Первый поцелуй Анны

– Валяй, – развязно отвечаю я. Надо же как-то реабилитироваться.

– Я позову их на тарзанку. Ты как – с нами?

– А почему бы и нет? Хоть посмотрю, что это такое.

Снизу все выглядит более безобидно, чем сверху. Мы поднимаемся на огромное дерево по лестнице, приставленной к платформе, которая находится на высоте не менее десяти метров. Габриэль стоит наверху и подает руку экстремалам – самоубийцам. Мне в том числе. Он подробно объясняет, что делать, как тормозить, как отталкиваться и надевает на каждого специальное оборудование. Когда дело доходит до меня, я смотрю вниз и от головокружения чуть не падаю. Габриэль испуганно хватает меня за талию и притягивает к себе.

– Не надо, пожалуйста, не надо, – умоляю я.

– Не надо – что? Держать тебя? Ты, дуреха, чуть не свалилась. Но, если хочешь, я отпущу тебя.

Я тут же покрываюсь огромными пятнами. Может, мне все показалось? Я все придумала!

Габриэль, плохо скрывая ухмылку, пристегивает меня, и добросердечно толкает в лесную бездну. Я держусь за нечто, похожее на кольцо в трамвае, за которое, по идее надо тормозить. Но как тормозить, если ты в полнейшем оцепенении? В общем, налетаю я на следующую платформу и едва ее не разношу в щепки. Спасибо приятелю Габриэля за хорошую реакцию и мое спасение. Я психую, сама не могу понять почему, ведь никто не заставлял меня играть в подружку Тарзана. Хотя затея – полный бред. Никакого удовольствия, особенно для таких трусов, как я. Спускаюсь по второму канату, уже ведущему вниз, на землю, и сильно ушибаю ногу, но вида не подаю. Отстегиваюсь и в паршивом настроении бреду домой. За моей спиной радостные крики американцев, для . которых любое развлечение важнее всего, а еще голос Габриэля. Но разобрать его слов никак не могу. Эмоции взяли верх, и я решаю: раз уж меня считают маленькой, то и буду вести себя по-детски.

Вскоре возвращаются и наши гости. Они, к моему удивлению, в восторге от развлечения, организованного Габриэлем. К моему великому облегчению все заявляют, что сегодня едут смотреть конкурс, и поужинают там же, как и вчера.

Вдруг мое сердце падает. Я впервые по-настоящему понимаю, что это значит.

Конкурс!

Ведь он сегодня! Но почему Габриэль не обмолвился и словом? Выбежав на улицу, я налетаю на Густаво и тут же тараторю о том, что мне надо в Сьерру, что надо на конкурс, а я все забыла, и понятия не имею, где брать платье.

– Вообще-то я ожидал увидеть тебя готовой и при макияже, – Густаво красноречиво обводит пальцев свое лицо, и я в отчаянии сажусь на огромный валун.

При макияже? При макияже!

– Я губы-то красить не умею!

– Ладно, у Эстер эстрадный макияж в крови, она тебе намалюет что-нибудь.

– Да, и побольше, чтобы зрители были в таком шоке, что не заметили бы что я не умею танцевать.

Волнение тугим узлом завязывает мой живот. Руки трясутся, а ноги становятся ватными. Густаво наблюдает за мной с полминуты – достаточно, чтобы понять, что я в полном раздрае, и исчезает со словами:

– Вернусь через две секунды.

И правда, не успела я и моргнуть, как он появляется со стаканом в руке. В стакане – красное вино.

– На, пей.

– Да ты что! Меня родители убьют, если узнают.

– Нет, это меня они убьют, если узнают. Так что я надеюсь, они не узнают. – Он многозначительно смотрит на меня и жестом призывает выпить вина.

Я залпом выпиваю кисловатый напиток, и ошарашенная своим поведением, отдаю стакан Густаво, который хохочет своим густым, низким голосом. Здорово. Сейчас я не то, что не при макияже, не то, что танцевать не умею, так еще и пьяная. Хорошо, Марта не видит.

Все отправляются туда же, куда и мы, поэтому дом мы с Густаво решаем закрыть. А по дороге меня развозит. Волнения как не бывало, зато нападает зевота. Мне безумно хочется спать. Еще бы! После такого-то дня…

Эстер уже маячит на главной площади, нетерпеливо выглядывая нас. Она хватает меня за руку, и тащит в какой-то шатер. По столам и лавкам, тут и там, разбросана косметика, валяются какие-то куски ткани, флаконы, шары и всяческая мишура. Эстер беспрестанно что-то щебечет, накладывая то тени, то тушь, то какую-то жирную помаду. Волосы мне собирают в старушечий пучок, от сердца сдобрив лаком с блестками и чуть не лишив меня жизни путем удушья.

Я с опаской подхожу к зеркалу и меня тут же охватывает приступ безумного смеха. Из зеркала на меня смотрит путана, пьяная и разукрашенная. Вдобавок ко всему на меня натягивают платье Белен, которое болтается в тех местах, в которых должно по идее соблазнительно облегать. И вот уже готовая, и смелая, я машу Эстер на прощание, а та посылает мне воздушный поцелуй, одновременно грозясь отдубасить своего мужа за то, что он меня споил. Но кто же знал, что одного стакана достаточно девочке моего возраста? Но мне все равно. Все равно, как я одета, все равно, что сейчас сто тысяч пар глаз будут наблюдать отвратнейшее исполнение танго.

