Всё сбудется (сборник)

Мама с папой на меня смотрели как на больную. Мама плакала, ей очень понравился Денис – выгодная партия, начальник отдела министерства. Папа ничего не мог понять.

Мы уже с Романом посидели с моими родителями за столом, доели тортик, выпили вина за наше счастье и объявили, что завтра утром подадим заявление в ЗАГС. Я проводила Романа до двери. Мы обнялись. Я его невеста!

Пришла к себе в комнату, легла на кровать и не могу понять, как всё случилось?

Я стала другой! Я теперь ничего не понимаю: это всё сон или не сон?

Вспомнила сегодняшнее утро.

Как я встала счастливая, что позвоню на работу Роману, как мы пойдём с ним в наше кафе «Тюльпан», как он придёт с цветами и сделает мне предложение.

Накануне на вокзале у поезда после отпуска в горах, когда мы с ним прощались, он с такой любовью на меня смотрел, и сказал, что завтра меня ждёт сюрприз.

Я с десяти утра стала ему звонить. Отвечали, что он ещё не пришёл, то вышел, то на совещании. И вот когда наконец я дозвонилась, то услышала чужой холодный отстранённый голос. Я не могла этого вынести! Я поняла, что могу его потерять! Надо действовать! Но как? Будто бес в меня вселился. Позвонила знакомому Вове, не застала, потом Саше – тот в командировке. Позвонила Денису. Он взял трубку…

Как говорится, кто не спрятался, я не виновата!

Женитьба – дело серьёзное! Я невеста!

Нигде кроме

Нигде,
кроме
как в Моссельпроме.
ПАПИРОСЫ «ИРА».

    Владимир Маяковский

Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своем бессилии.

    И. Бродский

– Ник, ну как ты?

– Нормально. Я же не головой ударился. Под ребро лыжной палкой угодил, когда спрыгивал с подъёмника. Очень неудачно!

– Спуститься сможешь?

– Смогу потихоньку. Чёрт, болит!

– Врача надо? Здесь должен быть. Пусть посмотрит.

– Нет, врача не нужно. Но кататься я сегодня не смогу. Прошу тебя, Боб, ты донеси вещи до машины и иди назад. Скажешь нашим, что мне был срочный звонок. Да нет, можешь вообще им ничего не объяснять!

Когда Ник осторожно, как новичок, спустился к подножию склона, там его уже поджидал Боб. В помещении от тепла боль усилилась, и Ник не смог наклониться, чтобы снять горнолыжные ботинки. Ник, стесняясь, попросил Боба помочь ему переодеть обувь, а комбинезон решил не снимать. Боб, неловко вытаскивая ноги Ника из ботинок, повторял:

– Ник, погоди! Погоди! Как же ты один поедешь? Может, я с тобой? Машину поведу! Подожди, я переоденусь, или давай позвоним Маринке. Я их с Юлькой видел на соседнем склоне.

– Спасибо! Да у меня почти всё прошло, но кататься не могу. Помоги мне переодеться и запихни в машину.

Боб чувствовал, что Ник врёт, но ему очень хотелось кататься. Он ещё раз для очистки совести спросил, не нужно ли врача. На что Ник уверенно ответил:

– Нет, Боб! Всё нормально, катайтесь! Снега насыпали много, скольжение прекрасное, погода на редкость замечательная…

– Ну, Ник!

– Я сказал, не надо. Всё, пока! Заеду к тётке, там переночую. Её дом тут недалеко – в деревне Степаньково.

– Ну давай хотя бы я тебя довезу до этой деревни?

Ник с приятелем вышли на гигантскую автостоянку, машина стояла в самом конце. Еле передвигая ноги, Ник думал: «Мне бы только дойти до машины!», а сказал, натужно бодрясь:

– До деревни от силы минут двадцать отсюда.

А сам подумал: «Чёрт, боль такая сильная, как бы не отключиться. Зачем я хорохорюсь? Может, всё-таки вернуться и показаться врачу?»

Боб нервничал и суетился. Досадная неприятность с Ником чуть было совсем не сорвала его планы на сегодняшний weekend.

Боб, тяжело передвигаясь в горнолыжных ботинках, уложил снаряжение Ника в багажник и хотел помочь приятелю залезть в машину, но тот решительно отказался.

