Пять, восемь, тринадцать…

И вспомнила серый дом. Точно – с двумя оконцами-глазками. В этом опрятном домике жила милая старушка. Имени я вспомнить не могла, но почему-то представляла себе большой фартук.

Вытерев руки, я вышла, присела к столу и встряла в бубниловку Бабани:

– Возле серого дома росли розы высокие. Они опирались на палочки с перекладинами. Цветки тяжёлые всегда вниз склонялись, а когда осыпались, внизу ковёр из лепестков получался. Нам давали саженцы роз из того дома, но они не приживались. Ни у кого не приживались. А в сером доме были.

Роман Алексеевич кивнул и улыбнулся. Не до ушей, но и не скупо.

– Да. Роз было много.

Бабаня раздражённо заспорила:

– Что ты придумываешь? Не приживались. У меня всё приживалось. И розы всякие, и ромашки на толстых стеблях пушистые, и с маленькими лепестками цветочки, забыла, ну, подскажи мне, жёлтые такие.

– Ноготки.

– Вот. Всякие цветы были. И помидоры. У нас самые лучшие помидоры были. Вот кого хочешь спроси – любой скажет, что таких помидоров, как у Ладошкиных, нигде не найти.

В моей памяти всплыло пятно, издающее страдающие звуки.

– А ещё в сером доме кот был. Рыжий такой, толстый, ленивый. И он совсем не царапался. Старушка, что в доме жила, его из хрустальной вазочки кормила.

– Это моя бабушка. Мария Григорьевна.

– Она не пускала постояльцев. И летом вся улица ходила к ней на посиделки. Во всех дворах сидели курортники, а у неё – только свои. Но дом снесли, когда я маленькая была, я и не помню ничего… Хотя нет, помню, пианино было. Мамася всё боялась, что я уроню на пальцы крышку от клавиатуры.

– Меня в детстве учили на нём играть. Мама считала, что музыкант – самая хлебная профессия в мире. Если не в консерватории, так в кабаке заработать можно.

Бабаня напрягла память и выдала:

– Что-то я не помню никакого пианино. Это не у Машки пианино было. Это у Донковых баян был.

– Ты, Бабаня, гостя за пустым столом держишь. Нехорошо.

– Нет-нет, не беспокойтесь. Я гулял по старым тропкам-дорожкам, но всё сильно изменилось, потом увидел ваш дом, решил зайти. И с моей стороны нехорошо с пустыми руками являться. Так что отложим застолье.

– Всё равно. Вы любите булочки с маком? Могу ещё с корицей предложить.

– Не надо суеты, Таша. Ты ведь Таша, да?

Ташей меня иногда называет отец, добавляя к Таше ещё и Гуашу. На одном местном наречии «гуаша» означает «княгиня», и отцу кажется, что Таша-Гуаша звучит благородно. Такие своеобразные представления у него о благородстве.

– Ты маленькой тихоней была. Светленькой, пушистой. Я малышей не очень-то примечал, но ты точно к бабушке приходила.

Пушистая. Это где-то на уровне кота.

– А меня вспомнишь?

Этот мужчина не торопит с ответом, но и ждать долго не будет. Выражение лица приветливое, хотя в этой приветливости есть привычка. И злость под маской не спрятана. Сам по себе человек спокойный, без вздорности и эмоциональных вспышек. Взгляд и задумчивый, и немного рассеянный. Часть мозга явно застряла в каком-то другом месте.

Интересно, а жена у него есть? Или подружка?

Не-не-не, эту тему развивать не будем…

Роман Алексеевич не дождался ответа и представился:

– Я – Рим.

Мощная заявка. А можно я тогда Византией буду?

В памяти закопошились обрывки воспоминаний о школьном скандале. Старшеклассник заспорил с училкой на уроке истории. Отстаивал тонкости бытия вечного города. Спровоцировал училку на сердитую отповедь. И в запале бросил, что готов ответить за весь Рим. Училка этого так не оставила, и упрямого знайку хорошенько пропесочили за неуважение к учительскому труду и учебнику истории.

Роман, защитник Рима. Выходит, это он и есть.

Скандалы со старшеклассниками меня по малолетству не занимали. Но Бабаня и отец неоднократно обсуждали дурость школьных мегер, сожалея, что мальчику зарубят золотую медаль.

Прилично будет спросить, зарубили или нет?

– Таша, ты в отель поедешь? Подвезёшь меня?

– Я не поеду. У меня нет машины. Я хожу пешком.

Рим удивился и уточнил:

– И до отеля пойдёшь?

– Полчаса всего.

– Хорошая практика. Но у тебя плохая обувь.

Это вообще не моя обувь. Только как это объяснить? Знаете, Рим, я взяла туфли у Зойки, потому что её шпильки взяла Ольга, а Зойке в туфлях жмёт, они чуть меньше размером, и поэтому она попросила мои тапочки… Ему всё равно не понять.

Распрощавшись с Бабаней, я отправилась домой. В компании Рима. У него оказалась мягкая, пружинящая походка. Передвигался он легко и вроде бы по-спортивному, но основательно, неторопливо. Наверное, если бы он пошёл в своём темпе, я бы его не догнала. Но он подстроился под меня.

Красивый мужчина. Прям приятно рядом пройтись.

4. Честный расклад

Разговор не клеился.

Сначала я сделала заход в сторону погоды:

– Год сложный выдался. То холодно, то жарко, то дождей много, то засуха. Отдыхающие какие-то мелкие пошли. Всё жмутся, всё капризничают. Но ведь и их понять можно. Ситуация-то в стране какая. Не разбежишься по морям гулять.

– Да. Наверное.

С тем же успехом можно обсуждать чемпионат по сёрфингу в соседней галактике.

Второй попыткой стала наводка на Бабаню: