Распыление 3. Тайна двух континентов

– Сет! Он обещал меня убить!

И тут в воду, прямо перед плотом, ударила молния.

Глава 5

Маша

– Сет! – заверещал Суббота. – Скорее, выпустите меня!..

Молнии лупили всё чаще.

– Чтобы ты снова сбежал? – шеф хладнокровно оглядел младшего братца. – Нет уж, дружок. Любишь кататься – люби и саночки возить.

– Какие саночки? – Субботу била крупная дрожь. Лифчик в его руках превратился в мятую, искореженную тряпочку. – Что это такое вообще?

– Сани, санки, или же саночки, – это… – встряла Гамаюн.

– Да по фиг! – лицо Субботы стало фиолетовым. – Я спрашиваю, как ты мог? Как ты, мой старший брат, мог меня подставить?

Шторм набирал обороты. Воздух трещал, как петарды в консервной банке, а тучи расхаживали по реке, отрастив ноги из молний.

– Долг платежом красен, – сказал Лумумба. И вроде говорил он негромко, но слова, попав в промежуток между ударами грома, разнеслись по реке.

Суббота ссутулился, повесил голову и посмотрел на шефа как псина, застуканная за кражей колбасы.

– Ладно, я понял, – сказал он, отбрасывая лифчик. – Хочешь преподать мне урок. Тогда выпускай. Полюбуешься на мою смерть.

– Во-первых, не всё так плохо, – заметил шеф, и стер ногой часть защитного круга. Суббота шагнул наружу. – Мы, с моим учеником, тебе поможем.

– Пфе, – всплеснул руками Суббота. Выйдя на свободу, он тут же обрел весь свой апломб. – Белый бокор – это оксюморон, Легба. Не бывает.

– Спорим?

– На что? – оживился Сббота.

– На твою шляпу.

– Ты хочешь сказать, на мой цилиндр?

– Ну да, на твой фокуснический цилиндр. На твою сущность. На то, чем ты являешься.

– А что поставишь ты?

– То, чем являюсь я, – произнес Лумумба, щелкнув по своему стетсону. – Рискнешь?

– Сильно же ты любишь своего ученичка, – Суббота плюнул на ладонь и протянул её шефу.

– Бвана… – попытался встрять Ванька, но Базиль, не обращая на него внимания, тоже плюнул, и хлопнул брата по руке.

– Любовь здесь ни при чем, – сказал он, глядя в глаза Субботе – Просто я – чертовски хороший учитель.

Чугунная ванна, которая служила небом последние несколько часов наконец не выдержала, раскололась, и на нас хлынул потоп. Только не подумайте, что из воды.

И не из лягушек – это было бы даже прикольно… Ливень пошел из крупных, как желуди, муравьев.

Они, выбивая дробь, падали на плот. Они плюхались в реку, поднимая фонтанчики брызг и растекаясь по воде, как рыжая масляная пленка. Они облепили Гамаюн, сделав её похожей на какодемона – в фигуральном смысле. Ворона хлопала крыльями, молотила клювом, как отбойный молоток, но муравьев было слишком много.

Я почувствовала нестерпимое жжение сразу во всех местах – насекомые застревали в волосах, сыпались за воротник, заползали в штаны… Пытаясь их стряхнуть, я чуть не свалилась в воду. Спасибо Ваньке: поймал меня за шиворот.

По реке прокатилась огненная волна – шеф выдохнул струю пламени – и муравьев не стало.

Мне тоже подпалило брови, ну да я не в обиде.

– Лёд тронулся, – объявил Базиль и повернулся к напарнику. – К барьеру, господа гардемарины.

– Океюшки, – кивнул Ванька и встал на краю плота.

Через минуту поверхность вскипела. Показались такие хари, что и в страшном сне не увидишь. Огромные, только местами покрытые жесткой, как рубероид, шкурой, эти трое зухосов были еще старше и куда страшнее чем тот, которого призвал Базиль.

Кинув всем троим по веревке, Ванька крикнул:

– Н-но-о, залётныя! – и взмахнул невидимым бичом.

Тьма, пришедшая из-за горизонта, накрыла город. Исчезли плоские желтые крыши, обступившие поверженную археомагическую башню. Исчезли базары, переулки, сгоревшая пристань и безмятежно жующие козы… Пропал Каир – странный город, который нам так и не довелось полюбить.

Плот полетел над волнами. Берега слились в однообразную красно-желтую полосу.

Зябко кутаясь в простыню, к Ваньке подошел Суббота. С минуту наблюдал, как тот управляет крокодилами, затем неопределенно хмыкнул и вернулся к шефу.

– Зачем он так с тобой? – тихо спросила я.

Напарник бросил на меня короткий взгляд.

– Учителю виднее.

– С чего ты взял? Почему ты думаешь, что он всегда прав? Ведь он – тоже человек, а человеку свойственно ошибаться.

– Во-первых, не человек, а маг, – за плечом неслышно возник Базиль. – А во-вторых, наставники не ошибаются.

– Никогда?

– Такие, как я – никогда.

– Но почему?

Возмущение распирало меня, как строительная пена.

– Потому, что все свои ошибки я уже совершил.