Сметенные ураганом

– Светочка, ну почему ты нам не сказала, зачем скрывала? Неужели думала, что мы станем осуждать тебя? Мы прекрасно знаем, ты любила Славика и помнишь его. Но жизнь есть жизнь… Юра нам не чужой, он хороший человек, и, если ты соединишь с ним судьбу, мы будем только рады.

– Соединить судьбу? Что вы там насочиняли, тетя Поля? Не собираюсь я соединять с ним судьбу! Мы просто встречаемся, в театры ходим…

– Но ведь… – тетя Поля красноречиво взглянула на кожаную куртку на меху, на финские брюки из джерси, – это все он тебе подарил?

– Подарил, ну и что?

– Света…

– Если вы подозреваете, что я каким-то образом расплачивалась за эти подарки, – разъяренно выкрикнула она, – так нет! Между нами вообще ничего не было. Ваш Юрочка мне нисколько не нравится, а хожу я с ним оттого, что со скуки здесь помираю!

На крики из комнаты выглянула Маня. Она только недавно вышла из больницы, где пролежала две недели с угрозой выкидыша. Улыбнувшись серыми губами, Маня обхватила за плечи расстроенную подозрениями подругу.

– Светик, успокойся. Мы ничего плохого не думаем, мы же знаем тебя… И ты права, если скучно – надо развлекаться. Ты любишь повеселиться, вот и веселись. И скажи Юре – не надо больше скрываться.

Глава 5

Светлана навсегда запомнила 18 декабря 1988 года, день, с которого перевернулась вся ее жизнь.

Этим вечером она собиралась с Шереметьевым в ресторан. Выбрав из шести подаренных им платьев бежевое трикотажное, с заниженной талией и узкой короткой юбкой, Света занималась прической. Ей хотелось выглядеть ослепительно – Юра обещал повести ее в «Прибалтийскую». В этом новом шикарном отеле она еще не была – а там ведь сплошь интуристы.

Стукнула входная дверь. Света невольно прислушалась.

Маня явилась? Вечно она по библиотекам сидит, домой не торопится. Света на ее месте вообще бы учебу бросила. К чему себя гробить? Впрочем, пусть рискует ребенком, если ей нравится. Она поймала себя на мысли, что была бы счастлива, случись у Манюни выкидыш. Тогда…

– Мань, это ты? – крикнула она в сторону коридора.

Тишина.

– Мань? – Света отложила расческу и выглянула из своей комнаты.

Маня сидела на тумбочке, серая как алюминий, и беззвучно плакала, некрасиво скривив рот.

– Мань, ты чего? Что случилось, тебе плохо?

Маня еле заметно покачала головой и протянула руку с отпечатанной на машинке бумагой. Со страхом Света взяла документ, сердце сжалось от предчувствия…

«В ходе операции по контролю за выведением ограниченного контингента советских войск из Демократической республики Афганистан, в локальном бою на высоте 3214 лейтенант Улицкий Михаил Павлович пропал без вести…»

Там были еще какие-то слова, но строчки в глазах поплыли. Невольно вырвалось горестное: «Миша!», она бросилась к Мане, и обе зарыдали.

Прибежавшая на крик тетя Поля принялась успокаивать племянницу, говорить, что пропал – не значит, что погиб. Появившийся вскоре Шереметьев повторил то же самое и пообещал выяснить подробности через знакомого в Министерстве обороны.

Позже на кухне наедине со Светой он высказался:

– Я, конечно, попробую узнать, но и так все понятно.

– Что?

– Обычно наши стараются вынести с поля боя тела погибших, и если его среди них не было…

– Что это значит?

– Плен.

– Так вы думаете, Миша жив, он в плену? – В глазах мелькнула надежда.

– Чему вы радуетесь? Неизвестно, что лучше – смерть или плен у моджахедов.

– Но если Миша в плену, то его можно обменять. Потом, существует Красный Крест, они ведь пленными занимаются?

– Моджахеды не ведут переговоров с представителями гуманитарных организаций, – покачал головой Шереметьев. – Некоторых пленников они отпускают за огромный выкуп.

– Мы соберем деньги! – воодушевилась она.

– А вы порядок цифр представляете? Речь может идти о миллионах долларов.

– Миллионах?.. – растерянно пролепетала Света.

– Да. Еще я слышал, что они отпускают пленников, принявших мусульманство.

– Надеюсь, он его примет…

– Улицкий? – Юра прищурился и покачал головой. – Сомневаюсь.

– Конечно, он примет мусульманство, если это единственный способ спастись, – уверенно заявила она.

– Спастись… Парадоксально звучит. Вы знаете, какое значение это слово имеет у православных верующих? Спасти свою душу, жить согласно божьим заповедям и этим заслужить место в раю.

– Миша неверующий, он атеист, – настаивала Света. – Не все ли равно – пусть притворится, что принимает это мусульманство, а потом сбежит.

Во взгляде Шереметьева ей почудилось мрачное изумление. Он вновь покачал головой:

– Нет, не станет он этого делать. Улицкий человек чести.

– Чепуха! При чем тут честь? Я бы с легкостью обманула этих афганцев. И вы тоже.

– Ошибаетесь. Я крещеный и даже иногда посещаю церковь. Я не стал бы клятвопреступником.

– Ерунда какая! – раздраженно воскликнула она. – Да кто узнает? Ведь не обязательно идти в церковь и сообщать: я переменил веру.

– А муки совести? Если вы, мой будущий библиотекарь, читали Голсуорси, то должны помнить: Уилфрида Дезерта доконал не остракизм, а сознание того, что под дулом пистолета он предпочел чести – жизнь.

Света не имела понятия, о чем он говорит, но продолжала упрямиться:

– Чепуха! Жизнь – дороже всего.

– Но не для людей чести. А ваш драгоценный Мишенька именно такой. Так что этот вариант отпадает. Свяжитесь с его отцом, он человек влиятельный, может, узнает что-то о возможности обмена пленными. Больше, к сожалению, ничего не могу вам посоветовать.