Пионеры провинциальной медицины

Пионеры провинциальной медицины
Татьяна Гуркова

Повествование Татьяны Гурковой – увлекательный экскурс в историю медицины. На примере маленького провинциального городка – почти два века Российской медицины, от создания земских врачебных участков до формирования советской системы здравоохранения. Читатель имеет возможность познакомиться не только с событиями, но и с главными действующими лицами – врачами, фельдшерами, медицинскими сёстрами, фронтовыми санитарками и санинструкторами. Книга предназначена для широкого круга читателей.

Пионеры провинциальной медицины

Татьяна Гуркова

Редактор Т. Я. Финоженок

Корректор О. Л. Важенина

Дизайнер обложки Александр Родионов

© Татьяна Гуркова, 2021

© Александр Родионов, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-0494-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О книге

«Пионеры провинциальной медицины»

Пионеры провинциальной медицины» – книга не просто интересная. Она очень своевременная.

2020 год можно смело назвать годом медиков. Из-за новой, ещё не встречавшейся миру коронавирусной инфекции, на плечи врачей легла огромная нагрузка и невероятная ответственность за здоровье отдельных людей, за судьбу страны, а по большому счету – и всего человечества.

И особенно – на врачей в провинциях: в региональных центрах, в отдалённых городах, деревнях, в крошечных посёлках. На тех, кого когда-то называли «уездный лекарь», «земский доктор», кто и 200, и 150 лет назад, и сегодня является базисом, опорой и надеждой отечественной медицины.

Книга Татьяны Гурковой – это не только рассказы о людях в белых халатах, но и увлекательный экскурс в историю зарождения полноценной, профессиональной врачебной помощи в России, сложностей ее становления (как много параллелей можно увидеть в дне сегодняшнем – никуда не делись людские предрассудки, беспечность, у кого-то вера в докторов, а у кого-то суеверия).

Но главное – конечно, люди. Доктора, медсёстры и санитарочки, которые оживают на страницах книги. Автор вспомнила о тех, кто начинал врачебную практику в Моршанском уезде ещё при царях; не забыла о тех, кто в первые годы советской власти боролся с тифом, холерой, туберкулезом, выстраивал в уезде систему здравоохранения; кто в суровые годы Великой Отечественной войны ушел на фронт, спасал раненных, вернулся и продолжал свою миссию быть спасителем душ и тел уже в мирной жизни.

Уверена, книга Татьяны Гурковой окажется важным памятным документом для потомков тех, чьи предки вошли в число пионеров Моршанской медицины, будет полезна студентам медицинских вузов и колледжей, станет подарком всем врачам нашего XXI века.

    Е. Кольцова

Об авторе

Автор книги «Пионеры провинциальной медицины» любит копаться в истории, но не с целью написания научного труда или утверждения превосходства научных сотрудников над рядовыми обывателями. Нет, автору подавай историю в массы. Собственно и целью при написании этой книги было сохранение исторической памяти о подвижниках медицины в доступном для всех формате.

Татьяна Сергеевна Гуркова (урождённая Финоженок, она же Кочегарова) родилась в г. Моршанске Тамбовской области. Уезжала жить и работать в Москву, но поняла, что её место здесь, в маленьком городе, и вернулась. Она знакома некоторым моршанцам по работе на региональном телевидении, где кроме новостных сюжетов занималась ещё и историческими программами.

Сегодня она, помимо написания книжек, является заведующим Моршанским историко-художественным музеем им. П. П. Иванова – филиал ТОГБУК «ТОКМ», членом Союза журналистов России. Имеет два высших образования. Автор книги «От графини Шуваловой до Продимекса» об истории сахарного производства в Земетчино и неизданной, но широко известной в узких кругах книги «Малыш и дворник Вячеслав и другие обитатели конторы». Участник издательского проекта «Дорогие мои старики», автор 4 сборников.

    Моршанский историко-художественный музей им. П. П. Иванова

Почему «пионеры» и к чему это я о них?

