Работа для ведьмы

А я ему в ответ, чтобы отстал:

– Да, согласна, служим мы честно. У меня берестяных грамот за подписью главы почты Застенья не меньше двадцати штук имеется. Намедни пересчитывала. Ещё парочку, и на свободу с чистой совестью, восвояси.

– А я не хочу «восвояси», – заявил конёк. – Мне в Низогорье нравится. Трава вкусная, лошадки красивые, гордые, да и работа не такая пыльная. Ну, разок другой шкурой рисковал – так не беда. Выбрались. Чего грамотами-то меряться?

– Не увиливай! – рявкнула я. – Когда это я нечестной была?

– Хорошо, честной, была, но только в отношении клиентов. Я ж про то и говорю, что исключительно благодаря тебе, дорогуша, из каких только передряг не выпутывались! Всегда поворожишь, если нужно, и всё образуется. А сейчас чего решила правильной стать? Жить надоело? Вон, смотри, в сосульку превратилась.

Мне нечего ответить на отповедь напарника. Он был дважды прав.

Во-первых, мы действительно с честью выходили из разных ситуаций, доставляя корреспонденцию вовремя, потому что оба хотели получить освобождение без лишних проверок и волокит, без затягивания работы специальной комиссии при Канцелярии.

Во-вторых, я часто нарушала предписание суда, ловя на свою шею очередное ярмо, рискуя, топая по лезвию бритвы между «нельзя» и «разрешено в особых условиях».

А сейчас я чувствовала себя безоружной, растерянной, резко поглупевшей. Не могла представить, что должна делать. Раньше выход из обстоятельства находился сам собой – просто видела или чувствовала, что должна сделать, а нужная формула из «Книги» вставала перед глазами, и оставалось лишь ею воспользоваться.

Теперь меня будто перемкнуло – не в состоянии ничего предпринять, проанализировать, ухватить момент за хвост, который вытащит нас. Я наблюдала за усилиями полиции, осознавая, что наше дело – труба. Именно данное уразумение начисто отбивало волю к жизни в последние пятнадцать минут. Я словно бы согласилась с тем, что мои часы сочтены.

Полагаю, я жутко выдохлась, подавляя собственные гены, не следуя характеру, лишая себя удовольствия колдовать. Наказание – есть наказание, и я устала стоять в углу, точно маленькая провинившаяся девочка, и наблюдать, как другие добропорядочные ведьмы и маги наслаждаются жизнью и силой.

От себя следовало добавить: в-третьих. Итак, оно – в-третьих, нормально признаться самой себе, что авантюрный характер и самонадеянность в очередной раз сыграли со мной злую шутку. Зачем я спрятала драгоценность? О чём я думала в тот момент? Почему я не могла успокоиться и просто отбыть наказание? По собственной глупости, я не отсиживалась за амбаром, а скукожилась под истончающейся защитой, наблюдая, как она тает.

Да, самонадеянность – моё всё! Обнаружив подкинутый мне рубин, я решила, что приобрела возможность развлечься. Я не собиралась его присваивать, а надеялась на потеху, когда незнакомец отыщет меня и попросит обратно красный камень. Допрашивая человека, сумею позабавить себя его тайной, и историей про то, как к нему попал такой серьёзный булыжник.

Мыслимо, – но, боюсь, не точно! – пурпурный минерал вообще относился к разряду тайных артефактов. Все признаки этого имелись. А тут вдруг человек, артефакт, драгоценность – ух, как любопытно! Конечно, в моей голове всё именно так и произошло, но в жизни всё обстояло иначе. Вот – мёрзла теперь!

Мне не хватало в предыдущей досудебной жизни эмоций, драйва, стимула. Я поплатилась из-за особенности натуры, и наказание отрезвило. Но ненадолго. Увы, через четыре года мою душу снова одолела жажда похождений.

Пряча рубин, с особым удовольствием предвкушала новую встречу с ясноглазым человеком, которая точно состоится – я была уверена. Он ушёл – его след простыл. Маг, что перекинулся парой слов с ясноглазым мужчиной, до момента, когда человек подсел к нам с Лютиком за стол, теперь зачарован колдуном в водорослевой шубе.

В общем: спустя полтора часа на морозе самонадеянность покинула меня. На смену ей пришли иные мысли. Не скажу, что они хоть чем-то похожи на раскаяние, но, уж простите, как умею, так и анализирую собственное положение. Докатилась и до заклинания о развеивании по ветру – это ли не дно в ведре обстоятельств, которое умудрилась пробить в текущий раз?

Каюсь: в голове промелькнула та самая отчаянная мысль, ну, та, что идёт рука об руку с бравадой, мол, хватит, пустое бороться за свободу, держаться за месть, мечтать взять реванш у судьбы. Думала так: «Поворожу на всю катушку, а там, будь, что будет». Потом, браваду догнала безнадёга: «Всё – пришёл мой конец, и пусть так и будет. Счастье, что эпилог моей жизни всё же прописан».

Если расценивать происходящее, как театральные подмостки бытия, то концовка вполне красочная, драматичная и загадочная. У полиции будет над чем поразмышлять, когда они, расследуя происшествие и прорабатывая каждого гостя трактира, в вещьдоках заметят таинственный артефакт. Естественно, они его найдут после того, как обнаружат в личных предметах почтальона термос с водой. Начнут гадать, искать, чары накладывать, а тут вдруг – рубин! Здравствуйте, мы вас не ждали!