Откинув шторку шатра, я налетаю на Белен. Она тоже при параде, с гораздо более изысканным макияжем, чем у меня. На ней чулки в сетку, и просторное белое платье. И никакой повязки на ноге.

– Снимай это!

Я мотаю головой. В моем состоянии мне необходимо минуты две, чтобы обдумать ее слова.

– С какой такой радости? – Я перехожу на шепот. – У меня там ничего нет.

– С такой, что сегодня – мой день, и танцевать буду я. И не волнуйся, тебя Эстер так разукрасила, что отсутствие одежды не самая большая твоя проблема.

Я неуверенно смотрю на Эстер, и та кивает мне. Надо сказать, в ее глазах читается явное облегчение. Если бы мне сказали о том, что Белен будет танцевать вместо меня каких-то два часа назад, то я бы безумно обрадовалась. Но сейчас, разодетая и разукрашенная, я уже готова покорять сцену. Я по-прежнему ее боюсь, но мне хочется преодолеть этот страх, мне хочется выйти победительницей.

Но ведь речь идет о конкурсе ферм. А не моем личном, и мне надо думать обо всех тех людях, которые надеются на успех.

Я стягиваю с себя платье и одеваю обратно свои джинсы и майку. Ощущение будто я провела всю ночь, уча сложный стих, а потом меня не вызвали к доске. Вроде, радоваться надо, но не получается. Белен же тут же надевает платье и еще просит меня затянуть его на спине. Надо отдать должное, на ней оно смотрится во сто крат лучше, чем на мне.

Лишившись необходимости позориться, я плетусь в толпу. Яркий макияж словно маска, меня в нем никто не узнает, и от этого мне уютно. Даже Габриэль проходит мимо. Я открываю рот, чтобы обрадовать его, но не нахожу в себе сил, и тут же отворачиваюсь.

На сцене одних за другими объявляют конкурсантов из соседних деревень. Между одинаково затяжными композициями, зачитывают победителей в разных категориях: лучшие яйца, лучшие коровы, высокая производительность. Вокруг суета, все что-то покупают, пробуют эмпанадас, берут барбекю. И запивают изрядным количеством пива или вина. На деревянных лавках разложены товары из кожи, бусин и дерева. Мне приглядывается зелененькая кожаная сумочка через плечо, но в это время на сцену выходят Белен и Габриэль, и мое внимание переключается на них. Там должна была быть я, я уже представляла себя победительницей. Ну да ладно, переживу. Скорее всего, мне надо быть благодарной Белен за то, что она спасла меня от великого позора.

Публика оживает, потому что большинство присутствующих болеет именно за них. Я стою, как завороженная. Движения Белен четкие и аккуратные, несмотря на травму ноги. Она не отрываясь смотрит на своего партнера, а он – на нее. У меня бы так не получилось… Я бы так не смогла…Наконец Белен откидывается на согнутую руку Габриэля, свободной же рукой он проводит от ее шеи до бедра. Этого не было, когда мы репетировали. Я бы жутко смутилась, если бы он такое сделал со мной. А потом он ее целует…Целует по-настоящему, страстно так.

Я смотрю на происходящее, и никак не могу взять в голову. Белен же сияет от счастья, она явно именно этого и добивалась. Пара кланяется под шквал аплодисментов и свист довольных и пьяненьких жителей, и исчезает. А я стою на месте. Я ничего не понимаю.

Толпа хаотично движется вдоль лавок с едой, серебром и кожей. Краем глаза улавливаю вязаные вещи и украшения из проволоки. Но меня ничего не интересует. Все, что я хочу сейчас – попасть обратно домой.

Вскоре объявляют победителей, хотя сомнений ни у кого и так нет – Габриэль и Белен.

Они выходят на сцену и делают несколько танцевальных па.

– В вашем танце столько страсти, что мы не сомневаемся в том, что между вами любовь, – говорит весьма бестактный ведущий.

– Секрет в том, чтобы всегда быть немного влюбленным в свою партнершу, – отвечает ему Габриэль, от чего Белен чуть не порхает от счастья. Она явно уже забыла про свою ногу. Глаза сверкают, и мне кажется, что она даже немного парит над землей.

Так вот в чем дело. Быть немного влюбленным в свою партнершу. Это надо было Габриэлю только для танца. Ни для чего больше. Ему, чтобы сыграть чувства на сцене, надо было их по-настоящему испытывать. И ничего личного.

Придя к такому выводу, мне становится очень спокойно на душе. Я рада за них с Белен. Пусть хоть кто-то будет счастлив.

Я нахожу Густаво и прошу его отвезти меня домой. На ферме пусто и темно, и он несколько раз спрашивает меня, все ли в порядке. Заверив его, что я прекрасно себя чувствую, я закрываю за ним ворота и спешу туда, куда моя душа просилась с самого начала вечера – к компьютеру.

Мой милый Макс, как же мне не хватает тебя. Только здесь, будучи так далеко, я понимаю, что скучаю по тебе. Что мне нужны твои шутки, твои подколы и насмешки. Мне нужно прикосновение твоих рук, и внезапный, восхищенный взгляд. Но я тебе в этом ни за что не признаюсь.

Я включаю компьютер и в адресной строке набираю mail.ru, свой логин annabianchi и пароль – 121198. В ящике валяется пять писем: от Таты, из магазина купонов, два от мамы, и из магазина в котором я, казалось еще в прошлой жизни, заказала оберег.

Ни одного от Макса. Настроение тут же падает, и я лениво открываю письма от Таты и одно от мамы. Второе письмо от нее же было прислано несколькими часами позже первого, и его содержание застает меня врасплох.