Хуже и быть не может

– Аня! Ну, какая афера? Что ты такое говоришь? – голос матери, полный трагизма и страдания звенит обидой и негодованием. – Это твой брат! У него неприятности! Ему нужна помощь!

– У него всегда неприятности. И ему всегда нужна помощь. С четвертого класса, когда он школьный журнал сжег и утверждал, что это было самовозгорание, и он сам чуть не погиб, – буркнула Аня.

– Аня! Ну, что ты говоришь глупости? Женя тогда был ребенком, что теперь всю жизнь ему припоминать детские ошибки? Почему ты такая злая?! – голос в трубке начинает дрожать, слышатся всхлипывания.

– Мам! Он вертит тобой, как хочет, а ты идешь у него на поводу. Он, как всегда, профукает все деньги, а потом опять прибежит к тебе с новой слезливой историей, – сделала дочь попытку достучаться до, ослепленной материнской любовью, родительницы. Она знает, что это не даст результата, но все-таки стоит попробовать. Хотя бы для очистки собственной совести.

– Аня! – голос матери становится холодным и строгим. – Не знаю, зачем ты говоришь такие вещи. Это жестоко по отношению к Жене и несправедливо. Мы самые близкие друг другу люди и должны друг другу помогать, – в трубке сопение и новые всхлипывания, видимо относящиеся к тому, какую жестокую и бессердечную дочь она вырастила. Естественно, мать только изображает, что плачет. Психическая атака. Аня знает, что это игра на публику. Мать ждет, когда в дочери проснется совесть, и она даст согласие помочь брату. Аня сдается, ей просто все надоело: «Пропади оно все…»

– Ладно. Только пусть перенесет встречу на вечер. Днем я не могу.

– Женечке вечером неудобно, у него какие-то важные дела. Ну, что у тебя на работе не люди? Что, если ты отпросишься, небо рухнет? Каждый поймет, что дела семьи имеют первостепенное значение, – щебечет мать жизнерадостно-ласковым голосом. Молодец дочка. Хорошая девочка. Повыкаблучивалась, но, в конце концов, порадовала мамулю, пошла навстречу, не примкнула к многочисленному лагерю ставящих палки в колеса и плетущих интриги вокруг несчастного Женечки.

Аня в очередной раз испытывает желание заорать на мать. Сейчас она даже согласна быть нехорошим человеком. И еще ей ужасно хочется придушить родного брата. Самовлюбленного, эгоистичного, лживого мерзавца Женечку.

– Отправьте мне смс-кой адрес нотариальной конторы, – деревянным голосом говорит Аня и нажимает отбой. Еще секунда, и она бы не выдержала, сорвалась и все-таки накричала на мать. Выложила бы все, что думает, в том числе и свои фантазии о том, как становится братоубийцей.

Сквозь стеклянную перегородку кабинета Аня видит, как в офис, подобно небольшому урагану, врывается шеф. Хозяин фирмы скачет от стола к столу, делая сотрудникам замечания и раздавая указания. Маленький, подвижный, с торчащими в разные стороны жесткими рыжеватыми волосами он просто невероятно похож на сатира. «Наведя порядок» и загрузив, прямо на ходу, персонал работой, злобный сатир влетает в комнату, занимаемую его помощницей. Скачущей походкой он подходит вплотную к ее столу. Темные глазки подозрительно пробежались по комнате, как будто в попытке отыскать притаившихся недругов или парочку шпионов. Хорошенько все осмотрев и не обнаружив ничего подозрительного, взгляд начальника останавливается на помощнице, замирает двумя буравчиками, проникая прямо в душу. Аня уверена, что директор фирмы безумен. Эта вечная маниакальная подозрительность, нервозность. Боязнь каких-то заговоров, того, что сотрудники сливают информацию конкурентам. Постоянные проверки и слежка, вплоть до того, что просматриваются сайты, на которых побывали сотрудники. Самая настоящая паранойя.

– Доброе утро, Анна Владимировна. Как у нас дела? – приветствует шеф, снова забегав глазками по комнате и, даже, слегка наклонившись, заглядывает помощнице за спину. А вдруг она собой прикрывает какого-нибудь вражеского лазутчика?

