«Где?» – ответное сообщение, как всегда, было коротким. По таким невозможно понять ничего о собеседнике. Рад тот, или злится, или, быть может, просто не хочет уделять внимание вещам, которые считает незначительными?
Он бы дорого дал за то, чтобы хотя бы раз услышать голос «хозяина». Или «хозяйки»… неважно, все равно это слишком смелая мечта. Невозможная.
Порыв ветра – и ветка ударилась о стену, противно по ней царапнув. Он поморщился, подавив желание заткнуть уши.
«В Приозерском», – напечатал, но сразу отправлять не стал. Вместо этого, предвосхищая следующий вопрос, дополнил сообщение. – «Живехонек, прячется в доме у Барьера».
Остается надеяться, что теперь его задание может считаться выполненным, тогда можно будет убраться отсюда. Впрочем, он уже начал привыкать к здешней спокойной, размеренной жизни. Даже странно как-то. Ему будет этого не хватать.
«Ты знаешь, что делать».
Не-ет. Ну нет же!
«Главное – не допускать огласки», – еще одно сообщение следом. Можно было бы и не уточнять.
Это было ожидаемо, но от того не менее противно. В голове вертелся один единственный вопрос: «Почему я?». Он знал ответ. Как знал и то, что должен будет теперь сделать.
С самого начала знал, чем все закончится. И, тем не менее, не отказался от задания. Не посмел, или… нет, просто не захотел. Ему ведь все это нравится. Особенно теперь. Звучит ужасно, и он никому не признался бы в этом даже под страхом смерти. Никому, кроме себя самого.
«Там есть свидетели. Как быть с ними?»
Пусть решает отдающий приказы – этот вопрос слишком важен, чтобы действовать самостоятельно.
Тянулись секунды ожидания, а ответа все не было. Любопытно, о чем сейчас думает человек по ту сторону? Сомневается, как поступить? Или там вовсе не один человек, а целая группа, и они теперь изо всех сил стараются договориться и не перегрызть друг другу глотки?
О, а вот и вездесущие соседи, чтоб им пусто было. Проходя мимо, не упустили возможность заглянуть за забор. Пришлось поскорее нырнуть за угол дома: ни к чему, чтобы по всей этой «деревне» пошли слухи о новичке. Лучше дождаться, пока пройдут мимо. Вот теперь можно с чистой совестью возвращаться к своим делам.
Делам, о которых никому знать не стоит.
Снова жужжание в кармане. Узнавать, что там, в сообщении, совсем не хотелось, оттого он еще некоторое время сидел, глядя на закат. Ясный, заливший полнеба алой краской.
Но бесконечно тянуть время было невозможно. Он достал коммуникатор, взглянул на экран…
Как он и предполагал. Пора приниматься за дело, чтобы поскорее со всем этим покончить.
***
Бабушка Ри недовольным взглядом окинула стол, на котором, кроме трех одинаковых сине-белых тарелок и таких же кружек стоял еще один, четвертый комплект посуды. Темно-бордовый, с почти стершимся от времени серебристым узором. Столь же непривычный, как и присутствие четвёртого человека за столом на кухне. Лэнси невольно усмехнулась, вспомнив громыхание и ворчание, которое еще полчаса назад доносилось с чердака, пока бабушка пыталась отыскать что-то подходящее.
– А к вам, похоже, не часто гости заходят, – заметил Берт, подойдя к столу.
Бабушка только сверкнула на него глазами. «Если кого-то в этом доме интересует мое мнение, что совсем не заметно», – вспомнила Лэнси ее слова. – «Уже давно стоило указать этому проходимцу на дверь. Поправился, ходить может – так в добрый путь, пускай идет, куда вздумается». И все же она его не выгнала, хотя могла.
– Хорошо бы, и дальше продолжалось так же, – проворчала бабушка, в последний раз перемешала суп в кастрюле, приподняла ее с плиты… и тут же поставила обратно. Все-таки любит она наготовить на троих, как на десятерых, а уж когда появился «четвертый лишний», то и вовсе не рассчитала.
– Давайте, помогу, – Берт взял кастрюлю и покачал головой. – Не стоит вам таскать такие тяжести, надорветесь.
– Ну-ну, тебя не спросила, – проворчала бабушка. Однако именно в тарелку Берта был первым налит суп, да и порция его оказалась самой густой.
