Как будто всю ночь бессонница,
Всю долгую жизнь бессонница.
Под тридцать им – вы ровесники —
Их лица гнетут оскалами:
Ощерятся и прищурятся,
Увидев тебя на улице,
Схватив за рукав обтрепанный,
Прижмутся губами лживыми:
«Зачем идешь за наживою»?
И крыльев вороньих хлопанье
На плечи скользнет веригами —
Седыми как пепел хлопьями,
Папирусами и книгами,
Пустынным песком и топями,
Обглоданными ковригами,
Пожарами и потопами…
Обещанные предвестники
Приходят всегда усталыми
«Кофе и шоколадки, виски и сигареты…»
Кофе и шоколадки, виски и сигареты…
ЗОЖ – это очень круто, если о нем читать.
В нашем усталом мире – праздники и приметы,
И календарь традиций, и для стихов тетрадь.
Это когда нам было пьяные восемнадцать,
Что-то стучалось в окна, плакало в домофон.
Нынче стучится тридцать. Нечего тут бояться,
Все, что не вспомнишь завтра,
просто забей в смартфон.
Нет никаких депрессий и никаких страданий,
Ездим в такси с работы, ходим раз в год в кино.
Трепет любви, конечно, лучше, чем секс по пьяни,
Только я этот трепет не ощущал давно.
Есть для свиданий с прошлым —
«Ласточки» на вокзалах,
Для разговоров долгих – мессенджеры и чат.
Это назад лет десять сердце огнем терзало,
Чувства с ума сводили. В тридцать они молчат.
«Исчезнет звук моих шагов среди высоких стен…»
Исчезнет звук моих шагов среди высоких стен,
И только выгоревший быт останется взамен:
Здесь стул стоял, и стол стоял, и ноутбук на нём,
И в кресле с пледом шерстяным я отдыхала днём.
Полупустой огромный шкаф, полупустой комод:
Однажды в эту пустоту другой жилец придёт.
Повесит куртку на крючок, протянет провода
И ототрёт мои шаги от пола без следа.
Но я жила когда-то здесь, и память обо мне
Впиталась дымом в потолок, гвоздём торчит в стене.
И ничего не изменить, хоть дом сожги дотла,
Ведь в месте этом часть меня когда-то умерла.
«То ли вешать, то ли вешаться…»
То ли вешать, то ли вешаться
Нам судьбою суждено.
Смотрим в небо на Медведицу
Через грязное окно.
Мертвых звезд огни зернистые
Ничего не говорят.
Зря им молимся неистово,
Ловим их ответный взгляд:
Вдруг для дел великих избраны
И не зря отмерен срок?
Ждем, что нам укажут истинный
Путь средь множества дорог.
«Это сначала было больно и горячо…»
Это сначала было больно и горячо.
А потом пришла амнезия или усталость,
Стёрла шрамы с кожи, сжала на миг плечо,
Прошептала: «смотри, ничего почти не осталось».
Как огонь утих, как волна откатилась прочь,
Как закат пылающий в сумерках растворился.
И вокруг тишина, вокруг пустота и ночь.
Даже трудно вспомнить, отчего так страдал и злился.
Проведешь по коже: гладкой и неживой,
Хоть рубцов не видно – не чувствует и не дышит.
Начинаешь жить – разумом, головой,
Раньше спать ложишься, поёшь все реже и тише.
Ночь внутри оживает множеством голосов,
Жаждет вновь столкнуть в живое пёстрое пламя.
И сансары крутится, крутится колесо,
И ты снова берешь безжалостный жар руками.