– Про усадьбу – не знаю, не скажу, а в деревне нахлебников и так хватает. Сами справимся, – сказал, как отрезал, староста, чем убил последнюю надежду. – День долгий, авось и скумекаете чего. А мне с вами вошкаться недосуг.
Староста уже развернулся, чтобы уйти, когда из-за угла дома вышла закутанная в платок женщина.
– Петенька, наши гости уже уходят? Настасья накормила их перед дорогой?
Варя юркнула за спину Захара. Может, хозяйка дома женщина и не злая, да только из-за ее находки ночевала где-то под дождем, а потому Варвара чувствовала себя виноватой.
Староста посмотрел на жену, но ничего не ответил, развернулся и твердой походкой направился в дом. Женщина тенью поспешила следом.
Оставшиеся на улице артисты примолкли. Никто не решался заговорить, хотя у каждого был камень за пазухой, каждый винил в случившемся Варвару, а оттого и бросали косые взгляды на нее, как на татя. Захар почти звериным чутьем уловил грозящую девушке опасность, толкнул Варвару себе за спину и исподлобья оглядел всех. Взгляд его говорил: «Сначала со мной сладить придется…»
– Я… – Он помолчал, а после вдруг заявил таким тоном, будто кто-то пытался спорить. – Я в усадьбу пойду! Может, конягу раздобуду, а к вечеру вернусь! И кто Варвару обижать станет, тому я не позавидую.
Артисты расположились у реки, что текла в паре сотен шагов от дома старосты. Время до вечера лилось густым киселем, порой казалось, что и вовсе оно застыло. Наконец в небе загорелись первые звездочки, а от воды повеяло прохладой.
Захар все не возвращался, и на Варвару накатила дремота, но увидев в мерцающем свете костра ищущую кого-то фигуру, она очнулась и поняла, что приняла за незнакомца Настасью – дочь старосты. Та вертела головой, выискивая кого-то среди бродяг. Наконец, остановив взгляд на Варваре, девушка чуть ли не бегом кинулась к ней. Настороженность ушла с ее личика, уступив место облегчению и даже радости.
– Меня отец к вам послал, – Настасья ухватила Варвару за локоток, отвела к самой кромке воды и только тогда договорила. – Стыдно ему стало, что вот так людей без крыши оставил. Велел передать, что поможет, кучера ссудит, тот вас до ближайшего села довезет. Там люди побогаче, глядишь, и заработаете своими плясками на кобылу.
Варя почувствовала, как с души упал огромный камень. Так сразу легко и хорошо стало, что она была готова расцеловать Настасью. Только с чего бы старосте перемениться? Или до того ему гости опостылели, что готов сам везти, лишь бы глаза не мозолили? Не стала она Настасью пытать, не спугнуть бы радость нежданную.
– Но только за это отца отблагодарить придется, – та вдруг замолчала, уставившись на Варю заговорщицким взглядом, а потом, понизив голос до шепота, сказала. – Аглая совсем плоха, умирает она. Матушка с нею ночь просидела, но сегодня Аглая меня к себе потребовала. Только я боюсь ее, вот отец и распорядился, что вместо меня другая пойдет.
– И кого твой отец выбрал?
– Тебя.
В чистом, без единой тучи небе вдруг прогремел гром, а ледяной ветер, швырнул Варваре в лицо брызги речной водицы.
* * *
– Лиза? Лиза! Просыпайся! Очнись!
Брызги воды заставили Лизавету неохотно открыть глаза, отпуская яркий, немного жутковатый сон. Почему в этом сне ее звали Варя? И эти люди… сейчас, когда видение ушло, она едва ли вспомнит их лица и имена, кроме одного. Рослого великана со старинным именем Захар. У него оказались такие знакомые черты лица… Почему? Кто он?
– Проснулась? Вот! Молодец! Хочешь пить? – Сигизмунд Маркович суетился рядом, с тревогой поглядывая на пациентку. – Что ты видела? Ты даже кричала, но я не мог прервать сеанс в тот момент.
– Если честно… – Лиза попыталась улыбнуться. – Я почти ничего не помню. Лошадь! Вот лошадь помню. А еще ребенок… и… ведьма?
Она взглянула на присевшего рядом врача.
– Там была ведьма! Но… я ее не видела. Она украла ребенка, и он плакал…
– Гм… – Сигизмунд Маркович потер переносицу. – А ты случайно недавно не читала сказки? Например «Гуси-лебеди»? Девочка, ты вполне могла спутать вымысел и реальность. Я пытаюсь заглянуть в твое подсознание, чтобы узнать истинную причину психоза. Потеря матери лишь послужила толчком!