– Доброе утро, Валерий Владимирович. Все в порядке, – отвечает Аня, уже успевшая привыкнуть к странному поведению параноика начальника. Сейчас ее больше всего беспокоит мысль, что придется отпрашиваться. И от этой мысли просто жить не хочется. Шеф, конечно, ее отпустит, но будет долго сверлить своими полусумасшедшими глазками и прочтет длинную лекцию, что личные проблемы нужно решать в свободное время, а не за счет работы. Рабочее время целиком и полностью должно быть посвящено делам фирмы. И т. д. и т. п. А в конце перейдет на крик и будет багроветь и наливаться кровью, по мере того как воздух в легких будет заканчиваться от непрерывного ора, выпученные глазенки тоже нальются кровью и совсем вылезут из орбит. «Нужно увольняться, – уже в стотысячный раз за время работы с маленьким психом, подумала Аня. – Только куда?»

– Через пять минут зайдите ко мне. Нужно составить несколько писем и внести изменения в некоторые договора, – распорядился, ничего не подозревающий о крамольных мыслях подчиненной, шеф и вприпрыжку направился к дверям своего кабинета. Аня даже не сомневается, что под дорогими ботинками скрываются маленькие острые копытца.

Четыре письма, три договора, десяток «важных мыслей на будущее», куча всевозможных распоряжений и пометок «для исполнения». Голова уже идет кругом. Аня с тоской посмотрела в окно. За огромным стеклом, от пола до потолка, раскинулся шумный многолюдный город. С тридцать шестого этажа, на котором располагается офис фирмы, открывается широкая панорама. Дома, машины, люди, кажущиеся маленькими букашками, снующими по улицам. Чистое безоблачное небо, освещенное ярким апрельским солнцем. Накатывает непреодолимое желание вырваться из этой клетки из стекла и бетона. На свободу. Сбежать от маленького, до чертиков надоевшего человечка. Аня уже больше полутора часов слушает неиссякаемый поток слов. А шеф и не думает останавливаться. Разнообразные идеи сыплются из его головы, как всякая дребедень из шляпы фокусника. Безостановочно выплескиваются пожелания, проекты, замечания. Шеф говорит быстро, отрывисто, перескакивая с темы на тему, яростно жестикулируя руками. Аня все записывает. Шеф, навряд ли, потом вспомнит и спросит. Но может. И обязательно именно то, что она не записала, посчитав ненужным и не важным, короче полным бредом. Сегодняшний день, явно, дурно на нее влияет. «Когда же ты уже заткнешься, наконец?» – крутится в голове одна и та же мысль на протяжении уже, наверное, получаса. Когда сил слушать, беспрерывно скачущего по кабинету, не замолкающего ни на минуту шефа уже совсем не остается, сознание, как будто, отключается и на смену агрессивно-вопросительной мысли является новая, депрессивно-риторическая: «Господи, как надоело все! Разве об этом я мечтала? Ведь такие планы строила, такой интересной свою жизнь представляла. А в результате, тоска полнейшая. Бессмысленный идиотизм изо дня в день. Как все изменить? Что делать со своей жизнью?» – становится жалко себя. Кажется, что жизнь не только не удалась, но уже практически закончилась. Что так, как сейчас будет всегда. Мысли лезут в голову, глупые и бессмысленные, жалость, злость, раздражение. Все совершенно не ко времени. Они толкаются в голове, наползают одна на другую, вытесняя собой слова шефа. У Ани уже рябит в глазах от его беготни. Она даже чувствует, что ее слегка подташнивает. Она не может больше ни слушать, ни видеть его. Если сейчас он не замолчит, она встанет и просто уйдет. Плевать, что будет потом.

– Так. Ну, вроде все, – Валерий Владимирович обводит взглядом кабинет. То ли снова мания преследования, то ли попытка вспомнить еще что-то важное, отыскать затерявшуюся мысль. Так или иначе, но он, наконец-то, иссяк. Выплеснул все, что накопилось. Слава Богу! Маленькие безумные глазки устремляются на помощницу. Смотрят с некоторым сомнением и подозрительностью. Взгляд на несколько секунд становится неподвижным и даже пугающим. Аня напрягается, но к счастью, шеф отводит взгляд от нее и даже изображает подобие улыбки. Хорошо поработали. Он доволен. Набегался, наговорился.

– Вам все понятно, Анна Владимировна? Знаю, знаю, Вы отличный работник. Это я так спрашиваю. По привычке, скорее. В Вас я не сомневаюсь. Вы, кадр надежный, проверенный, – снисходит до похвалы шеф и даже посмеивается, радуясь собственному остроумию и красноречию.

– Да, Валерий Владимирович, я все поняла и записала. Все документы подготовлю.

