На перепутье миров

Алекс смирилась со своей участью. Выхода назад она не видела. Все попытки наладить отношение с другими пленниками неизменно заканчивались неудачей. Лишь добавляли кровавых ран на теле. Подобраться к Пушкиной не представлялось возможным. Кормили их в разное время, а в процессе работы всякий контакт узников карался побоями. Каждый очередной труп шел на съедение невидимому монстру из глубокой впадины.

–Фашисты! – этот почти беззвучный выплеск эмоций был для Алекс единственным способом сопротивления, – Суки! Гады! Ненавижу!…

Как-то в «обеденный перерыв» Алекс столкнулась нос к носу с впереди идущим узником. Он оказался отнюдь не молодым блондином. Наоборот, он был стар. Так стар, что в изрешеченном морщинами лице почти не угадывались его былые черты. Возможно, он был когда-то прекрасен, как ангел, а, может, уродливей Франкенштейна.

–Я слышал вас, – тихонько шепнул он Алекс на русском языке, – я должен вам что-то сказать. Очень важное…

И в этот момент толпа рванула к корытам, сваливая все на своем пути. Она отбросила старика далеко в сторону от женщины.

–Подождите! Подождите меня! – Алекс ринулась следом. Она стала расталкивать пленников, но прорваться через огромное скопище голодных мужчин было не под силу. Через несколько секунд мужчина исчез из поля зрения…

На счастье, великаны ставили рабов после кормления неизменно на их прежние места. И никогда иначе. В чем был смысл, было не понятно. Возможно, ужасные варвары обладали хорошей памятью. А может были запрограммированы. Как бы там ни было, старик снова оказался впереди.

–Мужчина! – сразу же тихонько зашептала женщина, лишь только вновь завертелось колесо, – мужчина, вы хотели что-то сказать. Эй, мужчина! Я вас слушаю.

Увы! Старик работал молча. Она не дрогнул, не дернулся, только ссутулился намного сильнее обычного.

«Похоже, он болен, – подумала Алекс, – но ведь он может умереть, не успев сказать ничего».

–Я слушаю вас, – с надеждой зашептала она снова, – скажите хотя бы словечко. Я услышу вас. Или давайте я буду спрашивать, а вы машите головой. Ладно?

Может, Алекс показалось, но мужчина слегка покачал головой. Нет, не показалось. Он еще и еще повторил это движение. Конечно, стоны и вой мешали общению, но женщина старалась шептать так, чтобы на расстоянии трех шагов, разделявших ее с впереди идущим человеком, вопросы ее были услышаны.

–Вы давно здесь?

Едва заметный кивок был убедительным.

–Кто-нибудь пытался убежать?

И снова ответ утвердительный.

–Удалось?

Нет. Алекс не ошиблась. Голова мужчины несколько раз повернулась из стороны в сторону.

–Это невозможно?

Ответа не было. Алекс чуть не заплакала от досады.

«Блин, – вдруг пришла в голову мысль, – я вопрос сформулировала некорректно. Любое движение головой станет положительным ответом на него».

–Отсюда возможно сбежать?

Да! Голова мужчины несколько раз махнула утвердительно. И ошибиться было невозможно.

–Вы знаете как?

И снова – да!

Ура! Наверное, никогда в жизни Алекс не чувствовала такой радости. Она, кажется, обрела крылья. Этот кивок головой был вроде помилования перед четвертованием. Силы прибавилось, открылось второе дыхание. Только мучили мысли: как помочь мужчине не умереть до следующей кормежки, как не умереть самой? Как во время «обеда» оказаться рядом и за несколько минут успеть узнать то, что знает старик?

Теперь Алекс работала, напрягаясь из последних сил. Она старалась не споткнуться, не поскользнуться, не сделать ни одного лишнего движения и не издать ни одного лишнего звука, чтобы не заработать очередную порцию ударов. Теперь она обязана была жить, выжить во что бы то ни стало и выбраться отсюда.

Постепенно фантазия умчала ее так далеко, куда «не ступала нога человека»: вот она резким движением рвет путы, издает призывной клич, раскидывает в стороны черномордых верзил, отвязывает узников, и песнями ведет освобожденных рабов в мир людей…

Раздумья унесли Алекс столь далеко, что она забыла, где находится и что делает. Она просто шла и шла за остальными, не замечая напряжения рук, прикрыв глаза и широко разинув рот в тупой улыбке. И она не сразу заметила то, что произошло. В одно мгновение все вокруг поглотила тьма, скрывая под страшным покрывалом и колесо, и каменную трубу, из которой струилась вода, и рабов, и молчаливых стражников. Не было видно ни скал, ни песчаной равнины, ни-че-го. Все исчезло так быстро, как будто никогда не было.

А затем в темень ворвался луч света. Словно кто-то невидимый включил огромный прожектор. И слух прорезал до боли знакомый не слышимый снаружи, но пронизывающий изнутри, звук. Женщина увидела, как засветилось ее тело. Как будто внутри зажгли фонарик. И прожектор осветил только ее, мужчин не было видно. Смолкли надрывные стоны. Создалась иллюзия полного одиночества.

А через несколько секунд Алекс почувствовала, как ее отрывают от колеса и отводят в сторону. Кто это сделал, она понять не успела, потому что рядом с нею стали появляться другие светящиеся женщины. Они выплывали из темноты. Казалось, их выталкивают по одной из-за скал. То, что светились женщины, было видно потому что одежда на них куда-то исчезла, и обнажились молодые и не очень, и совсем старые тела. Несчастные голые рабыни тщетно пытались прикрыться руками. Алекс тоже машинально схватилась за грудь. Под пальцами она почувствовала мягкий материал, из которого была сшита пижама. Значит, одежда все-таки была.