– Так значит, я все же больна? – Лиза покусала губы. – В последнее время мне казалось, что эта болезнь вымышлена. Я даже перестала принимать лекарство, и мне стало лучше. Я начала ощущать эту жизнь. Разве это плохо?
– Нет, конечно! – после ее признания врач поднялся, наполнил холодной водой стакан и сам залпом выпил. – Но ты не должна была прекращать прием лекарства, не посоветовавшись со мной! Это опасно!
– Но мне постоянно хотелось спать! Я устала путать реальность и кошмары! И если вы хотели этим лекарством заставить меня не видеть маму – у вас ничего не получилось! Я не хочу больше эти таблетки! Не хочу! – Лиза сорвалась на крик. Вскочила, но Сигизмунд тут же оказался рядом, снова усадил ее на диван, сел рядом и взял ее руки в свои.
– Успокойся! Я назначу тебе новое лекарство. Ты ничего не почувствуешь, ни сонливость, ни страх. Только важное для тебя спокойствие и стабильность вот тут. – Он с нежностью коснулся ее лба, поправляя челку. – Согласна?
Девушка посмотрела на него.
– Да. Но… Отец… Если он узнает, что я перестала принимать лекарство… Он ведь сегодня к вам должен прийти?
– Должен. Но он ничего не узнает! – Сигизмунд улыбнулся. – Давай договоримся? Если ты будешь принимать это по одной таблетке на ночь, – он достал из кармана пиджака небольшую белую баночку без каких либо надписей и протянул девушке, – то обязательно поедешь в свою гостиницу!
Лиза, едва скрывая отвращение, взяла баночку и поднялась.
– Хорошо. Буду. А теперь мне пора.
– И еще. Вот! – Врач протянул ей диск. – Перед сном слушай то, что здесь записано, и я гарантирую тебе спокойные ночи без кошмаров! Кстати, ты сегодня очень красивая!
– Спасибо! – Лиза благодарно кивнула и направилась к двери.
На лестничной площадке она столкнулась с какой-то белобрысой девицей и, буркнув извинение, выскочила из здания.
Сбежав по ступеням, она завернула за дом, перешла улицу и юркнула в машину.
– Домой, Лизавета Сергеевна? – Володя посмотрел на нее в зеркало.
– И поскорее! – Лиза откинулась на спинку сидения и закрыла глаза.
Отец пришел около полуночи. Она слышала, как он разговаривал с охранником, потом хлопнула дверь и на лестнице раздались его шаги. Затем он остановился возле ее комнаты и спустя пару минут робко постучал.
Лиза отложила книгу, спрыгнула с кровати и, добежав до двери, повернула замок, впуская отца в комнату.
Он был пьян. Девушка почувствовала идущий от него запах. Привычный запах, который почти всегда сопровождал его по вечерам с того момента, как погибла мама.
– Доча… – Отец замолчал, долгое мгновение глядя ей в глаза, а затем полез в карман пиджака. Достал какой-то конверт, повертел его, растерянно рассматривая, и снова сунул в карман. – Доча… Ты сегодня была у Сигизмунда Марковича?
Лиза нахмурилась. Неужели врач рассказал ему о таблетках?
– Да. Была. Он провел со мной сеанс гипноза и дал новое лекарство. А что? Что он тебе сказал?
Отец как-то неопределенно хмыкнул и обреченно мотнул головой.
– Ничего он мне не сказал. Когда я пришел, он уже был мертв. Я едва успел забрать причитающийся мне конверт, как в офис вломилась полиция. Короче, все выяснили. Вроде сердечный приступ. Потом медсестра меня отпустила. Сказала, что за телом пришел его брат с дочерью. Я никогда не думал, что у него есть брат. Мне он говорил, что приехал из маленького городка учиться на медика, да так и остался здесь. Возвращаться было не к кому. – Речь отца стала бессвязной. – Умер… Да и ладно. Так даже и хорошо! Твой долг я тебе прощаю, Сигизмунд. Что такое двадцать миллионов в обмен на спокойствие?
– Пап, ты шел бы спать? – Лиза коснулась его руки. – Все будет хорошо!
Он вдруг безумно ей улыбнулся.
– Теперь – да! – и, пошатываясь, направился к спальне.
День второй