Аня вскакивает с кресла с такой поспешностью, как будто ее должны выпустить из заключения, и она до смерти боится, что тюремщики передумают и оставят ее и дальше сидеть взаперти. Все еще остается один вопрос. Неприятный, но необходимый. Аня глубоко вдыхает, и, ослепительно улыбаясь, говорит, как можно более проникновенным тоном:

– Валерий Владимирович, мне нужно уйти…

Как и предполагалось, вслед за ее просьбой состоялась лекция о дисциплине, обязанностях работников соблюдать интересы компании, и еще о многих вещах уже связанных не столько с работой, сколько с личностными качествами – порядочность, ответственность, чувство долга и даже интеллигентность и воспитание. Затем Аня стала свидетельницей удивительной смены всех оттенков спектра красного на лице шефа, от поросеночно-розового до, темно-бордового. В конце концов, когда, наоравшись и отдышавшись, психоватый руководитель дал добро на ее отлучку с рабочего места на два с половиной часа, с последующей отработкой, Аня уже не могла с уверенностью сказать, кого она ненавидит больше, сумасшедшего начальника или родного непутевого брата, из-за которого ей пришлось все это вытерпеть.

Два с половиной часа, естественно, нужно будет отработать в вечерние часы. Вмазать бы, как следует братишке, чтобы мозги встали на место, и припадочному шизанутому начальнику тоже. Он уже окончательно извел и ее, и всех остальных сотрудников фирмы.

С хмурым видом Анна Владимировна Свиридова направилась к лифту. Худший день в жизни! Все одно к одному. Хуже просто и быть не может! Мелодичное позвякивание возвестило о том, что приехал лифт. Двери бесшумно разъехались, пропуская молодую женщину внутрь просторной, сверкающей зеркально-хромированными поверхностями кабины. Взглянув на вытянутую панель с множеством светящихся кнопок, Аня ткнула пальцем в ту, на которой значилась единица. Створки дверей плавно соединились, лифт устремился вниз. Утверждение, что хуже и быть не может, было, естественно, вызвано расстроенными чувствами от навалившихся за этот день многочисленных неприятностей. На самом деле всегда может быть хуже. Вопрос только в том, насколько…

Глава 2. Старческий недуг – дело валится из рук

Лексус мигнул фарами, подтверждая, что сигнализация включена. Аркадий Леонидович Скворцов направился к дверям лифта. Опустив руку в карман пиджака, владелец дорогой машины, коснулся кончиками пальцев гладкой поверхности пластикового пузырька. Аркадий Леонидович до сих пор не был уверен, что это правильное решение. Но ничего другого в голову не приходило. Так больше продолжаться не может. Он должен быть в форме. Это необходимо. Плохое самочувствие отрицательно сказывается на бизнесе. Он уже начинает забывать какие-то вещи. Раньше такого никогда не случалось. Раньше, конечно, у него и проблем таких не было. Проблем со сном, то есть бессонницы, старческого недуга, можно сказать. Причем, его бессонница была очень своеобразной. Он ложился спать. Засыпал легко и быстро. Как обычно. А потом ему снился сон. Каждый день один и тот же, странный, скорее дурацкий и бессмысленный, чем пугающий. Но он всякий раз, во время него, просыпался. Всегда на одном и том же месте. И потом все. Как отрезало. Больше он не мог заснуть, хоть ты тресни. Он пробовал выпивать бокал коньяка в качестве успокоительного. Принимал ванну с успокаивающими и расслабляющими маслами и травами. Складывал четырехзначные числа. Считал овец. Да чего он только не пробовал. Сначала его это не особо беспокоило. «Пройдет. Может усталость. Стресс…» – говорил бизнесмен сам себе. Даже посмеивался над собой. Не рано ли, в тридцать пять обзавестись старческим заболеванием? Но, по прошествии полутора месяцев постоянного недосыпания, после того как он стал чувствовать себя усталым, разбитым и раздраженным. Стал забывать сделать что-то важное по работе, Аркадий Леонидович забеспокоился всерьез. Он владелец крупной компании. На кону стоят большие деньги. Зазеваешься, наделаешь ошибок и даже не заметишь, как пойдешь ко дну, и все развалится.

Очень не хотелось прибегать к лекарственным средствам. Скворцов был человеком крепкого здоровья. Противником всяких таблеток и пилюль. Но тут дело действительно серьезное. Пока не появится альтернатива или странный недуг не пройдет сам собой, придется принимать снотворное. Просто не спать больше нельзя. У него уже и так начали справляться о самочувствии, мол, выглядите Аркадий Леонидович не очень. Это плохой знак. Двери лифта открылись, и разучившийся спать бизнесмен направился к своему офису.