Сначала было слово, которое, как известно, не воробей, вылетит – не поймаешь. Я подбирала материалы для доклада о деятельности доктора Берндта. Находясь в помещении фондов, я вслух произнесла: «Потрясающе интересно. Врачи того времени столько испытали, столько прошли, хоть книгу о каждом из них пиши, серия такая: пионеры провинциальной медицины. Главный хранитель Галина Викторовна на это ответила: «В чём же дело, Татьяна Сергеевна?! Возьмите и напишите». Моя фантазия, которая было, закрутилась как у Остапа Бендера в Васюках, притихла. Верх взял здравый смысл, и я пошла на попятную, вяло оправдываясь: да кому она будет нужна, эта книжка? «Да и материала мало», – подсказывал здравый смысл. В общем, пришла я из фондов в свой кабинет задумчивая и притихшая. В это время заглянул с отчётом о выполненном задании дворник Вячеслав. И с порога с вопросом:

– А, правда, Вы книжку написали, Татьяна Сергеевна?

– Слава, ну ты же видел, про историю сахарного производства…

– Да нет же! Про нас, про Моршанск, про людей там всяких, про старых врачей. Про Максимова написали? Он хоть и, ну того, выпивал, но доктор классный был… Он как Вы, всем помогать старался, добрый такой был, а про него никто не пишет, ничем не награждали его, так и помер скромным.

– Слава, да с чего ты взял?! Когда мне книжки писать?! Стройка не закончена, проблем выше крыши, да и та течёт… и кто будет такую книжку читать?

– Я буду, Татьяна Сергеевна, мамка моя. Да все мы будем. И кореша мои, и все девчонки музейные. Только Вы ещё про Лёню-художника из «ритуала» напишите, что хороший он парень был, хоть и пил, и жизнь у него так себе получилась.

Эх, Вячеслав, знал бы ты, как близко к истине находишься, как хочется иногда написать обо всех этих людях, жизнь которых была полна разнообразных коллизий, труда, самопожертвования, а в итоге забыта. Конечно, я не бросилась тут же стучать по клавишам, но мысль в голову закралась, более того, она поселилась там и время от времени шпыняла, подтачивала, мол, несправедливо так, напиши. Впрочем, мы с вами современные люди и к лёгким уколам совести имеем иммунитет. Так и я бы не собралась ещё неизвестно сколько, но всё расставил по местам случай. У меня в разгар отпуска и ремонта отнялись руки. Не совсем отнялись, конечно, просто появилась проблема со здоровьем, не позволяющая делать практически ничего. Я поняла – пора. Пора писать о Моршанске, людях его, но начать нужно с пионеров провинциальной медицины.

    Моршанск. Сентябрь 2019 г.

Пионеры провинциальной медицины

Город Моршанск своим прошлым может гордиться. И это прошлое существует не только в легендах и рассказах старожилов. Есть в фондах Моршанского историко-художественного музея документы, достоверные свидетельства очевидцев, фотографии, а на улицах города – память о прошлом, запечатленная в архитектуре. До начала 21 века почти в полной сохранности существовал старый центр, его архитектурный ансамбль. С 1990-го по 2004 год Моршанск носил официальный статус «Исторический город России», присвоенный вполне заслуженно, в городе на тот момент имелось большое количество объектов (домов, учреждений, мест) с многолетней интереснейшей историей. К их числу можно отнести и Моршанскую ЦРБ (Центральная районная больница). Страницы прошлого этого лечебного учреждения столь замечательны, что о них должны знать не только музейные сотрудники и книжные червяки вроде меня. Хочется познакомить с ними широкий круг читателей. Оговорюсь сразу. Я решила ограничить рамки своего повествования: от земской медицины до строительства современного корпуса Моршанской ЦРБ. В эти рамки как раз вписываются дореволюционной формации доктора, приехавшие в Моршанский уезд самыми настоящими пионерами, и молодая медицинская поросль советских лет, военные врачи и выпускники фельдшерско-акушерской школы. Все те, кто строили, развивали, пробивали, были в чём-то первыми. Я не ставлю своей целью составить научный труд об истории медицины, нет у меня информации обо всех медиках, работавших на территории Моршанского уезда (позднее района), есть большое желание сделать общим достоянием те крупицы памяти, что сохранились в музее или найдены мной за время работы. Прошу строго не критиковать мой не до конца научный подход к повествованию. Я долго сомневалась, каким должно быть повествование: правильно оформленным, в научном стиле, с кучей ссылок на миллион источников или человечным, легко читаемым, заставляющим пробежаться взглядом от первой до последней страницы. В итоге выбрала для себя формат «сохранение исторической памяти», где-то суховатый и биографичный по-научному, где-то живой как мы с вами и наши рассказы о близких людях. Кстати, о близких: поначалу мне казалось, что собирать материал для этой книги было бы легче, имей я в консультантах медика или члена семьи врачей, в моём распоряжении были бы забавные случаи, легенды, байки, сплетни, драматические подробности, но тогда я лишилась бы преимущества – беспристрастности. Поэтому в написании своей книжки, а я надеюсь, что всё-таки будет книжка, я руководствуюсь только уважением к этим людям-пионерам провинциальной медицины, восхищением силой их духа, масштабом дел, свершённых ими, и моим желанием сохранить память о подвижниках медицины, посвятивших свои жизни спасению чужих.

