Антон пловец. Кто- то мне говорил, что у него есть все шансы попасть в профессиональный спорт. Этой осенью будут проходить какие- то важные соревнования, и он на них собирается. Кажется, даже не в России.
– Ты часто бегаешь? – меня мало интересует ответ, но я не хочу казаться неспособной поддержать разговор.
– Я должен постоянно быть в форме. Иначе в воде не смогу думать ни о чем, кроме того, как бы выползти и сдохнуть.
– Плавание, значит…
Как будто я не знала этого. Ага.
– Да, мне нравится, когда мои руки врезаются в толщу воды, и каждый раз, касаясь бортика за рекордное для меня время, меня охватывает такое странное чувство. Эйфория, что- ли? Нет, эйфория – это слишком громкое слово.
– Круто.
– Держи воду, иначе не дойдешь до моря.
Что правда – то правда. Во рту у меня Сахара.
Антон протягивает спортивную бутылку, которая висит у него на поясе, и я делаю жадный глоток.
– Мне кажется, я еще неделю не решусь на очередную пробежку.
– Решишься. Мне одному скучно бегать и выбор я тебе не дам. Только тебе придется набирать темп. Иначе я развалюсь к следующему сезону.
– Что? Ты не дашь мне выбора?
От его нахальства у меня перехватывает дух. Или это от радости?
– У меня завтра гребаный серфинг.
Антон опрокидывает голову и громко смеется.
– Рива решила стать спортсменом года!
– Ты меня даже не знаешь! – делаю вид, будто обиделась на замечание. На самом деле наслаждаюсь тем, как звучит мое имя из его уст. – Может, я не хочу, чтобы меня разнесло к концу одиннадцатого класса?
– Похвально. – Антон окидывает беглым взглядом мою фигуру и краем глаза вновь замечаю, как выгибается его бровь. Что бы это не означало, я предпочитаю додумать, чем знать правду.
Мы выныриваем из тени деревьев и, спустившись по лестнице, выходим на набережную. От камней, сплошь заставленных лежаками, отражается палящее солнце, и мое лицо моментально обдает жаром. Антон, кажется, не замечает развалившиеся туши бабулек и тонны ведерок, заполненных водой и камнями, а также детей без трусов, резвящихся вокруг них. Закинув руки за спину, он стягивает свою футболку, обнажая ммм…фигуру атлета. Мне кажется, его можно использовать на уроках анатомии при изучении мышечного каркаса человека – настолько четко прорисовываются его мышцы сквозь смуглую кожу. И когда только успел загореть? Не прошло и недели еще, а он уже идеального кофейного цвета. Антон ухмыляется уголком рта, заметив то, как я разглядываю его, и я тут же отвожу глаза.
Черт. Как я могу так пялиться на него. Чуть слюни не потекли.
– Вперед, миссис Серфинг.
– Что? Я не пойду купаться. Вода холоднющая еще.
– Разве ты не собиралась купаться после пробежки?
И зачем я только поделилась с ним своими планами? Делаю умственную пометку научиться держать язык за зубами.
– Да, после пробежки, а не прогулки.
– Ха, так это ты же сдохла через сто метров, не я!
– Факт остается фактом – я не бежала, и купаться не буду.
– Не будь занудой.
Меня почему- то обижают его слова. Знаю, он говорит ради того, чтобы взять меня на слабо – и это почти работает – но я так отчаянно стараюсь не быть занудой, что его замечание выводит меня из равновесия.
– Ты первый.
Антон закатывает глаза и, скинув кроссовки и носки с себя, бегом устремляется в воду.
Я не то, чтобы бегать, ходить- то не могу по ним. Теперь, когда я вижу, как он четким брасом плывет от берега, я тоже скидываю обувь – только гораздо ближе к воде – и осторожно захожу по колено.
Вода ледяная. Нет, мальчишки рождаются без нервных окончаний – это точно! Пока он рассекает поверхность Черного моря своими безупречными мышцами, я стою и думаю, как же неожиданно повернулось все. Еще несколько дней назад я мечтала, чтобы он посмотрел на меня, сегодня я уже непринужденно веду с ним беседу. И хотя мое сердце подпрыгивает каждый раз, как я гляжу на его идеальный профиль, мне уже гораздо проще дается его присутствие рядом.
Солнце безбожно печет, и я скидываю с себя футболку, оставаясь в верхе от купальника и шортах. Я закрываю глаза, наслаждаясь пришедшим летом и надеждами, которые оно мне сулит, и вдруг секунду спустя уже кричу от неожиданности. Нега сменяется ощущением холодной воды на коже. Я оказываюсь в море. Падаю попой на камни, и меня тут же накрывает соленая волна. Я отчаянно пытаюсь ртом заглотить воздух, но глотаю воду.
О, как же я ненавижу это! Ненавижу, когда мелкие дети брызгаются, когда ты пытаешься зайти в воду. Ненавижу, когда меня толкают в нее. И смеются подлым голосом. Как Антон сейчас.
– Это было низко!
– Я помог тебе зайти, – смеясь, он подает мне руку и притягивает к себе.
О, боже! Холод сменяется жаром в моем теле. Антон выше меня на полголовы, и когда я оказываюсь рядом, мои губы почти касаются его шеи. Я тяжело выдыхаю, и горячее дыхание обдает его кожу. Он поворачивает голову, и мое сердце замирает.
Давай же, поцелуй меня!
– Извини, – его низкий голос выводит меня из транса, – это было по- детски глупо. Но в свое оправдание скажу, что ты сама напросилась, – теперь мы уже оба улыбаемся.
– Тебе придется искупить свою вину. Я такие вещи не прощаю.
– Я к вашим услугам, миледи, – протягивает он, и в этот раз я толкаю его в воду.
Но Антон делает шаг назад и даже не думает падать. Я толкаю его с большим рвением, и хохочу во весь голос. Но он стоит, как вкопанный. Что с ним такое? Он сделан из железа? Его пресс точно. Твердый как камень.
– У тебя ничего не выйдет. Можешь не стараться.
Но азарт уже разыгрался во мне, и я продолжаю пихаться. В какой- то момент Антон падает и тянет меня за собой. От неожиданности и от истерического смеха я чуть не захлебываюсь водой, пытаясь встать обратно на ноги на ужасном каменном дне.
– Какой же ты подлый!
Я посылаю волну ему в лицо, но он делает странное движение, и я снова скребу дно ногтями.
– Мне кажется, мне надо в больницу – сделать промывание желудка, – жалуюсь я. – Я наглоталась воды. А они, – показываю жестом на голожопых детишек у берега, – сюда писают.
– Надо выбирать себе врага по зубам, – сквозь смех наставляет меня Антон.