– Аркадий Леонидович! Здравствуйте! – поприветствовала начальника секретарша Саша. Устремившись, вслед за шефом, Саша прямо на ходу добросовестно докладывала обо всем, что произошло во время его отсутствия.

– Звонили из «СМПАТТ», сказали, что хотели бы переговорить с Вами лично. Еще звонили с телевидения. Спрашивали, будете ли вы, участвовать в ток шоу, молодых, успешных бизнесменов. Просили дать Ваш номер телефона. Но я не дала, – Саша испуганно посмотрела на начальника. Вдруг нужно было дать? Телевидение все же…

Аркадий Леонидович кивнул и попытался изобразить улыбку. Вид у него был замученный. Лицо осунувшееся. Веки покрасневшие. Не особенно заметно, но для Саши, знавшей каждую черточку на лице начальника, заметно и даже очень. Сердце девушки сжалось. А вдруг у него какая-то страшная болезнь? Или на него наехали страшные мафиози? Или еще, что-то серьезное. Да неважно, что. Она видела, что, что-то не так. Шефа, как подменили. Он стал совсем не таким, как обычно, бодрым, энергичным, этаким полководцем своей маленькой армии. В последнее время он был вялым, невнимательным. Казалось, что он все время уставший и ему все безразлично. «Бедный! Столько работает. Тут, кто хочешь, не выдержит и заболеет» – Саша почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Молодец! – похвалил Аркадий Леонидович преданную, исполнительную Сашу. Девушка расцвела счастливой улыбкой. – Никаким телевизионщикам номер не давай. Потом не отвяжешься. И, естественно, ни в каком шоу, хоть ток, хоть ни ток, я участвовать не собираюсь. Я что клоун, что ли? У них там чушь одна. Ладно бы, что то действительно интересное и нужное показывали.

Оглядев стол и просмотрев лежащие на нем бумаги, Скворцов взглянул, на, преданно смотревшую, на него, Сашу.

– Принеси мне договор с металлургическим заводом. Их представитель звонил, через час приедет на встречу.

– Вы же этот договор вчера домой брали. Сказали, что вечером внимательно изучите… – подсказала девушка.

Скворцов побарабанил пальцами по столу, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Куда же он, черт возьми, тогда дел этот самый договор. Вечером заезжали друзья детства Мишка и Толян. И никакой договор он точно не читал. Ага! Вспомнил. Он его вынимал сегодня из портфеля в машине, когда в пробку попал. Думал почитать, но движение восстановилось, и он бросил бумаги на сидение рядом с портфелем. А когда выходил из машины, портфель взял, а про договор забыл. В общем, еще одно подтверждение, что он стал рассеянным и невнимательным склеротиком, с мозгами, ослабленными стариковским заболеванием. Рука непроизвольно пощупала карман пиджака. Пузырек с таблетками был на месте. Видно, никуда не денешься, теперь они неотъемлемая часть его жизни. Залог его нормальной жизни, скажем так.

– Точно, Саня! Я, голова садовая. Старый стал, все забываю, – ослепительно улыбнулся Скворцов секретарше. Сердце девушки затрепетало. Скажет тоже, старый! Да, он же… да, он самый замечательный. Самый, самый… «Я люблю Вас, Аркадий Леонидович!» – хотелось крикнуть ей уже, в который раз. И уже, в который раз она опустила глаза и отошла подальше от стола начальника. «Вот, дура!» – мысленно обругала себя влюбленная секретарша.