С тех пор, как мною были сделаны первые наброски историй о пионерах провинциальной медицины, я сотни раз переделывала тексты, переписывала, дополняла, сокращала, то добавляла серьёзности, то выбрасывала пафос, временами позволяла личные и даже оценочные суждения, а потом искореняла их все разом. Мне хотелось получить более ровную и упорядоченную структуру повествования и в то же время оставить образы своих героев живыми, а не плоско-энциклопедичными. Хочу, чтобы Вы вместе со мной увидели великолепного фактурного доктора Филоновича, его приезд в сельскую больницу Дубовки (Сосновка или Липовка?), его товарища Веролюбина (Григорий Надеждин, тот самый, что прославится потом в Гатчине, всё сходится), чтобы посочувствовали трагическому окончанию карьеры Эрнеста Павловича Струве, удивились перипетиям жизненного пути Софьи Гоф, рукоплескали Быстрову, опередившему время, прониклись уважением к Милоглазову. Хочу, чтобы вспомнили, а кто-то и узнал впервые о врачах Зиминых, о том, сколько сделали они для развития медицины, о том, что улица Лотикова, пусть и непродолжительное время, называлась улицей Зимина.

Из-за музейной стройки времени у меня на работу с книгой было совсем немного. Я подчас даже опасалась, что не доведу начатое до финала. Как вдруг коронавирус и вынужденная самоизоляция в начале апреля позволили мне вновь всерьёз и надолго погрузиться в повествование, в историю провинциальной медицины. Признаюсь, иногда я слишком увлекаюсь, и тогда история медицины, в которой я вовсе не ас, прорывается на эти страницы. Опомнившись, я резко вычищаю лишнее, дабы не усложнять восприятие. Мне и сейчас, после всех перекраиваний текстов, хочется не только осветить наши фондовые коллекции, но и показать судьбы людей. Я хочу, чтобы у Вас, мой читатель, после знакомства с ними осталось какое-либо послевкусие, послесловие, а уж если кто-то из них Вам полюбится или запомнится, это станет наивысшей удачей для меня.

Медики в царской России

С медициной в России, смотря о каком периоде и о каких местах государства Российского речь вести, дела обстояли по-разному. В больших городах и больницы с лечебницами были, вспомните про умершего в больнице Левшу, всем известного героя Лескова. В Петербурге времён Пушкина насчитывалось около 300 докторов. В медвежьих углах всё чаще к знахарям и повитухам обращались, хорошо, если фельдшер поблизости был, а то – вместо медиков священнику приходилось управляться.

На просторах интернета мне попалась статья о развитии медицины в России. Целиком она мне была не нужна, сведения я черпаю из более академичных источников, но для создания полного и живого образа (по старой журналистской привычке) я стараюсь любую тему рассмотреть под разными углами, в разных ракурсах, со всех сторон. С удовольствием привожу цитату из статьи (автора обязуюсь установить и указать в источниках): «О состоянии медицины в средневековой России можно судить по лечебникам того времени. В них описываются операции черепосверления, чревосечения, ампутации. Для усыпления больного использовались настой мака или мандрагоры, а также вино. Врачеванием занимались костоправы, кровопуски, зубоволоки и другие «резалники». С целью дезинфекции инструменты обрабатывались на огне. «Раны обрабатывали березовой водой, вином и золой, а зашивали волокнами льна, конопли или тонкими кишками животных». Несмотря на неразвитость технологий, язык не поворачивается сказать про отсталость, несомненно – пытливый ум был у средневековых лекарей. Позабавило упоминание о настойке мандрагоры, сразу представила себе Гарри Потера-мальчика волшебника из книжек Джоан Роулинг или Хагрида. Пожалуй, он, с его силой и знаниями, мог бы быть хорошим костоправом и даже средней руки целителем. Но шутки в сторону, поговорим о прошлом медицины серьёзно.

