Девушка с серебряной кровью

– Вот и правильно. Тот, кому суждено быть повешенным, не утонет.

– Умеете вы ободрить. – Налетевший порыв ветра едва не сбил Федора с ног, и он отступил, не рискнув бросить вызов озеру.

– Я не сказал, что тебя повесят, парень. – Старик усмехнулся. – Я говорю, что тонуть тебе больше не доведется. Даже если мертвецки пьяным упадешь в воду, озеро тебя не примет, вынесет на берег. Живым.

– Откуда вам знать?

Прежде чем ответить, старик смерил гостя внимательным, с прищуром, взглядом.

– Я падал, – сказал он наконец. – И трезвый, и пьяный, и в шторм. Таким, как мы, все едино.

– Зачем? – Была в словах старика какая-то особенная горечь, веяло от них обреченностью. – Зачем падать?

– Для последнего шага у каждого своя причина. Не нужно тебе знать. Да и давно это было. Глупость и мальчишество. Айви очень любит сюда приходить.

Вот сейчас Федору стало страшно по-настоящему, до январской поземки по позвоночнику. Стоило только представить Айви на валуне, и сердце трусливо замирало.

– Она была еще очень маленькой, когда он позвал. – Аким Петрович на Федора не смотрел, думал о чем-то своем. – Десять лет, совсем ребенок. А он позвал… – На смуглой руке вздулись вены, и браслет впился в кожу. – Вот на этот самый валун. Я не успел. Искал на острове, не подумал, что она может быть здесь. А когда прибежал, оказалось уже поздно. Она прямо на моих глазах прыгнула в воду. – Он замолчал, в бессилии разжал кулак. – Я тоже прыгнул. Нырял, искал. Не нашел… А через день волны вынесли ее на берег. Живую, но онемевшую. Она ничего не помнит из того, что с ней случилось, где она была, и я хочу верить, что так оно и есть. Потому что не может у маленькой девочки ни с того ни с сего появиться седина.

Аким Петрович говорил, а Федор слушал и понимал его боль. То же самое он чувствовал, когда увидел Айви, не выходящую, а выползающую из норы Желтоглазого. Это были боль и бессилие, помноженное на ощущение собственного ничтожества. У маленькой ласточки хватило сил войти в пещеру, а у него – нет.

– Она одна у меня осталась. – Теперь старик смотрел Федору прямо в глаза. – И за нее я загрызу любого, в клочья порву, если узнаю… – Он замолчал и отвернулся.

– Я тоже, – сказал Федор ему в спину, и спина эта дрогнула, прямые плечи ссутулились, словно от неподъемной ноши.

– Не стоит давать невыполнимых обещаний, – сказал Аким Петрович, не оборачиваясь. – Молодость многое прощает, но коль дал слово…

– Я своему слову хозяин. И слово «честь» для меня не пустой звук.

– Кровь дворянская заговорила? – Аким Петрович медленно спускался вниз по каменистому склону. Федор шагал следом. Что было ответить на этот похожий на оскорбление вопрос? – Забудь, парень! Здесь, – он вогнал посох глубоко в землю, – ценится кровь красная, а не голубая. Отныне ты и не дворянин, и не каторжник. Ты Федор Леднев. Нет у тебя отныне прошлого.

– А будущее? – спросил он.

– А до будущего еще попробуй доживи. Все, возвращаемся! Остров я тебе показал, самое важное рассказал. Остальное потерпит.

* * *

Запах готовящейся еды Федор учуял, кажется, за целую версту. И как только учуял, думать мог только об одном. Аким Петрович и тут оказался прав. Пока они осматривали остров, явилась Евдокия. Она стояла на крыльце, скрестив на груди тощие руки, и настороженно наблюдала за их приближением. Из дома вышла Айви с кувшином в руках, заулыбалась радостно, протянула кувшин сначала деду, потом Федору. Сделав первый глоток, он понял, как сильно хочет пить. Почти так же сильно, как есть.

Он осушил кувшин до дна, вернул Айви, стер со лба пот. Снова захотелось опрокинуть на себя ведро воды, но каково будет мокрым садиться за стол? Евдокия и без того косится неодобрительно.

– Вчера заходила Лещиниха, – сказала она Акиму Петровичу. – Я все сделала, как вы велели, рассказала про племянника. У Лещинихи язык без костей, сегодня весь город будет знать.

– Хорошо, – похвалил Аким Петрович. – Зайди к Прохору, скажи, что я его звал. Пусть приплывет завтра вечером.

– Забоится. – Евдокия с сомнением покачала головой. – В городе говорят, озеро снова неспокойное.

– Не забоится. Скажи, я хорошо заплачу. За монету Прохор и в Нижний мир спустится.

Аким Петрович отставил посох, протянул к Евдокии сложенные ковшиком руки, и она плеснула в них воды из стоящего тут же ведра.

– Еще какие новости? – спросил он, не переставая умываться.

– Артельщики вернулись. Молчат и не пьют.

– Раз молчат и не пьют, значит, нашли золото. Злотников их вот здесь держит. – Аким Петрович сжал кулак. – А про него, – он кивнул на Федора, – ничего не слыхать?

– Не ищут. – Евдокия на Федора даже не смотрела.

– Это хорошо, что не ищут. – Аким Петрович принял из рук Евдокии полотенце, отошел в сторону, уступая место Федору. Вот только помогать ему Евдокия не собиралась. Да и бог с ней! Он, чай, не безрукий, как-нибудь и сам справится.

