Вспомнить все

Я посмотрел в его глаза и понял, что он был прав. Они врачи, и им лучше знать, что нужно делать для ее состояния.

– Ты должен быть сильным ради нее и малыша, – сказал он мне, осторожно держа меня за локоть, – она бы этого хотела.

После этой фразы я почувствовал, как слезы начали образовываться в моих глазах, поэтому я поднял взгляд, чтобы не разреветься, как девчонка.

– Эмоции – это нормально, – проговорил мистер Соболев, – давай я оставлю тебя одного, а потом ты вернешься туда, и мы продолжим ждать, когда ее переведут в палату, чтобы узнать, в каком состоянии она будет.

Я кивнул и присел на стул, чтобы немного успокоиться. Мистер Соболев собирался уйти, но у меня возник вопрос.

– Как вы думаете, она выживет? – тихо спросил я, но он меня услышал.

– Она невероятно сильная барышня, – улыбнулся он, хотя в глазах была грусть, – она никогда так легко не сдается, тебе ли не знать.

Я кивнул, а потом он развернулся и ушел, оставив меня одного на стуле. Хотя я никогда не был верующим человеком, но сейчас я начал мысленно молиться, чтобы Бог вернул мне мою жену и моего ребенка. Чтобы этот ужас оказался просто сном, и когда я открою глаза, мы бы просто лежали рядом в кровати, целуясь и проводя время вместе.

Но все было реальным, и все, что мне оставалось – это ждать. Ждать, когда она вернется ко мне.

Глава 2

Спустя еще несколько часов Веронику перевели в палату. И только полчаса спустя к нам наконец-то подошел врач, чтобы объяснить всю ситуацию.

– Итак, уважаемые родственники и друзья, – начал говорить доктор Фризман, который непосредственно и проводил все манипуляции в реанимации, – нам удалось стабилизировать состояние Вероники. С ребенком также все хорошо.

– Но? – спросил я, так как не любил, когда тянут время.

Он немного недовольно посмотрел на меня, так как я прервал его, но мне было все равно. Если он не спасет мою жену и малыша, то мое лицо будет последним, что увидит этот урод в своей жизни.

– Но мы ввели ее в кому, чтобы снизить внутричерепное давление.

Черт! Я отошел от всех, чтобы подойти к стене и ударить ее кулаком. Черт, черт, черт!

– Генри, не надо! – судя по голосу ко мне подошел Каллеб, муж мамы Вероники, который оттащил меня от стены, – ты так ситуации не помогаешь.

– Да, но она же в чертовой коме! – яростно ответил я, – в коме!

Я закрыл глаза и облокотился на стену, когда почувствовал, как меня нежно обняли за талию.

Открыв глаза, я увидел Марию, маму Вероники, которая гладила меня по спине.

– Я знаю, милый, – тихо говорила она, и я обнял ее в ответ, так как из ее глаз катились слезы и легкая дрожь проходила через ее тело, – но мы должны быть сильными ради нее.

Я кивнул ей в макушку, а потом просто закрыл глаза, пытаясь успокоиться от переполняющих эмоций.

Какое-то время я просто стоял в ее материнских объятиях и не слышал ничего из того, что говорил врач моим родственникам и друзьям. Я просто не хотел это слышать. Я хотел увидеть ее.

Увидеть, что она была в порядке. Что ничто ей больше не угрожало.

– Пойдемте к ней в палату, – сказал мистер Соболев рядом с нами, – только не будем входить к ней толпой. Иначе нас отсюда быстро выгонят.

Я кивнул и присел на стул, отпуская Марию.

– Идите, я подожду, – ответил я и опустил голову на стену, прикрывая глаза.

Они были ее семьей, поэтому я действительно мог подождать. Я должен был успокоиться прежде, чем войду туда.

– Знаешь, когда она в универе получила сотрясение мозга, то я думала, что хуже с ней уже ничего не может произойти, – пробормотала Джи, которая неожиданно оказалась рядом со мной, – но оказалось, что может…

– Хороший у тебя способ подбодрить, – сказал я в ответ уставшим голосом.

– Ты же знаешь, как я к ней отношусь. Она для меня также дорога, как и для тебя.

– Знаю, прости, – я открыл глаза и посмотрел на ее заплаканное лицо, – я просто боюсь ее потерять.

– Также, как и я, – она похлопала меня по ноге, – Генри, она так легко не сдастся. Ты это знаешь. Она живет ради тебя и вашего малыша.

Я не стал ничего отвечать, а просто кивнул. Потерять одного из них было бы самым ужасным событием в моей жизни.

Когда ее родственники зашли к ней в палату, а затем вышли, мне наконец-то разрешили зайти в палату. Я попросился зайти туда один, так как хотел побыть с ней наедине, как мы это всегда делали.

Только я и она.

Зайдя к ней в палату, я остановился, так как вид ее, лежащей на больничной кровати, с отеками на лице и подключенной к куче приборов, просто шокировал меня.

Но выйдя из ступора, я все-таки набрался сил и подошел к ней. Ее лицо было в небольших порезах и синяках. Ее руки тоже были в небольших порезах, но я увидел, что на левом запястье был гипс.

Аккуратно опустившись на стул рядом с ее кроватью, я взял ее правую руку в свою. Она была прохладной и очень бледной.

Я поднес ее руку к своим губам и начал покрывать ее поцелуями.

– Боже, малышка, – прошептал я и почувствовал, как слезы полились из моих глаз. Видимо, слишком долго я их сдерживал.

Ее глаза были закрыты, а вид ее был полностью расслабленным. Она всегда так выглядела во сне.

Только вот сейчас это был принудительный сон.

– Я здесь, малышка, – я вновь поцеловал ее руку, а второй положил ее на округлившийся живот, – папа здесь. С вами двумя все будет хорошо.

Я был рад, что с малышом тоже все хорошо. Наверное, Вероника пыталась защитить свой живот при аварии. Защитить нашего малыша.

– Боже, малышка, я так сильно тебя люблю, – я приподнялся, чтобы оказаться прямо над ее лицом, – прошу тебя, вернись ко мне. Открой свои прекрасные глаза и вернись ко мне.

Я легко прикоснулся к ее губам, а потом почувствовал, что мои слезы начали капать на ее лицо, поэтому я осторожно их вытер, чтобы соленая жидкость не попала в ее раны.

Пока я сидел и тихо шептал ей слова любви, то не заметил, как в палату вошел врач.

– Мистер Ричардсон, я думаю, что я должен вам кое-что сказать, – произнес доктор, а я все еще продолжал сжимать руку своей жены и поглаживал живот.

Мне не хотелось ни с кем говорить. Единственный человек, от которого я ждал слов, находился сейчас в коме.