«Черт! Придется сейчас тащиться на стоянку. Вот, придурок! Прямо склеротик какой-то!» – сам себя обругал «самый, самый», молодой удачливый бизнесмен, даже не подозревая, что не он один занимается, в данный момент, самобичеванием в стенах этого кабинета. Скворцов направился к лифту. Нет, сегодня же он примет эти проклятые таблетки и, наконец, выспится как человек. Он, по крайней мере, очень на это надеялся. Не может же лекарство не подействовать. Запретив себе думать об этом, паниковать и накручивать себя, Аркадий Леонидович нажал кнопку вызова. Нужно всего-навсего спуститься на -2 этаж, на парковку и забрать договор с сидения собственного автомобиля. И не трудно, и не долго, но он чувствовал сильное раздражение по поводу собственной забывчивости и неорганизованности. «Нервный, ты, стал, дерганный», – поддразнил себя бизнесмен. Каждую ночь повторялась одна и та же история. На два-три часа Скворцов проваливался в абсолютную черноту без сновидений. Или, если они и были, то не запоминались и не оставляли никакого следа в сознании. А потом наступало время того самого сна. Как это часто бывает, когда человек спит, история не имела ни начала, ни конца. Да и особого смысла в ней тоже не было. Если уж, совсем начистоту, история была странной и нелепой до абсурда. Но так как дело происходило не в реальности, а во сне, нелепость, нелогичность и бессмысленность происходящего не вызывала какого-либо удивления и желания задаться вопросом: «А что, собственно говоря, вообще твориться и к чему это все?». Сам сон был такой: Аркадий Леонидович находился в лесу. Обычный лес. Деревья как деревья, трава как трава. Средняя полоса, судя по внешнему виду растительности. Вокруг полная тишина. Ни одного звука. Сам сновидец шел по узкой тропинке. Вокруг, между деревьями, густыми белыми клочьями, напоминавшими куски ваты, висел туман. Аркадий Леонидович откуда-то знал, что впереди на тропинке кто-то есть. Он так же знал, что должен догнать этого кого-то. Почему-то это было очень важно. Он ускорял шаг, а потом и вовсе переходил на бег. И вот, в конце концов, он видел впереди себя фигуру в темной одежде. Он не мог понять, сколько ни пытался, мужчина это или женщина. Увидев темную фигуру, он продолжал бежать за ней. И чем ближе он подбегал, тем отчетливее понимал, что когда догонит этого человека, он… убьет его. На этом, сон, всякий раз, обрывался. Аркадий Леонидович понятия не имел, за кем он гнался. Почему должен был убить этого неизвестного. Никакой ненависти или злобы во время сна он не испытывал. Сон не был страшным, наводящим ужас, скорее неприятным. Не считая того, что он был бессмысленным, навязчиво-повторяющимся и в нем Скворцову, возможно, предстояло стать убийцей, было что-то отталкивающее и жутковатое в самом лесу, в котором он находился. Что-то гнетущее и зловещее. «Может, я схожу с ума? Может, вообще никакого сна нет? Просто слишком много работы, вот и долбануло по мозгам?» – время от времени задавал сам себе вопрос Скворцов. Но он был уверен, что странный сон, действительно, снится ему каждую ночь, а не является плодом фантазии, перегруженной работой и стрессами, психики. И что его внезапная бессонница вызвана именно этим чертовым сном. Другой вопрос почему, по какой причине ему снится такая белиберда, да еще, так губительно влияет на его здоровье и работоспособность.

Сегодня, на приеме у врача, к которому пришлось пойти, что бы получить рецепт на таблетки, Аркадий Леонидович пытался рассказать о своих ощущениях, о навязчивом сне. Но докторша, симпатичная, ухоженная шатенка, наверное, его возраста, явно приняла его слова не всерьез. А вернее сказать, она его просто не слушала. Она, конечно, старательно делала вид, что она само внимание и полна участия и желания помочь. Но он видел, что мысли ее далеко. Ей наплевать на его проблемы, сны и на то, что его беспокоит. Осмотреть пациента, выслушать основные жалобы без подробностей, пожалуйста. А все остальное, это уж извините! Это ей до лампочки. Он же не помирает, в конце концов. Вполне здоровый, можно сказать цветущий мужик. Выдумывает мнимые, несуществующие проблемы. Ну, так это его собственные трудности. Скворцов хорошо умел читать лица. Работа требовала распознавать если не сами мысли собеседника, то хотя бы их направление и общий настрой.

В конце приема, чуждая чуткости докторша, выписала ему снотворное и, улыбаясь белозубой улыбкой фотомодели, очень умело и ненавязчиво намекнула, что она бы не прочь продолжить знакомство, например, поужинав как-нибудь вместе. Он сделал вид, что не понял намека. Во-первых, он был измотан длительным недосыпом, и слишком занят на работе, чтобы сейчас устраивать подобную встречу. А, во-вторых, Аркадий Леонидович терпеть не мог непрофессионализма в любой сфере. Врача, которому наплевать на пациента, трудно назвать профессионалом. А уж врач, которому плевать на проблемы пациента, но при этом он пытается с этим самым пациентом флиртовать и заигрывать, не то что не профессионал, а что-то прямо противоположное. В общем, равнодушная докторша осталась, как старуха из сказки у разбитого корыта. Отличный шанс уплыл, можно сказать, прямо из рук медработницы. Которая не соизволила проявить чуткость и выслушать нытье и бредни зажравшегося, пресыщенного жизнью, мужика.

