Проклятый дар

– Бабушка, да что ж вы делаете?! Там же свои! – Ася тряхнула головой, сметая с волос эту сыпучую мерзость, и снова обернулась к окну.

…Он стоял прямо за стеклом и смотрел невидящими мертвыми глазами, за его спиной клубился и извивался гигантскими змеями туман.

– Пусти нас, – прошептали бескровные губы, и Ася, крепко зажмурившись, заорала во весь голос.

– А ведь и вправду видишь. – На плечо легла высохшая рука. – Ну-ка, от окошка… Иди вон, на лавке посиди, а я с ним сама поговорю.

Старуха оттолкнула парализованную Асю от окна, положила ладони на стекло и, вглядываясь незрячими глазами в лицо ночного гостя, снова что-то зашептала.

Вот почему она Шептуха. Она не хвори заговаривает, а вот таких пустоглазых, неживых заговаривает… От этой мысли глупой и нерациональной Асе вдруг сделалось совсем плохо, земляной пол под ногами вздыбился, а непроглядная темнота накрыла с головой.

* * *

Матвей проработал в больнице уже без малого две недели. Срок слишком короткий, чтобы освоиться окончательно, но достаточный, чтобы больше разобраться в законах и порядках этого места, понять, кто чем дышит. Проще всего было подстроиться под Петровича. После того, самого первого, инцидента с пациенткой из палаты номер четырнадцать их с Петровичем отношения больше ни разу не выходили за рамки служебных, разговаривали напарники только о работе, а личную жизнь подопечных благоразумно оставляли в стороне.

Всего за какую-то неделю Матвей успел попасть в любимчики к сестре-хозяйке Тихоновне и в опалу к главврачу. Тихоновна полюбила его материнской любовью за аккуратность и вежливость, называла сынком и обещала в следующем месяце выдать почти новую, очень красивую, поступившую в рамках гуманитарной помощи робу. За заботу Матвей презентовал Тихоновне коробку шоколадных конфет и таким вот нехитрым подхалимажем окончательно завоевал ее сердце.

С главным все было намного хуже. То, что радовало Тихоновну, отчего-то вызывало подозрения у доктора Джекила. На отутюженный и накрахмаленный халат Матвея он смотрел с какой-то многозначительной недоверчивостью, настороженно принюхивался к недешевому, в общем-то, парфюму, прислушивался к лишенной матерщинного колорита речи и однажды, не выдержав, пригласил к себе в кабинет.

Кабинет был под стать хозяину, такой же лощеный и безупречный, с красующимися на стенах дипломами, с портретом Юнга в красном углу, с лаконичной офисной мебелью и белыми жалюзи на окнах. Даже странно, что при кажущейся любви ко всему яркому и веселому, настраивающему на позитивную волну, свою личную территорию главврач обустроил так вот просто и даже блекло. Может, устал от внешней радости?

– Я вот о чем хотел с вами поговорить, дружочек. – Доктор Джекил вальяжно раскинулся в удобном кожаном кресле и снисходительно поглядывал на Матвея, ерзающего на жестком и чертовски неудобном офисном стуле. – Мне хотелось бы понять, что привело вас в мою больницу. – Он так и сказал «моя больница», без тени иронии, с полной уверенностью, что все вокруг целиком и полностью принадлежит ему одному. И от этой наглой самоуверенности Матвей даже пропустил мимо ушей оскорбительное обращение «дружочек».

– В каком смысле – что привело? – спросил он озадаченно.

– Видите ли, э… к сожалению, не помню, как вас зовут…

– Матвей Сергеевич.

– Видите ли, Матвей, – отчество этот гад намеренно пропустил, – я ведь в некотором роде профессионал и в людях разбираться умею.

– Даже в психически здоровых? – с наивной улыбкой уточнил Матвей, которому этот разговор нравился все меньше и меньше.

– А кто сказал, что в нашем мире есть хоть один стопроцентно психически здоровый человек? – Доктор Джекил растянул губы в вежливой усмешке. – При желании патологию можно найти у каждого.

– При чьем желании? – От слов Стешко и его гаденькой усмешки вдруг повеяло развитым коммунизмом с его принудительной психиатрией.

– Это я образно выражаясь. – Главврач пожал плечами, достал из ящика стола жестяную коробку монпансье, сунул несколько конфеток в рот, а жестянку придвинул Матвею. – Угощайтесь, дружочек.

Вот сейчас за «дружочка» Матвей был готов набить этому самодовольному уроду морду, но взял себя в руки, вспомнив о том, что им с Галкой просто до зарезу нужны деньги. Надо просто не забывать, что перед ним типичный манипулятор, и не позволять втягивать себя в эти непонятные психиатрические игры.

– Спасибо, Егор Васильевич, вы очень любезны. – Монпансье было таким кислым, что свело скулы. Или это не от монпансье?.. – Так что конкретно вас интересует? – Проглотив превратившуюся в серную кислоту слюну, Матвею удалось даже улыбнуться.

– Меня интересует, что такой интересный и образованный молодой человек делает в таком неинтересном месте, как моя больница. – Доктор Джекил смотрел поверх стильных очочков, и взгляд его Матвею очень не нравился.

– Обстоятельства, Егор Васильевич. – Парень неопределенно развел руками. – Вынужденные обстоятельства.

– Обстоятельства какого характера? – продолжал допытываться главврач.

– Личного. – Матвей разгрыз конфету и не смог удержаться от мучительной гримасы. – Семейного, если хотите.