Женщин согнали в кучу. И начали зачем-то тщательно «сортировать». Крепкие молодые тела плавно уплывали в одну сторону, в их число попала и Алекс, а старые, ссутулившиеся стали исчезать. Тут же раздалось знакомое с присвистом: «Хрм, хрм!» Не надо быть «семь пядей во лбу», чтобы понять, что старух слопал монстр из ямы.

«Кошмар!» – произнести это вслух Алекс не рискнула. Да и другие женщины стояли молча и заметно дрожали от страха перед неизвестностью. Потом свечение исчезло, стали заметны лишь силуэты, и стражники, толкая женщин в спину, повели их куда-то.

–Нет! – не сдержалась Алекс. Как же так? Ее уводили от ее единственного спасителя. Как теперь узнать тайну, которая могла бы вывести отсюда?

Дорога в никуда оказалась короткой. Уже через пять-семь минут группу остановили, и сверху на женщин потекла вода, свежая и чистая – это можно было понять по приятному запаху и свежести. Алекс и другие пленницы стали было ее жадно глотать, но черные стражи сорвали с женщин лохмотья (на шее Алекс остался только маленький медальон), и начали драить их жесткими мохнатыми щетками. Больно, до крови. Через полчаса, помытые неизвестно с какой целью, рабыни крепко спали.

…Проснулась Алекс одновременно с другими рабынями от внезапно нахлынувшего чувства тревоги. Было тихо. Видимо, их отвели на приличное расстояние от колеса, где вой и стоны не прослушивались.

Несколько надзирателей, сжав в руках хлысты, с каменными лицами стояли в сторонке и молча смотрели на пробуждение пленниц. Не подгоняли, не подстегивали, просто смотрели. Женщины поднимали головы и робко осматривались. Находились они на большой открытой площадке, окруженной скалами. Но лежали не на земле, а на мягких шкурах каких-то животных. Время суток угадать было невозможно. Было светлее, чем обычно, но это благодаря тому, что по краям импровизированной поляны стояли подобия фонарей, которые блекло сверкали круглыми сияющими «глазницами».

–Меня зовут Александра, – произнесла Алекс и посмотрела вокруг себя, но пленницы испуганно захлопали ресницами и промолчали. Алекс приподнялась, снова поискала глазами Пушкину и не нашла. При таком тусклом освещении рассмотреть каждую из нескольких десятков женщин было трудно.

–Так, и что будет дальше? – Алекс заметила, что научилась разговаривать сама с собой, так ей было спокойнее, – остается надеяться, что после таких очищающих процедур нас вряд ли скормят «зверушке».

Непонятно было, поняли ее или нет, но в глазах рабынь почувствовался интерес к новенькой. Они даже пододвинулись поближе, будто желая найти защиту. И у Алекс появилось желание облегчить жизнь этим страдалицам. Хотя бы заставить их, пусть и грустно, но улыбнуться.

–Ничего, девочки, живы будем – не погибнем. Главное, выдержать то, что нам предстоит. А предстоит нам…

Она развела руки в стороны, огляделась и замолчала. Со всех сторон к ним приближалось множество черномордых верзил. Вид у них был ухоженнее, чем у привычных стражей. Подойдя, гиганты набросились на узниц…

Алекс быстро осознала, что ее насилуют. Грубо, безжалостно. Рядом так же неистово истязали ее подруг по несчастью. На счастье, продолжалось унижение недолго, уже через какое-то время монстры неспешно, с чувством выполненного долга, удалились, а женщины остались лежать на промокших от слез и пота меховых подстилках.

«Фу, какая дикость! – Внутри Алекс все негодовало от омерзения. Хотелось смыть с себя, сбросить эту гадость. Хотелось закрыть глаза и проснуться, – не хочу! Фу! Фу!»

И если другие рабыни лишь беззвучно рвали на себе волосы, то у нее зубы скрипели от злости, руки тряслись в ненависти, хотелось одного: автомат в руки и перестрелять, перебить гадов…

…Беременность проходила на удивление быстро. Плод развивался не по установленным природой законам. Каждый день живот значительно увеличивался в размерах. Ребенок, если его можно было так назвать, внутри нее рос быстро, шумно и навязчиво.

«Здесь детей вынашивают, наверное, как кошки, месяца три,» – горько усмехалась про себя Алекс.

У нее совершенно отсутствовали какие бы то ни были материнские инстинкты. С отвращением трогая живот, она понимала, что там находится не ее «кровиночка», а злобное, безобразное существо.

Помещение, которое выделили женщине, как, наверное, и другим, напоминало убогую келью. Метра три в одну сторону, столько же в другую, ведро, накрытое крышкой – «туалет», и мягкая шкура в углу. Дыра в стене давала немного света и воздуха. Дверь была закрыта еще одной шкурой, выходить за которую у Алекс не было ни сил, ни желания. Кормили, правда, несколько раз в день сытной пищей, напоминающей густую наваристую кашу из смеси разных круп. Ее приносил один из стражников. Молча ставил на пол и уходил. Возвращался через полчаса и забирал пустую посуду, независимо от того, ела женщина или нет. Он же с периодичностью в три дня выносил содержимое «туалета». И раз в неделю затаскивал в келью корытце с водой, чтобы пленница могла ополоснуться.

Алекс сначала отказывалась от еды, но потом стала с аппетитом уплетать все, что приносили. И, похоже, это пошло на пользу. Довольно быстро она поправилась и окрепла. Много спала, пела песни, иногда делала легкую, насколько позволяла фигура, гимнастику для поддержания формы и не готовилась стать мамой, внутренним чутьем чувствуя, что от нее требуется лишь произвести на свет ребенка.