С момента основания Российской империи государство делало упор на развитие военной медицины. Сначала, пока не было своей медицинской, госпитальной школы, практиковался ремесленный способ обучения лекарскому делу. Брали на военную службу по контракту лекаря из иностранцев, благо претендентов было достаточно, к нему для обучения приставляли стрельцов или стрелецких детей из числа способных и знающих язык. Учёба продолжалась несколько лет, зависело от разных обстоятельств, сколько именно, потом ученик, если выдерживал экзамен, получал звание лекаря и так же, как иностранный «учитель», направлялся в полк. Отголоски такого «ремесленного» обучения докатились до начала двадцатого века. Так, Аким Федякин, уроженец Моршанского уезда, речь о нём пойдёт ближе к концу книги, прошёл лекарские курсы во время службы в армии. Этим определилась вся его дальнейшая жизнь. Конечно, потом он учился ещё, новое время диктовало новые условия, но начало было положено старинным способом.

В те же годы, когда государство было озабочено созданием института военной медицины, гражданские лечебницы открывались частными лицами. Были ещё и монастырские больницы, но они, как правило, создавались не столько для лечения больных, сколько для призрения престарелых, увечных и умалишённых. В Моршанске богадельни открывались и содержались за счёт меценатов, купцов, богатых землевладельцев, даже на средства зажиточных крестьян, например, крестьянки Копейкиной. Начало централизованной правительственной организации медицинской помощи гражданскому населению России датируется второй половиной XVIII века, когда в 1775 году был учреждён Приказ общественного призрения. Только вот до провинции эта помощь дошла нескоро, в несколько усечённом объеме.

Если мы полистаем исторические романы, повествующие о жизни российских государей, то в каждом из них нам, так или иначе, встретится упоминание о врачах с иностранными фамилиями. Не вдаваясь в подробности про Аптекарскую палату и Аптекарский приказ, обратим внимание на правление Алексея Михайловича, когда было приглашено из-за границы 11 докторов медицины и более 50 лекарей. Ко времени правления Петра I при дворе выработался целый механизм приёма иностранных медиков на российскую службу.

Собирая материалы о жизни и службе иностранных лекарей в России, я пришла к выводу (если он ошибочный, то можете со мной не соглашаться, я не обижусь), что положение иностранных медков в нашей стране было весьма неоднозначным. С одной стороны их учёность долгое время считалась непререкаемой и требовала к себе должного уважения. С другой стороны их деятельность частенько вызывала подозрения и не всегда беспочвенные, придворные иностранные медики не раз оказывались замешанными в политических интригах. Отсюда вполне понятные раздражение и озлобление, которые подчас выливались из угроз в реальное насилие, погромы. Однако если злость против подрывной деятельности по заказу западных властителей вполне понятна, то встречаются в исторической литературе обвинения докторов в отравлениях, наведении порчи, колдовстве и ведовстве. Иногда, о, это русское «лес рубят – щепки летят», иностранные доктора попадали под горячую руку во время борьбы с колдовством и ересью. В Указе царя Алексея Михайловича от 1653 года было сказано без затей: «Таких злых людей и врагов Божиих велено в срубах сжечь безо всякия пощады и домы их велено разорить до основания». Естественно, это крайность и большинство иностранных медиков поступали на службу к русским государям на законных основаниях, зачастую даже по рекомендации монарших особ своей родной державы.