Увы, только в эту пору прекрасную я буду проходить по делу о драгоценности внушительных размеров, как случайная жертва, коей в общем-то и являлась. Придётся сыщику составлять мой психологический портрет, просматривать информацию в архиве, и в один прекрасный момент он получит данные о судебном разбирательстве и отбывании наказания. И в итоге, пообщавшись с семьёй, прочитав толстый томик доказательной базы и приговор суда, сыщик поймёт, наконец, что я просто идиотка.

Ладно. Можно сказать, что я сдалась.

Я – да, но только не Лютик. Спасибо ему за сие!

– Соберись, ведунья! – выпрыгнув из моего кармана и, на выдохе увеличившись в размере, гаркнул Лютик. – Ты обязана нас вытащить отсюда! Думай! Разуй глаза, оглядись! Ты столько прошла за четыре года! И я знаю, что ты хочешь сделать в будущем! Но ради чего ты сейчас мёрзнешь и ничего не предпринимаешь я тоже знаю! Хорошей остаться сложно, Зая! У тебя есть цель – иди к ней! Я – мошенник, и разбираюсь в людях! Задаю себе вопрос: Зая сдастся? И знаешь что? Не верю!

– Чего орёшь? – жалобно пропищала я, а на глаза навернулись неожиданные слёзы. – Я не могу! Мы как на ладони. Я не понимаю! Я…

– Неужто к прабабкам собралась? Я угадал? Не имеешь права! Ты ещё за себя не отомстила!

Лютик попал в самое сердце. Месть придавала мне силы последние четыре года, и стала целью для подвигов в почтальонском отделе во славу выхода по условно-досрочному.

Я заревела. И сильно удивилась этому.

Почему слёзы показались внезапными? Я заревела, потому что почувствовала себя невероятной тупицей, прошедшей все стадии принятия правды.

Первая стадия – всепрощающая во имя любви. Мужчина, ради которого я нарушила закон Застенья, кинул меня. Но я всё ещё надеялась, что он объявится и всё объяснит. Позже, когда поселилась в Раужках и немного пришла в себя, осознала, что меня подставил тот, кому я, как влюблённая идиотка, полностью доверяла.

Вторая стадия – самоистязающая. Бывший Чародей Моих Очей очень рассчитывал на истинное королевское правосудие, и оно случилось, но не соответствовало его изначальному замыслу.

По закону Застенья за содеянное, я отправилась бы в места, не столь отдалённые строгого режима, лет, так, на пятьдесят с небольшим, что весьма длительный срок, за который мести ожидать бывшему Чародею Моих Очей не стоило. А там я и сгинуть могла: ведь статья предполагала тяжёлый труд, невыносимые физические и моральные условия содержания.

Короче: меня жаждали убить.

И началась третья стадия – приход в чувства. С осознанием факта крупной подставы пришла страшная душевная боль. Она иссушила, издёргала нутро. За четыре года солёные капли на ресницах ни разу не появились, что бы со мной не происходило. Я просто разучилась плакать. Зато смеялась очень громко и весело.

Я расплачивалась за двоих, и адвокат был прав, сказав, что легко отделалась. Всё просчитал, гадёныш – предатель! Только не учёл, что срок дали в пять раз меньше, и досрочное освобождение предполагалось.

Наступила предпоследняя стадия – план мести. Я работала, не жалея живота своего. Лезла в самые сложные доставки. Ещё две бересты от главы почты Застенья, и выйду с почётом на свободу. А когда перестанут действовать ограничения, я смогу найти Бывшего и насладиться местью.

А я мечтала поквитаться.

Страшно отплатить.

Свести счеты.

Злость, пришедшая на смену растерянности и угнетению, подорвала изнутри. Она придала мне сил, подпитала, мобилизовала.

Я ещё не все намерения в жизни исполнила, и не всего добилась.

Я буду процветать вопреки всему, даже гениальному волшебству, сотворённому неизвестным в вязаной из водорослей шубе.

Я буду падать и подниматься на своей дороге жизни, пока не достигну целей.

Я не сдамся, и выполню все обещания, данные себе и другим.

Я что-нибудь придумаю, и вылезу из очередного капкана.

Энергично смахнув слёзы со щёк, посмотрела в глаза Лютику, бьющему копытом по стылому грунту, что свидетельствовало о его готовности стоять до конца, и прошептала:

– Ты прав, Лютик. Прости. Помутнение случилось.

Он приблизил морду, а потом выпрямился:

– Вот так бы раньше! И-го-го какое-то! Не жуй слюни – я с тобой!

– Тэ-э-э-кс! – озираясь по сторонам, выдохнула я. – Давай подумаем. Каждый удар чародеями из полиции склянкой с зельем о купол, и прочитанное следом заклинание на активацию средства, делает атаки зачарованного мужчины ожесточённее и стремительнее. Ему не до магов, исполняющих работу извне – он с нами воюет. Смотри: падает и поднимается, и происходит действие дерзновенно и быстро, точно со всяким столкновением его тела с нашей защитной водной полусферой он подзаряжается. Иначе говоря: он при столкновении принимает малую толику от неё себе. Однако, он практически не реагирует на внешние раздражители в виде полицейских. Ощущение, что мы – главный трофей. Что ещё? Помоги мне.

– Ты на его зрачки погляди – они меловые! Кожа приобрела оттенок синевы. Хотя последнее, возможно, просто от мороза. Дальше думаем, набрасываем.