Боб напряжённо наблюдал, как Ник осторожно перенёс своё тело в машину, привычно щёлкнул пальцем висящего на зеркале игрушечного мехового белого кролика, крикнул: «Пока!» и нажал на газ.

Боб, облегченно вздохнув, направился обратно в горнолыжный рай, где скрипит и переливается в лучах мощных прожекторов насыпной снег из пушек, по склонам скользят лыжники, нарядные и красивые, словно сошедшие с рекламных журналов спортивной одежды и снаряжения. В барах и ресторанах витает дух обеспеченности и беззаботности, слышна джазовая музыка, и он, Боб, ловит на себе восхищённые взгляды блондинок…

Стоило отъехать километр от сверкающего огнями горнолыжного комплекса «Сорочаны», и Ника с его белым Jaguar'ом поглотил космос морозной, почти чёрной малоснежной предновогодней ночи. Пошёл снег. Ник быстро добрался до места. Семь вечера, а деревня будто вымерла. Огоньки горели только в нескольких домах. Вот и знакомый забор, калитка и дом за чернеющими старыми яблонями.

В доме после смерти тёти Веры жила Дуся – дальняя родственница, чья-то сноха или крёстная. Когда тётя Вера заболела, эта Дуся самоотверженно ухаживала за ней. В благодарность за это Ник разрешил Дусе остаться в их доме.

Да, он, Ник, всё устроил и оплатил, – и больницу, и сиделок, и врачей. Но навестил тётю в больнице только раз. Все эти годы он тёте Вере в дом покупал всё, что необходимо: установил новый газовый котёл, поменял всю сантехнику и посылал бригаду рабочих крышу перекрывать, и евроокна ставить, и деньги посылал. Но сам приезжал очень редко – ему всегда некогда! Вот и сейчас мобильный надрывается. Коля позвонил водителю и распорядился, чтобы тот забрал его утром из деревни Степаньково.

Ник открыл дверь, наклонив голову и цепляясь за половики, прошёл в дом. В комнате перед мелькающим и орущим голосом Петросяна экраном заворожённо сидела Дуся в валенках, закутанная в платки, хотя в доме было тепло, даже жарко. Дуся вскочила, заахала, кинулась к нему с объятиями, заплакала. Затем, выпучив увеличенные очками глаза, перекрестилась на образ в углу и торжественно, но с укором поведала, что вчера было 40 дней, как умерла Верочка. Потом извиняющимся тоном поблагодарила за продукты для гостей. Ник нетерпеливо всё выслушал и сказал, что очень устал. Дуся засуетилась, сказала, что пойдёт к снохе, и зашаркала в прихожую.

Ник открыл дверь в комнату тёти Веры. Пахнуло лекарствами и кошками. «Раньше не пахло, или я этого не замечал», – подумал Ник. Мурка и Барсик недовольно прошмыгнули прочь. Ник открыл форточку и улёгся в кресло, застеленное старым вытертым ковром.

Он привычно огляделся: ничего не изменилось – время будто тут замерло. На этажерке читанные-перечитанные книги, семейный фотоальбом; подумал, что надо бы его забрать с собой. Но вдруг на верхней полке он заметил старую голубую картонную папку с тесёмочками. Ник припомнил, что видел её когда-то в детстве, когда он был не Ником, а Колей. Сначала он хотел папку тоже прихватить с собой, но любопытство пересилило, и он решил посмотреть содержимое пакета прямо сейчас.

Но сначала… Ник поискал в старом буфете и нашёл среди банок с вареньем коньячок, налил себе рюмочку и устроился в кресле поудобнее. Он, давно ставший эстетом и чистюлей, почему-то почувствовал себя совершенно спокойно, легко и комфортно в этих «половиках и тряпках». Ник ощутил себя опять Колей, как раньше.

Он открыл папку. Там в чёрных конвертах старые фотографии и какие-то бумаги.

Вдруг его внимание привлёк аккуратно сложенный пожелтевший газетный листок. Коля даже вздрогнул: «Не может быть!». Он развернул газету:

«За точность и качество». Второй часовой завод.

№ 51 (3176) Понедельник, 28 декабря 1987 г.

«Надо же, что сохранилось! Завтра 28 декабря, но только 2011 года», – подумал Коля.