на лету схватывает!

Мне стало обидно за Бека:

– А он и хорошее на лету схватывает.

– Понял. Персона нон грата. Больше не задеваю.

Мы вошли внутрь старенькой заброшенной школы, где располагался наш ударный отряд, и обомлели: наш непорочный Стас, совершенно косой, отсчитывал всем по трешке и с трудом бормотал:

– Я, конечно, ничего. Если против простуды, то можно. Но если кого пьяным увижу…

Дальше слов у него не было, он только грозил пальцем, поднося его так близко к носу, как будто рассматривал, что это у него выросло. Ко мне подошла Багира и заговорщически зашептала:

– Собираемся в сарае, где парты, после ужина. Бек ведро берет. А историки отдельно, они сегодня дадут жизни. Специально Стаса от простуды полечили.