Двери лифта распахнулись. Скворцов слегка кивнул и улыбнулся девушке, находившейся в лифте. Простое проявление вежливости. Ничего такого, упаси бог! Девушка, погрузившись в какие-то свои мысли, не обратила внимания на знаки приветствия, по крайней мере, оставила их без ответа. Аркадию Леонидовичу было это до лампочки, как и сама девушка. Он видел ее в первый и, скорее всего, в последний раз в жизни. Судя по деловому костюму, работает в одном из офисов. Менеджер или секретарь. Довольно симпатичная, но почему-то тщательно это скрывает. Слишком строгий покрой костюма. Серый, неприметный цвет. Белая блузка застегнута на все пуговицы. Большие очки в темной оправе. Густые русые волосы подстрижены по плечи. Расчесаны волосок к волоску, настолько аккуратно, что вспоминаются старушки из американских фильмов, живущие в пригороде, все как одна, ненатурально чистенькие, опрятные, с приклеенными улыбками в тридцать два зуба. В общем, случайная спутница производила впечатление очень аккуратной, очень интеллигентной и очень-очень скучной молодой женщины. Попросту говоря, полной зануды. Даже красивые ноги и довольно большая грудь не компенсировали ощущения скуки и чрезмерной правильности, исходящих от нее. Такие женщины наводят тоску и вызывают у мужчин единственное желание – переключить взгляд на любую другую представительницу женского пола, хотя бы чуть-чуть меньше походящую на оживший манекен. Закончив с мысленной характеристикой своей спутницы, Аркадий Леонидович тут же забыл о ее существовании, переключившись на текущие рабочие дела. Мысли ворочались в голове медленнее, чем ему хотелось бы, чем он привык. Это ужасно раздражало, являвшегося по натуре чрезвычайно активным и деятельным, бизнесмена.

На восемнадцатом этаже, выдав очередную трель, лифт впустил внутрь себя еще одного пассажира. При виде нового пассажира, скучная, излишне правильная девушка, забыв о приличиях, на пару секунд, вытаращилась и открыла рот. «Вот это да!» – восхитился Скворцов. Он чуть не захохотал, представив лица сотрудников и клиентов, явись он на работу в таком виде, как вошедший. Просто рехнулись бы все, наверное.

Глава 3. Звезда

Спортивный автомобиль вильнул влево и, подрезав Тойоту, пристроился следом за минивэном в ожидании, когда можно будет обогнать очередного тихохода и рвануть вперед. Водитель «японца» возмущенно посигналил придурку, из-за которого ему пришлось резко затормозить, в результате чего, его едва не поцеловала в зад идущая за ним машина. Юлик повернул голову, в сторону раздувающегося от негодования нервного владельца внедорожника, и ухмыльнулся.

– Звезда едет, дятел! Посторонись! – жизнерадостно крикнул он, нисколько не заботясь тем, что толстый, лысый дядька, ведущий Тойоту, никак не может его слышать. – Нечего тут бибикать. Наслаждайся моментом, что можешь погреться пару минут в ослепительных лучах. Считай, сегодня твой счастливый день, а ты дудишь!

Юлик засмеялся, радуясь собственной шутке. В это время впереди образовался узкий просвет между машинами. Юлик прибавил скорость и направил своего жаждущего быстрой езды железного коня, в образовавшееся пространство. Сзади снова начали сигналить. «Одни психи на дороге!» На этот раз Юлик не удостоил взглядом любителей подудеть. На всех нервных не насмотришься, да и не интересно.