Федор уже потянулся за ковшиком, но его опередила Айви, зачерпнула из ведра, посмотрела с усмешкой, а потом плеснула воды прямо в лицо. От неожиданности Федор вздрогнул, оступился и едва не свалился на землю. А она звонко рассмеялась, не обращая внимания на неодобрительно поджатые губы Евдокии. И Федор тоже засмеялся, стер с лица холодные брызги, стряхнул воду с рубахи.

– Как дети малые, – сказал Аким Петрович ворчливо. – Айви, мы так и до вечера за стол не сядем. И ты не лыбься, – он ткнул Федора пальцем в грудь, – мойся быстрее и ступай в дом.

Обедали вчетвером. Даже Евдокия, накрыв на стол, уселась напротив хозяина. Ела она мало, даже меньше Айви. Неудивительно, что такая худая. А вот Федор на еду накинулся, как оголодавший зверь. Сам себе был противен, но и поделать с собой ничего не мог. Голод заставил забыть о правилах хорошего тона. Евдокия поглядывала на него неодобрительно, как на дикаря, но стоило только его тарелке опустеть, споро накладывала новую порцию. До тех пор, пока он не съел все, что было на столе.

– Может, блинов испечь? – спросила Евдокия, глядя не на Федора, а на Акима Петровича.

– Хватит, а то еще чего доброго окочурится от заворота кишок.

Они говорили о нем, как о неразумном щенке, но Федору не было обидно. А вот есть все равно хотелось. Лучше бы и за стол не садился, право слово! Айви смотрела на него с жалостью и пониманием, но деду не перечила. Тоже боялась, что у Федора случится заворот кишок?

После обеда женщины принялись убирать со стола, старик ушел в главную комнату, но гостя с собой не пригласил, а навязывать свое общество Федор не собирался, поэтому вышел во двор, где и было его место. Вот только валяться на сене не хотелось, душа и тело требовали действий, и Федор выдернул торчащий из колоды топор. Выдернул легко, одной рукой, и сам удивился бродившей в жилах силе.

Он рубил дрова с удовольствием, прислушивался к давно забытым ощущениям в теле, ни о чем не думал, ни на кого не оглядывался. А когда наконец остановился, увидел Айви. Она сидела прямо на земле в своей излюбленной позе, подтянув коленки к подбородку, и на Федора смотрела не отрываясь. Любовалась? Хорошо бы. Вот только нечем любоваться. От былой удали остались только кожа да кости.

Поймав его взгляд, Айви вдруг сорвалась с места, и Федор окончательно уверился в своей неказистости. Эх, не нужно было снимать рубаху! Перетерпел бы жару как-нибудь.

Но терзался Федор недолго. Айви вернулась с ведром воды. Он так ошалел от радости, что даже не сразу сообразил, что ей нужно помочь. А когда наконец сообразил, было уже поздно – Айви поставила ведро на землю, протянула Федору ковшик, полный воды. Как же своевременно!

Он пил жадно, так же жадно, как до этого ел и работал. А она стояла и смотрела, и во взгляде ее было что-то такое, от чего сердце сладко замирало. Остатки воды он вылил себе на голову, зарычал от удовольствия. Брызги долетели до Айви, и она засмеялась.

Как же Федору нравился ее смех! Ему нравилось почти все, что сейчас происходило в его жизни. И даже Нижний мир больше не пугал. Серебряный браслет сиял так же ярко, как взгляд Айви, обещал защиту от всех невзгод и напастей.

Оказалось, не ото всех. Евдокия стояла на крыльце и следила за ними настороженным взглядом, а потом велела:

– Айви, иди в дом, мне нужна твоя помощь. Быстро!

Хорошо понукать тем, кто не может тебе ответить. Федор уже хотел было вступиться, но Айви успокаивающе положила ладошку ему на руку, а потом подхватила пустое ведро и побежала к дому. Федор смотрел, как мелькают ее босые пятки, и улыбался. Определенно, его новая жизнь складывалась как нельзя лучше.

* * *

Он полностью восстановился за неделю. Теперь заживало на нем все очень быстро. Как на собаке, сказала однажды Евдокия, и было непонятно, похвалила она или отругала. По ее каменному лицу вообще немногое можно было понять. Даже с Акимом Петровичем общаться оказалось не в пример проще. За своего старик его не принял и в дом по-прежнему не приглашал, но хотя бы разговаривал и от помощи не отказывался. Работы на острове было много: и в мастерской, и на небольшом лугу, где Федору в первый раз в жизни довелось взять в руки косу, чтобы накосить сена для бодливой козы. Козу Федор не любил и даже немного побаивался. Уж больно непредсказуемой она была. Совсем как Евдокия.

Один раз Аким Петрович взял гостя на рыбалку. Сидя в лодке, Федор старался не думать, что там, на дне. Кто там… Зова он больше не слышал и даже уже начал сомневаться, что причиной тому браслет. Да и к самому браслету он долго присматривался, никак не мог привыкнуть. Медальон казался ему куда как предпочтительнее и незаметнее. Он бы не так бросался в глаза, не выглядел бы недостойной настоящего мужчины побрякушкой. Когда Федор высказал свои сомнения, старик посмотрел на него с жалостью, а потом сказал: