Гробовщик для царя

– Я так понимаю, – журналист аккуратно подбирал слова, словно перепрыгивал с камня на камень, пытаясь преодолеть бурлящую реку. – Вы сделали это предложение мне не просто так?

– Вот! – Синявсий торжественно поднял палец. – Не ошибся в тебе, твоя хвалёная интуиция никогда не подводит. Ну, давай, рассуждай!

– Хорошо. Зачем вам выдёргивать известного телеведущего и прятать в кабинетах. С моим уходом, канал потеряет серию интересных рейтинговых передач.

– Никто ничего не потеряет, потому, что ты найдёшь себе замену, проконтролируешь нового ведущего, на первых порах несколько эфиров проведёте вместе. И, как я уже сказал, ты, брат, стареешь, со временем такая нагрузка начнёт тяготить, придётся снимать с тебя некоторые обязанности, потом ты можешь потерять интерес к журналистике или вообще охладеть. В один прекрасный момент, переберёшься с семьёй ближе к французским виноградникам, а я бы не хотел потерять надёжного человека!

«Далась тебе эта Франция! Сам туда почти год не выбирался! Работой завален по горло! Дыхнуть некогда!» – раздражительно подумал Алексей и с опаской, настороженно глянул на хмелеющего собеседника:

– Подозреваю, что это ещё не всё?

У журналиста пересохло горло. Директор канала словно почувствовал это и подозвал официанта:

– Принеси ещё бутылочку красного.

Официант обернулся за несколько секунд. И снова Игорь Исламович перешёл на самообслуживание. Взмахом руки отослал услужливого сотрудника ресторана и сам разлил напиток по бокалам. Мужчины, не чокаясь, выпили, погружённые каждый в свои мысли. Соловьвскому хотелось подбодрить собеседника, мысленно он подгонял шефа:

«Ну, что там у тебя ещё осталось за пазухой, говори, не томи! Чую, что-то не договариваешь, остались ещё условия, при каких я победоносно поднимусь на очередной пьедестал карьерной лестницы…если поднимусь».

При всём нетерпении, журналист профессионально умел держать паузы, поэтому лицо его выражало лишь вежливую заинтересованность. Наконец генеральный директор порядочно хлебнул из бокала, поставил его на стол и разродился:

– Но есть одно условие, которое должно остаться между нами.

«Ну вот, картина проясняется, – думал журналист, – не зря дядя обхаживал и дифирамбы пел».

– Через твой отдел мы начнём пропускать некоторые бюджетные средства. Ты откроешь счёт на своё имя где-нибудь на Кипре или на Каймановых островах. А лучше на жену или на кого-нибудь из надёжных родственников. Всю ответственность я беру на себя, ты даже не будешь знать, когда, сколько и в какой валюте, но всегда сможешь открыть банкинг и проконтролировать переводы, потому что со всех сумм твоя доля десять процентов.

– Не густо! – вырвалось у Соловьёвского. – Счета на моё имя, риски мои, и всего десять процентов? В случае провала, сидеть тоже мне!

– Слышу глас не мальчика, но мужа, – Игорь Исламович криво усмехнулся и неожиданно трезво посерьёзнел. – Провала не случится! Главный экономист сделает всё правильно! С ним, кстати, тоже надо делиться! Если государственные корпорации проверяют каждую копейку, то бюджетные средства проходят без всякого контроля и отчётности! Наша страна богатая, не возьмём мы, прикарманят другие!

Синявский выдохнул. Он устал за день, и этот сложный разговор вытянул последние жилы и нервы. Директор канала хотел домой, в домашние тапки, к горящему камину и чтобы руку холодил толстостенный хрустальный бокал для виски с янтарной жидкостью. Игорь Исламович глянул на растерянного или ошарашенного журналиста и подумал, что сам когда-то принял подобное предложение именно с таким дурацким видом.

– Ну, как, по рукам?

За словами не последовало действия, гендиректор не протянул руку. Повисла пауза. Лицо журналиста не выдавало мучительных размышлений, он отпивал из бокала бордовую жидкость мелкими глотками, а взгляд устремился куда-то в глубину зала.

– Мне надо подумать, – Соловьёвский наконец прервал молчание и поднялся. – Всего несколько минут. Я отойду в туалет.

Алексей Рудольфович вернулся минут через двадцать. В ожидании Синявский нервно посматривал на часы, потом сделал несколько звонков, и снова наполнил свой бокал. Он махнул рукой официанту, прикидывая мысленно, удобно ли будет, если тот, как бы, между прочим, заглянет в туалет и выяснит, всё ли в порядке с журналистом. Не дай бог приключился сердечный приступ на фоне непростого выбора. Молодой человек в длинном фартуке уже вежливо склонился над столом, как появился Соловьёвский.

– Свободен, – генеральный директор даже не повернул головы в сторону обслуги, только коротко кивнул, – принеси счёт.

Парень удалился, а Синявский сконцентрировал взгляд на передвижениях Алексея Рудольфовича, пытаясь перехватить его взгляд и прочесть ответ.

Журналист сел на место, придвинул стул и всем телом наклонился над столом, словно призывая собеседника сохранить интимность обстановки.

– Игорь Исламович, весьма благодарен за проявленное доверие. Я отдаю себе отчёт, по какой причине ваш выбор пал на меня. Я профессиональный известный журналист, человек, которому можно доверять, поэтому уверяю вас, что этот разговор останется между нами. Предложение не только лестное, но и очень выгодное, и всё же, я вынужден отказаться, – Алексей интенсивно замахал руками, – вы не подумайте, что я не доверяю или что-то подобное, просто я не финансист, а корреспондент! Я завоевал свою аудиторию огромным упорством и многолетним трудом, а растеряю зрителя за один день, просто согласившись сменить профиль работы. Сейчас я на пике популярности, рейтинги передач высоки. Ну, вам ли этого не знать! Может быть позже.

Соловьёвский выдохнул с облегчением. Он сказал это! Стоял перед зеркалом в туалете, брызгал на лицо холодной водой и никак не мог решить, по какому пути двинуться, чтобы не совершить ошибки! Деньги, как они были бы кстати на данный момент, когда старшая дочь скоро начнёт готовиться к свадьбе, а средний сын грезит об учёбе в Оксфордском Университете! С другой стороны, сейчас его фигура заметна и ярка на телевизионном Олимпе. Если согласиться с Синявским, то поставит на карту всё – популярность, честное имя и даже свободу! Генеральный не рискует ничем, а вот он, подставит свою голову, недаром предыдущий руководитель новостных программ где-то скитается в забвении, да ещё и с инфарктом. А может его уже арестовали?!

Журналист отодвинул стул и принял прежнее положение. Синявский же не выразил никаких чувств, только сухо произнёс:

– Напрасно. Такие предложения не поступают дважды. Позже уже ничего не будет, – руководитель канала привычным жестом махнул рукой, подзывая метрдотеля, и обратился к Соловьёвскому, глядя прямо в глаза. – Подожди меня на улице, я оплачу счёт. Да, и о нашем разговоре никто не должен знать!

От последних слов Алексею стало холодно и неуютно, он зябко дёрнул плечами, взял с соседнего стула портфель и вышел в прохладу вечера. Шофёр уже ждал возле крыльца, услужливо распахнув заднюю дверь автомобиля, рядом пристроилось шикарное авто шефа, у дверей которого так же возвышался крупный мужик в пиджаке с каменной мордой. Соловьёвский повернул корпус в одну и в другую сторону, ощущая, как позвонки встают на свои места, пару раз подпрыгнул, разминая затёкшие от долго сидения ноги, и повернулся к дверям, чтобы попрощаться с шефом, который, слегка пошатываясь, появился в уличном сине-красном свете «Розы ветров». Журналист протянул портфель шофёру, чтобы освободить руки для прощания с генеральным директором. Тот, прочитав жест, тотчас оказался рядом с Алексеем. Когда ладонь коснулась потной руки Синявского, край глаза уцепил какое-то движение. Журналист, как в замедленной съёмке, повернул голову, и в эту секунду Федот рухнул на крыльцо к ногам присутствующих.