Кто-то, говоря о роде своей деятельности, может сказать: «Я педагог, – или, – я инженер, врач, парикмахер, уборщица». Можно перечислять бесконечно. Все «профессии нужны, все профессии важны», знает каждый, с самого детства. Но есть профессии «обычные», а есть «особенные». Такие, которые одним своим названием вызывают чувство легкого трепета, зависти и неудовлетворенности собственной скучноватой работой и заурядной жизнью. Представитель «особенной» профессии сразу предстает в глазах окружающих в некоем ореоле значимости, таинственности и недосягаемости. Кажется героем или счастливчиком, или необычайно умным или талантливым. Баловнем судьбы, избранным. В общем, такой человек представляется не таким как все, особенным, выделяющимся из общей массы. Юлиан Захарович Краснов был одним из тех самых, не таких как все. Особенным. Он выделялся, всегда и везде. И он был не кем-то там. Он был звездой. И он был счастлив от того, что не является какой-нибудь серенькой заурядностью, никчемной посредственностью. Нет, он не один из миллионов похожих и безликих. Он другой. Единственный. Эксклюзивный. Он звезда! Один из немногих избранных, обласканных судьбой, одаренных талантом и признанием. Он купается в славе. Его знают. Его узнают. Не везде и не всегда, но все же. Поклонницы сходят с ума. Забрасывают его во время выступлений кружевным бельем. Поджидают у дверей. Выслеживают у ресторанов, на автостоянках, возле съемочных площадок. Они в исступлении выкрикивают его имя, впадают в экстаз, рыдают, признаются в любви. Ему пишут сотни писем, присылают фото. Случается, что фанатки даже устраивают потасовки друг с другом. Он звезда! И он даже думать не хочет, как можно жить без всего этого, и как живет серая масса, окружающая его. Ужас! Как бы он жил как все? Пустой, бессмысленной жизнью. Нет, нет, нет! Никогда. Это вообще не жизнь. Бррр! По доброте душевной Юлик, даже, немного жалел сереньких, скучных, никчемных обывателей, лишенных настоящей жизни. Им не повезло. Все они, наверняка, ужасно несчастны и мучаются каждый день, каждый час своей никчемной жизни. Но долго думать о других Юлик не любил. У него слишком напряженная, насыщенная собственная жизнь. На других времени, практически, нет. Он слишком занят собственной персоной, обожанием себя. Если уж совсем на чистоту, его собственная жизнь, конечно прекрасна и удивительна, но очень даже не проста и полна своих сложностей. Кому многое дано, как говорится, что там дальше Юлик не помнил, но это не важно. У него имелась собственная трактовка данной фразы. «Кому многое дано, тому приходиться прилагать много усилий, что бы это «дано» становилось еще больше и, самое главное, никуда не девалось». И Юлик прилагал усилия, практически не зная ни сна, ни отдыха. Чего стоили одни только съемки? Это на экране все быстро и складно. А когда тебя снимают, из тебя выжимают все соки. Постоянно что-то приходится переделывать. Постоянно режиссер чем-нибудь недоволен. Он, видите ли, представляет «это» по-другому. То чего-нибудь нужного для съемки не оказывается на месте или что-то ломается, и приходится ждать, ждать, ждать. А когда все на месте, все починили, все собрались в кучу и готовы, наконец, снимать, оказывается, что освещение не такое как надо. И просто чудо, что съемочные площадки не покрывают горы трупов. Нервы у всех на пределе, и желание убить кого-нибудь возникает за время съемок не раз и не два. Нет, быть звездой трудно. Это титанический труд, ежедневный подвиг, если уж на то пошло. Приходится постоянно быть «в форме», поддерживать имидж, ухаживать за собой. Зрители и поклонники должны видеть тебя неотразимым, блистательным. Они должны восхищаться тобой, обожать своего героя, боготворить. А концерты, турне? Это же страшное испытание! Уж точно не для слабонервных. Едешь в какую-нибудь тьму-таракань, где гостиница дрянь, еда отстойная, развлечений и удобств ноль. Как ни крути, с какой стороны не посмотри, а удел звезды – быть великомучеником.

Задумавшись о своих жизненных трудностях, Юлик так расчувствовался, что не заметил, как сбросил скорость и теперь плелся за потрепанным фольксвагеном. Тряхнув головой, Юлик нажал на педаль газа. Это просто унизительно, тащиться следом за этим ржавым ведром. Крутанув руль, он обогнал видавшую виды развалюху и, лихо проталкиваясь вперед, вынудил водителей нескольких машин пропустить его. Юлик гордо устремился, по отвоеванному им у менее решительных водителей, свободному участку дороги. Вслед спортивному автомобилю несся целый хор возмущенных разноголосых сигналов. «Что за народ? Козлы! Ну, ползешь ты как черепаха, ну и ползи. Но чего нормальным людям, с нормальными тачками кровь портить? Возмущаются они. Да нечего зевать, отъедь вовремя в сторону, доходяга, пропусти человека и ползи себе дальше». Юлик разозлился и хотел сам посигналить этим придуркам, но потом решил, что те, кто впереди него примут это на свой счет и тоже начнут психовать. Ну их всех. Одни невротики на дороге. Как только права получают с такими нервами?

