Призрачный бал

Большой и надежный Захар вдруг стал казаться самым близким и родным человеком на целой земле. Варя сидела к нему совсем близко, так, что чувствовала жар, идущий от его могучего тела. Управившись с кашей, он теперь сидел, скучая, и украдкой поглядывал на девушку. Она хоть и не видела, но кожей чувствовала бросаемые им взгляды. Смущалась и ковыряла ложкой вкусную кашу еле-еле.

За этой игрой она едва не пропустила, как ужин закончился. Староста поднялся первым, оглядел враз прекративших стучать ложками гостей и невесело усмехнулся.

– Гроза все не утихает… Видно, судьба вам разделить не только мой стол, но и мой кров. До гумна вам теперь уж не добраться. Думал, до ночи распогодится, ан нет. – И поискал взглядом дочь. – Настасья, укладывай ребятишек на полати, а гостей на полу размести. Да для матушки место не держи. Не будет ее сегодня с нами.

Настасья кивнула и полезла на полати, где, оказывается, тише воды ниже травы весь ужин сидели две ее младшие сестры. Навскидку десяти и пяти лет от роду. После она раздала тулупы и стеганые одеяла, заменив подушки валенками да свертками с овчиной.

Спорить никто не стал. Для кочевого народа пол в теплой хате мягче перины кажется, да еще когда не качается, а уж если есть чем укрыться да что под голову подложить, – вообще счастье!

Вскоре все улеглись. Бабы в одной стороне избы, мужики в другой. Предусмотрительная Настасья даже набросила на натянутую посреди избы веревку небеленую холстину, отгораживая от мужских взглядов и перешептываний полати с детьми и прикорнувших у теплой печи баб.

Варе не спалось. За бревенчатыми стенами завывал ветер. Дождь барабанил в окна, и казалось, что не деревья гнутся и стонут, а страшные темные тени летают снаружи, норовя забраться в дом. Варвара лежала и смотрела в потолок, боясь лишний раз взглянуть в окно. Вдруг заметят и с собой уволокут? И впервые в жизни она пожалела, что нет рядом Захара, готового защищать ее даже во сне.

И вдруг снаружи раздался детский плач. От неожиданности Варя вздрогнула и зажмурила глаза, а когда открыла их снова, увидела перед собой бледное лицо Настасьи. Та, словно привидение в длинной ночной рубахе, приложила палец к губам, поднялась и поманила, приглашая идти за собой. Варя хотела натянуть на голову овчину и проигнорировать это странное приглашение, но отчего-то поднялась и пошла за девушкой.

Ее распущенные волосы струились русой волной, доставая почти до пят, и плащом скрывали фигуру. Выйдя в сени, она остановилась, подошла к окну и прижалась к нему лицом, силясь рассмотреть что-то в обезумевшей стихии.

– Он плачет… – Голос Настасьи прозвучал жутко, и Варя поежилась, как от холода. – Ты его слышишь?

– Кого? – Если она спрашивает, значит, и впрямь плач не почудился. Вот только не станет она сразу раскрывать, что слышала. Перво?наперво узнает, что здесь творится.

– Егорку. Он в такие ночи всегда плачет. Одиноко ему… и страшно.

– Егорка – это твой брат? Значит, он жив? Тогда почему в дом не идет, раз ему страшно?

– Нельзя ему в дом. Он теперь мой… – Настасья обернулась, и Варя с ужасом увидела, как лицо девушки обезобразили глубокие морщины, глаза провалились и поблекли, затягиваясь белесыми бельмами. Ее фигура ссутулилась, протягивая к Варе руку, в скрюченных пальцах которой девушка с ужасом увидела ту самую деревянную лошадку, что давеча сжег в печи староста. – И ты – моя…

Дикий крик вырвался из груди Варвары, когда она почувствовала, как деревянный пол проваливается под босыми ногами, затягивая в темноту и холод. Она с силой зажмурилась, дабы не видеть более этого кошмара… и распахнула глаза, оказавшись в оберегающих руках Захара. Он сидел, прижимая ее к себе, и гладил по голове, укачивая, как младенца.

Все вокруг спали. Варя даже порадовалась, что легла у самой шторки и появление Захара на женской части дома никого не потревожило.

– Ты чего, Варвара? – испуганно шептал он, наклоняясь к ее ушку так близко, что она смущенно чувствовала жар его дыхания, касающегося кожи. – Сначала застонала, а потом задыхаться начала. Еле добудился! Ты из-за старосты, что ли, так переживаешь? Хочешь, я ему морду набью, если он чем тебя обидел? А Степаныч тоже хорош, не мог заступиться… Эх, меня там не было, я бы тебя в обиду не дал.

Под его шепот Варя постепенно успокоилась, уверила Захара, что все хорошо и ей просто приснился дурной сон. Нехотя выбралась из его жарких рук и снова улеглась.

– И ты иди спать, тебе утром кобылу запрягать да нас всех везти. Отдыхай.

– Отдохнешь тут. Как бы не так, – поворчал для порядка Захар и принялся укладываться подле Вари, но был изгнан за шторку.