Приглашённый лекарь должен был выдержать испытательный экзамен, справившийся, получал жалованье и обязывался служить по «части медицинской» не менее шести лет. Помимо приличного денежного довольствия успешные лекари бывали высочайше жалованы дворянством (сначала личным, а затем и потомственным) и рядом определённых привилегий. В соответствии с «Положением о классах медиков и производстве их в чины», утверждённым Николаем I в 1834 году, лекарь с 4—7 летним стажем «беспорочной службы», представивший в Медицинскую коллегию «достойное внимания наблюдение или рассуждение по части медицинской» мог претендовать на получение «штаб-лекарского» звания. Позднее условиями пожалования в штаб-лекари стали определённая выслуга и «способность к исправлению должности». Штаб-лекарь – старший лекарь, это звание давало право занимать ответственные административные должности. По правилам того же «Положения о классах медиков и производстве их в чины» через 3—6 лет «ревностного и беспорочного служения» они могли быть представлены к чину титулярного советника (IX класс Табеля о рангах), а через 8 лет – к чину коллежского асессора (VIII класс). Лекарь мог дослужиться до надворного советника (VII класс). Присвоение классного чина повышало престиж профессии и социальный статус. За производство в классный чин и получение соответствующего патента с медиков вычиталось месячное жалованье в пользу госпиталей. Всё прекрасно, но не настолько, как кажется: иностранные доктора чувствовали себя в России в целом комфортно, их работа хорошо оплачивалась, поэтому местами своими они дорожили, и конкуренции со стороны русских опасались. Из-за этого до конца XVIII века русскому медику очень сложно было получить степень доктора и достойную должность. Даже когда правительство начало прикладывать усилия для создания своей собственной, российской медицинской школы, иностранные представители профессии, занимающие влиятельные посты, препятствовали получению русскими полного медицинского образования, продвигая идею, будто бы русскому лекарю достаточно практических простейших навыков, поэтому госпитальные школы и выпускали лекарей, а степень доктора долгое время оставалась недоступной для русского. Даже докторские степени, полученные русскими за границей, признавались очень неохотно, и то, только в ходе длительных сенатских разбирательств.

В 1834 годы для медиков были введены форменная одежда и знаки различия. Примерно с того же времени, может быть чуть позже, начал широко применяться термин врач (далее городской и земский) вместо лекаря. В Царской России ежегодно издавался «Российский медицинский список», в котором публиковались, в том числе и списки врачей с указанием Ф. И. О., звания, чина и ведомства. Именно там Андрей Анатольевич Павлов в поисках родовых корней нашёл сведения о свои предках – врачах в разделе «Алфавит медицинским чиновникам, имеющим полное право на производство в России врачебной практики»: Ингверсене Матвее (Матиасе) Мартыновиче, его сыне Эдуарде Матвеевиче Ингверсен и военном медике Милоглазове Иване Ивановиче. Честно скажу, объём информации, который собрал этот человек, просто поражает. Мы с ним познакомились как раз в разгар его исследований; Андрей Анатольевич, потомок моршанских медиков с датским происхождением Ингверсенов и исконно русских Милоглазовых обратился в наш музей (Моршанский историко-художественный музей им. П. П. Иванова) с просьбой о помощи. Материал был, не слишком богатый, но всё-таки полезный, поэтому, когда работа была закончена и вышла в печатном виде история рода Ингверсенов, Серебряковых, Милоглазовых, Андрей Анатольевич поделился с нами итогом своих трудов – подарил экземпляр книги. Мы по очереди зачитывались ею, настолько интересными оказались исторические пересечения.

Российский подданный датчанин Ингверсен

Естественно, мы в музее знали, что был когда-то лекарь в Моршанске по фамилии Ингверсен. Встречали упоминание фамилии и кое-что по мелочи. Возможно, уровень наших познаний оставался бы таким же ещё сто лет, но появился Андрей Анатольевич Павлов, серьёзно настроенный на поиски предков вплоть до седьмого колена. Повезло и ему, и нам. Ему в поисках, нам – в том, что Андрей Анатольевич проникся симпатией к музею (во многом благодаря главному хранителю Галине Викторовне Казиной) и захотел оставить память о себе, подарив готовую родословную, начинающуюся с Матиаса Ингверсена.

Матиас Ингверсен родился в 1799 году в семье врача-фармацевта Казимира Мартинуса и Йохан Фредерик Ингверсен. Ингверсены проживали в центральной части Дании, недалеко от города Орхус. Его отец (1743 г.р.) с 1770-го по 1810-й год работал фармацевтом в аптеке «Loveapoteket» (что-то типа любимая аптека) в городе Орхус.