Выкинув из головы слабонервных автовладельцев, Юлик вернулся мыслями к более важному, значительному, а, главное, намного более приятному – к собственной персоне. Итак, на чем он остановился? Да, точно. На том, как трудно ему живется. Он чувствовал, что устал. Ему необходим отдых. Настоящий, такой, что бы оторваться по полной. Чтобы не банально, а как-нибудь эдак-разэдак, с изюминкой. Что-то из ряда вон. Какое-то настоящее приключение, что бы дух захватывало. Творческому человеку нужно что-то необычное, запоминающееся. От тоски и обыденности талант увядает. Его, как редкий цветок, нужно холить и лелеять.

Холя и лелея себя любимого и свой талант, Юлик тратил баснословные суммы. Являясь рабом самого себя, он прикладывал неимоверные усилия, что бы, не дай бог, не дать себе заскучать, закиснуть. Юлик свято верил, что окружать себя дорогими вещами, покупать одежду от кутюр, посещать стилистов, парикмахеров, массажистов, СПА, сауны, солярии и всю прочую ерунду, это не просто прихоть и пустая трата денег. Это его обязанность перед самим собой, ну и перед публикой. Он должен блистать. Восхищать. Он должен быть тем, на кого хотят быть похожими, кому подражают. Кумиром, предметом желания и поклонения.

По несколько раз в неделю тело звезды от макушки до пяток, подвергалось тщательному уходу с проведением всевозможных процедур, направленных на поддержание его в должной форме. Для этих целей был задействован добрый десяток самых разных дорогостоящих специалистов, умеющих превращать обычного человека, самой средненькой наружности и телосложения, в идеальное, безупречно выглядящее создание. Волосы Юлика стригли, красили, укладывали минимум раз в три дня. Ногти полировали, обрабатывали, втирали в них масла, покрывали защитным лаком. Тело массировали, обертывали грязями и целебными масками. Внешние образы, один экзотичнее другого, сменялись с такой стремительностью, что Юлик, и сам уже не мог вспомнить, как он выглядел до того, как начался его звездный взлет. Вся эта суета по поддержанию имиджа была бездонной прорвой, поглощавшей дензнаки в огромных количествах, и, с такой же скоростью, с какой, Юлик менял собственную внешность. Гонораров не хватало. Львиную долю расходов оплачивал отец, большая шишка. А еще машина, квартира, дорогая одежда, все только лучшее. Рестораны, развлечения. Да, что уж там говорить, жизнь звезды трудна и чрезвычайно затратна. Денег нужно ого-го сколько, страшно представить. Спасибо папе, а то бы пропал талант и сам Юлик, вместе с ним, во цвете лет. Зачах и засох бы, без соответствующего ухода и обращения.

Но самым ужасным было то, что все быстро приедалось. Конечно, слава, признание, приглашения на съемки, тусовки, шикарный отдых – это все здорово. Но во всем этом уже не было новизны. А душа просила, даже требовала, чего-то такого, нового, еще не испытанного и не опробованного. Новых ощущений. Радости. А какая радость, когда все надоело. Скука. Тоска. Естественно, к понятию новое и не опробованное не относилась никакая наркота. Упаси бог. Юлик себя любил. Самому себе рыть могилу он уж точно не собирался.

Юлик почувствовал себя несчастным. Какая несправедливость! Он буквально горит на работе. Себя не жалеет ради других. А ему что? Вот что спрашивается?! Почему никого не волнует, что он страдает? Вокруг одни страшные эгоисты, думающие только о себе! Вот кто-то скажет, что страдает несчастный инженер, отец семейства из десяти человек, получающий копеечную зарплату, и днем, и ночью занятый мыслями, как свое многочисленное семейство прокормить. Как бы не так! Ничегошеньки он не страдает. Что надо этому плодовитому дипломированному специалисту с крошечной зарплатой? Денег. Чтобы семьищу свою накормить, наконец, да приодеть. Так ему, рано или поздно дадут какую-нибудь премию или, может, зарплату прибавят. И все. Человек счастлив. И вся семья счастлива. Сыты все, одеты, ничего больше не надо. А он, Юлик? Ну, к примеру, подпишет он хороший контракт. Ну, получит деньги. И, что?! Что он от этого счастлив, что ли будет? Да, ничего подобного! Он звезда! Ему нужно, что то особенное! Что ему деньги? Он выше этого! Так, кто получается, действительно, страдает? Уж понятно, что не многодетный папаша. Тут не нужно быть семи пядей во лбу, что б это понять…