***

Внутренний голос Алексея прилагал все усилия, чтобы разбудить хозяина в привычное время, а именно в шесть утра, но тяжесть на веках не желала сползать, и он на какую-то минуту снова провалился в сон. Усилием воли Соловьёвский пытался заставить себя открыть глаза ещё от того, что чувствовал на себе тяжёлый взгляд. Привычные запахи и звуки подсказывали, что он дома, и всё же что-то было не так. Он потёр лицо ладонями и рывком сел на кровати. Непривычным оказалось то, что рядом не было жены. Она стояла напротив собранная, высокая, стройная и не по-утреннему слишком торжественная.

– Что-то случилось? – Алексей не сразу вспомнил о трагедии, произошедшей накануне вечером.

Он приехал домой около двух часов ночи после долгих изматывающих разговоров с полицией. Его никто не ждал, не предлагал ужин и не интересовался делами и настроением. В этот момент он сам чувствовал себя, как выжатая тряпка, ему было не до разговоров. Алексей быстро умылся и лёг спать, всё же обратив внимание, что Эммы нет рядом, но выяснять причины среди ночи не хватило сил!

–Ты провёл вечер у неё? – от Эммы веяло холодом.

– У кого? – мысли Соловьёвского прокрутили историю прошлого вечера.

– Вот у этой дамы! – жена сделала шаг к кровати и протянула телефон. – Эти фотографии я получила вчера днём.

Алексей поднялся, накинул халат, и взял смартфон из холодных рук жены. Пролистывая снимки годичной давности, откуда-то из глубины груди просочилась тонкая ниточка печали – тогда они были счастливы и не обременены претензиями друг к другу.

«Дура, Лизка, – подумал мужчина,– если бы не её истерики, отношения могли бы продолжаться! А ведь экая дрянь! Выполнила обещание! Да как некстати!»

Пара красовалась в разных ракурсах и интерьерах. Лиза рядом с ним – загорелым, сильным мужчиной выглядела восхитительно. Он вспомнил, что в это время они улетали на пять дней в испанскую Малагу. На фотографиях не отражалась похоть, развратные действия или другой мерзкий компромат, но с первого взгляда можно было прочесть, что пара вместе прекрасно проводит время. Он бросил телефон на кровать и устало произнёс:

– Меня вчера пытались убить, а ты суёшь под нос с утра пораньше сфабрикованный фальсификат! Это звенья одной цепи, кто-то хочет меня уничтожить!

– Как убить? – Эмма мигом забыла о ревностных страстях, которые бушевали в душе весь прошлый день. Она кинулась к мужу, потянулась на цыпочках, и обняла его голову. – Что случилось? Я не слышала ничего такого в новостях.

– Мы ужинали с Синявским в «Розе ветров». Это произошло, когда вышли на крыльцо. Полиция считает, что хотели убить меня или его. Шеф позвонил знакомому генералу и попросил не разглашать сведения об инциденте.

– Кто-нибудь пострадал? – жена повернула голову Алексея к себе и испуганно посмотрела ему в глаза.

– Федот. Выстрел прозвучал в тот момент, когда шофёр, забирая портфель, закрыл меня своим телом. Всё произошло в доли секунды. Полиция выяснила, снайпер стрелял с крыши соседнего дома.

– Водитель умер? – глаза Эммы расширились от ужаса.

– Жив, но в тяжёлом состоянии. Надежда на здоровый организм, – Соловьёвский высвободился из объятий жены. – Я хочу поехать к нему в клинику. Ты со мной?

– Мне необходимо собрать детей кого в лицей, кого на тренировку, кого на курсы и в бассейн. Ты подождёшь меня, я быстро сделаю завтрак.

– Нет. Выпью кофе и поехал. Возьму байк, так быстрее, не застряну в пробках. А ты, если хочешь, приезжай позже в городскую клиническую больницу. Толковые доктора колдуют над парнем, – Алексей обнял жену за плечи и удержал возле себя. – У Федота в Москве никого нет, а я обязан ему жизнью.

– Может, стреляли в Синявского? Ты простой журналист, а он генеральный директор телевизионной компании!

– Не знаю, за мной жёсткая пропаганда, а за ним деньги! В общем, вещи равнозначные. И у меня, и у него много недоброжелателей!