– И чем это ты так бабулю зацепил? – усевшись за стол, ехидно спросила Лэнси. Так тихо, что услышать ее мог только сам Берт.
– Может, я просто человек хороший, вот и понравился ей, – он невозмутимо зачерпнул ложку супа.
«Может быть, все может быть», – Лэнси не смогла сдержать улыбки… которая исчезла в следующее мгновение, когда со стороны ее спальни раздался стук чего-то, попавшего в окно, а следом – грохот падения на пол.
– Сейчас я вам покажу! – с удивительной для своего возраста прытью бабушка вскочила из-за стола, но Лэнси схватила ее за рукав.
– Не надо, ба, так они быстрее отстанут.
– А если это они за тобой утром погнались? Нет, надо точно сходить к родителям тех лоботрясов. Говори что угодно, а за потерянные покупки кто-то должен заплатить. Или они, или могу тебя лишить вкусностей и обновок. Что выбираешь?
– Пойду посмотрю, что с окном, – Лэнси предпочла уклониться от ответа. В самом деле, не признаваться же, что нет никакого желания лишний раз встречаться с обидчиками, которые, к тому же, в ее потере совсем не виноваты.
Стоило Лэнси зайти в комнату, как она мгновенно поняла и полностью разделила негодование бабушки. Влетевший в приоткрытое окно булыжник опрокинул горшок с цветком, стоявший на подоконнике. Теперь на полу лежала кучка земли, в которой сиротливо покоился переломившийся пополам «питомец» Лэнси. А ведь за ним пришлось так долго ухаживать!
– Не волнуйся, мой хороший, – она аккуратно приподняла цветок, вернула его в горшок вместе с землей. Попыталась распрямить, но сильно поврежденный стебель никак не желал держаться и все время падал. Оставалось лишь прорычать со злости на варваров, способных испортить все вокруг. И было бы за что, так нет, просто из хулиганства и от этого еще обиднее.
Вряд ли удастся оживить сломанное, но все же стоит попытаться. Лэнси взяла первым попавшийся под руку карандаш, воткнула в землю и стала привязывать к нему веревкой стебель, шепотом приговаривая: «Что сломалось – починись, жизнь ушедшая – вернись».
– А давно девочка без родителей? – хоть Берт и старался говорить тихо, Лэнси из комнаты все прекрасно слышала.
– Разве это так важно? – бабушка была не в настроении откровенничать.
Как, впрочем, и сама Лэнси, которая мысленно ответила: «Это было так давно, что и вспоминать незачем». Зато вот дедушка оказался вовсе не против поговорить.
– А их у нее, считай, и не было, – только начал он, как тут же был прерван бабушкой.
– Эйб, не рассказывай! Нечего ему совать нос в наши дела.
– Да, это ни к чему, вы правы, – смутился Берт. – Меня это совершенно не касается. Только…
Молчание длилось так долго, что Лэнси захотелось уже самой подойти и спросить, в чем дело. Но дедушка успел это сделать за нее.
– Тебя что-то беспокоит, Берт? Если да – лучше выкладывай сразу.
– Я и сам не знаю. Она мне напоминает кого-то знакомого. Или нет, я не уверен.
Хоть Лэнси и закончила перевязывать цветок, но не спешила возвращаться на кухню. Вместо этого продолжала сидеть на полу и прислушиваться к разговору.
– Вряд ли. Ее мать умерла сразу после родов, еще в городе. Мы ее не видели никогда. А отец… Он почти три года жил с малышкой тут, по соседству. Чуть постарше тебя был, только хлипкий очень, чахотошный. Потом его все-таки забрали – он же из переселенцев – и отправили в шахты работать. Так мы больше его и не видели.
Лэнси зажмурилась и попыталась представить лица родителей. Не смогла. Сколько она себя помнила, рядом всегда были только бабушка и дедушка.
Ее настоящая семья, хоть и не родня по крови.
– Вы не думали, что пришла пора ее отпустить? – от этих слов, произнесенных Бертом, Лэнси вздрогнула. – Пока не стало поздно, пока…
– Да что ты себе возомнил? – ожидаемо возмутилась бабушка. – Ты ничего о нас не знаешь. Не знаешь, что для нас лучше. Ты даже о себе ничего не знаешь!