– С ума сдурел? Что про нас скажут утром, когда увидят тебя со мной рядом? А ты во сне еще и руки распускаешь!

– Ой, а то раньше не видели? – Захар все же отступил за штору, но улегся так, что эта штора ему служила едва ли не одеялом, и, отодвинув ее, задорно улыбнулся. – И вовсе не распускаю! Это я тебя так грею! Ну… и себя заодно.

– Да ну тебя! – Варя повернулась к нему спиной, скрывая улыбку, и закрыла глаза. Вот как у него так получается? Вроде и не сказал ничего, а мрак на душе отступил. И даже буря пошла на убыль.

Очень скоро Варя услышала его размеренное дыхание, перешедшее в негромкий храп, и почуяла, как дрема и ее забирает в свое царство, но тут ледяная рука накрыла ее рот. Варя распахнула глаза и чуть не умерла от ужаса, увидев перед собой бледное лицо Настасьи.

Неужели снова кошмар? Нужно проснуться!

Варя беспомощно взглянула на спящего Захара и дернулась к нему, но Настасья, удерживая ее, приложила палец к губам и качнула головой.

– Нельзя! Пойдем.

Она, поманив гостью за собой, направилась к двери. Варя точно против своей воли поднялась и пошла за ней. Девушка казалась ей призраком из-за длинной ночной рубахи и распущенных волос.

Все повторялось, точно кошмар ожил. Сени, хозяйская дочь, разглядывающая что-то в ночи…

– Он плачет…

Настасья поворачивалась медленно. Варя уже знала, ЧТО увидит вместо ее молодого приятного лица, но не нашла в себе сил отвести взгляд. Сердечко колотилось, обезумев от страха. Этот стук отдавался в ушах грохотом камнепада. Горячая волна прошла по телу от головы до босых ступней, когда она поняла, что вместо уродливой старухи на нее по-прежнему смотрит Настасья, печально и чуть испуганно.

– Я его слышу, – снова заговорила Настасья, – он плачет и зовет.

– Кто – он? – спросила Варя, прекрасно зная ответ.

– Егорка. Мой младший братик.

– А где же он? Почему не здесь?

– Ему в дом никак нельзя, потому как он теперь среди мертвых. Оттуда обратной дороги нет.

– Как же мы его слышим?

– Мы не его слышим, а душу его неприкаянную. В такие ночи ему особенно одиноко. Не прожил он срок отпущенный, вот и мается. Его старуха Аглая убила. – Настя надолго замолчала, а когда продолжила, Варвара почувствовала, что пол уходит из-под ног. – Ведьма она, живет на самом краю деревни. У нас год назад засуха случилась страшная. И ведьма взялась помочь, только потребовала в уплату младшего ребенка старосты. Отец отдал Егорку, потому что деревенские пообещали сжечь всех нас, если он не поможет. Увела ведьма брата, и вскоре засуха закончилась. А Егорку больше никто не видел. Отец на кладбище памятник поставил и гроб пустой зарыл, чтобы нам с матерью было удобно его оплакивать. Эту ведьму все боятся, и даже граф.

– А зачем ты мне о ней рассказываешь? Думаешь, я не боюсь? – Варя посмотрела на нее, уже зная ответ.

– Егорушка весточку через тебя передал. Лошадка, которую ты принесла, она с его могилы и никак не могла в доме очутиться. Помоги мне.

– Да чем я могу помочь? – Варя начинала злиться. – При чем здесь лошадка, таких в любой деревне пруд пруди, их каждый мужик своему дитю режет. С чего ты решила, что лошадка та самая?

– Это точно его игрушка. У нее одна нога короче была, а на ней пятнышко бурое. Это Егорушка строгать взялся, да пальчик поранил. А потом я сама видела, как батюшка коника на могилку отнес.

Варя почувствовала, как по босым ступням пошел ледяной холод, а за окном вдруг снова раздался детский плач. Настасья встрепенулась и бросилась к окну, но как ни силилась, ничего рассмотреть не смогла. Варвара бросилась в дом и сама не поняла, как оказалась под боком у Захара, трясясь, словно осиновый лист. Зажала руками уши да глаза зажмурила. Только бы ничего не видеть и не слышать! Захар проснулся, крепко прижал ее к себе и до самого утра больше не отпускал.

А утром староста сказал, что лошадка, Манька их серая в яблоках, что последние лет пять была им и ногами и другом, – ночью издохла.

– Сами виноваты. Нужно было ее в стойло отвести, вон буря как разгулялась. Деревья, что щепки, вырывало из земли с корнями. Вот и прибило одной дровиной вашу Маньку!

– И как же нам быть? На новую животину денег нет, – скорбно взвыл Степаныч.

– Не моя это забота, – отмахнулся староста. – Но до темноты вам бы лучше убраться отсюда.

– Может, в поместье найдется работа?

– Наш Захар силами троих мужиков заменить может! Да и бабы чего по хозяйству сообразить сумеют.

– Или в деревне чего кому помочь? – наперебой загомонили артисты.