– То есть вы у нас, так сказать, транзитом?

– Однозначно. Как только обстоятельства изменятся…

– …Вы нас покинете, – закончил за него главврач.

– Покину. – А что ж кривить душой и врать такому-то проницательному человеку?! Неделька-другая – и, даст бог, Матвей забудет это неприятное место как страшный сон. – Но, уверяю вас, на качестве моей работы этот факт не отразится никоим образом, – поспешил он заверить доктора Джекила. Все-таки недельку-другую ему нужно продержаться, и незачем наживать таких влиятельных врагов.

– Вы, наверное, студент? – Стешко сдернул очки с узкого, почти лишенного ноздрей носа, старательно протер стекла замшевой тряпицей и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Студент, но не медицинского вуза. Какого-нибудь технического. Учитесь на заочном. Я прав? – Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, и Матвей не стал разочаровывать собеседника.

– Вы поразительно проницательный человек, Егор Васильевич.

– И ваши личные обстоятельства явно финансового плана? – Главврач удовлетворенно кивнул. – Вы лудоман?

– Простите, кто я? – растерялся Матвей, который до сего часу свято верил, что внешность у него самая благопристойная и не намекающая ни на какие порочные пристрастия.

– Лудоман – игрок, азартный человек. Я таких по глазам вижу. Вы же и мою клинику выбрали не просто так, а из-за этого вот драйва, из-за потребности в адреналине. Ведь я просто уверен, что вы, дружочек, могли найти работу попрестижнее.

Насчет азарта это он прямо в точку! Матвей покаянно покачал головой. И про стесненность в финансах тоже в точку. Просто не психиатр, а ясновидящий!

– Вы, наверное, сейчас гадаете, зачем это я вас вызвал? – На лощеной морде главврача расцвела обаятельная улыбка. – А к тому, что вы, дружочек, у меня на заметке и терплю я ваше присутствие исключительно из-за кадрового голода и тотальной нехватки младшего медицинского персонала. Но имейте в виду, если только… – Что именно «если только», он не договорил, многозначительно помахал пальцем перед носом у Матвея. – Уволю без малейшего сожаления, с волчьим билетом!

О как! Прямо с волчьим билетом! Это чем же он так не угодил надежде отечественной психиатрии?! Уж точно не своей потенциальной склонностью к азартным играм. Вывод напрашивался один-единственный: считающий себя альфа-самцом доктор Джекил не желал пущать на свою территорию конкурента. Проще управляться с безответными, потерявшимися и спившимися, чем с теми, кто еще не растерял самоуважение и не пропитался старательно культивируемым в этом убогом месте чинопоклонством.

Матвею хватило всего нескольких недель, чтобы понять – Стешко в больнице боятся все, от врачей до сестры-хозяйки Тихоновны. Вот даже странно – вроде в облике главврача нет ничего злодейского, вроде бы с виду милейший и добрейший юноша, но копни поглубже, и вся его сволочная суть прямо перед глазами. Худший тип руководителя, из породы тихушников, тех, кто мягко стелет, да жестко спать. Даже почти ко всему равнодушный Петрович еще в первый день знакомства предупредил Матвея, чтобы с главным не задирался, вел себя тише воды, ниже травы. Конечно, это в том случае, если работа ему дорога. Матвею работа была дорога, в некотором смысле даже очень, поэтому под пронзительным взглядом доктора Джекила он вполне правдоподобно смутился и даже, кажется, покраснел.

Наверное, подобное смирение главврача удовлетворило, потому что он сунул свои кислючие леденцы обратно в стол и сказал, уже не глядя на Матвея:

– Рад, что мы достигли консенсуса. Это значительно облегчит жизнь. – Чью именно жизнь, он уточнять не стал, видимо, считая это вполне очевидным. – Свободны!

Матвей не без радости вскочил с неудобного, ну точно пыточного, стула и уже направился к двери, когда доктор Джекил вдруг его окликнул:

– И еще один момент, дружочек… – Он многозначительно откашлялся. – В моей клинике все пациенты находятся в равных условиях, а если у кого-то и есть особые привилегии, то даровать их могу только я один.

– Привилегии? – Уже взявшийся за ручку двери Матвей медленно обернулся, с удивлением посмотрел на главврача.

– Я говорю о пациентке из четырнадцатой палаты, о вашем особенном к ней отношении. Вы имеете наглость вмешиваться в лечебный процесс.

– Я?! – Матвею даже не пришлось изображать удивление, заявление доктора Джекила убило его наповал.

– Вы, дружочек! – Главврач брезгливо поморщился. – Кто позволил вам принести пациентке краски?

Вот уж действительно вмешательство в лечебный процесс – замена черного угля на веселые краски! Теперь каракули девочки стали гораздо более оптимистичными, однажды она даже нарисовала его, Матвея, портрет. Во всяком случае, ему хотелось видеть именно себя в том абстрактном, по-детски наивном желто-оранжевом человечке.

– Если вы о том, что она может пораниться кистью, то это напрасно, – после секундных раздумий сказал он. – Пациентка рисует пальцами, краска детская, пальчиковая, совершенно безопасная даже в том случае, если кому-то вдруг захочется попробовать ее на вкус. Опять же, говорят, арт-терапия очень полезна.

– Краски забрать! – рявкнул доктор Джекил. – Сегодня же! Прямо сейчас! Кто вам сказал, что вы разбираетесь в таких вещах?! Вы санитар, технический персонал, а не врач! Ясно вам?!