Весь мир – к твоим ногам. Рассказы

Два часа езды до Лужбы шахтёры опохмелялись. Анатолий не препятствовал: всё меньше бутылок останется тащить с собой наверх. Оставалось лишь пассивно наблюдать, делая вид, что сохраняешь контроль над ситуацией. Мужики вели себя прилично, к другим пассажирам не привязывались. Хоть за это спасибо.

Вышли из электрички с чувством лёгкости и свободы. Такую окрылённость могут испытать люди, которые враз решились оставить дома сварливых жён с надоевшими тёщами и непослушными отпрысками, чтобы отправиться в горы чисто мужской компанией.

Прошли немного по берегу и начали грузить рюкзаки в лодки, чтобы переправиться на другой берег Томи, откуда начинался запланированный маршрут. По тому, как тяжело падали рюкзаки на днище, издавая жалобное бряканье стеклотары, инструктор догадался, что осталось не так уж и мало. Шахтёры шли медленно, кряхтя под тяжестью драгоценной ноши, которую бережно опускали на землю во время частых перекуров. Встали на обед в устье ручья Алгуйского. Расстояние, которое должны были пройти за час, с трудом преодолели за три. Анатолий понял, что сегодня – группа не ходовая.

«Что ж, пойдём на компромисс – сделаем полуднёвку. Пусть ребята лишнее выпьют, съедят, а завтра налегке двинемся дальше», – решил он.

– Эх! Обстановочка! – обрадовались шахтёры, – это тебе не в забое: травка, солнышко – лепота!

Быстро разбив лагерь, сварили обед.

– Вот всё плохо, плохо, плохо, и вдруг – хорошо! Выпьем за нас, мужики! Славно, что мы решились на этот поход! – прозвучал первый тост.

Основательно закусив, шахтёры организованно разделились на две группы и уселись на бережку играть в карты на высадку. Кто проигрывал пять раз – доставал бутылку из своего рюкзака. Под водочку время катилось так же быстро, как воды сбежавшего с гор Алгуйского ручья. Шахтёры жадно вдыхали густой от ароматов разнотравья воздух, с непривычки часто кашляли, отхаркивая уголь из лёгких.

Вечером на общем совете Анатолий озвучил планы на завтра:

– Нужно взять Шорский перевал и спуститься на реку Малый Казыр, по тропе подняться до ручья Высокогорного, где стоит Большой приют. Вот там, действительно, лепота, мужики! Не то, что здесь – проходной двор!

– К-командир! – слегка заикаясь, миролюбиво сказал Валера, староста группы. – А д-давай поживём здесь! Как н-надоест – так и пойдём! Нет, ты п-пойми правильно, ребята только из забоя, солнышко увидели. К-красота! – повёл он в сторону могучей рукой.

– А т-тут идти к-куда-то! – Валера приобнял за плечи инструктора, возвышаясь над ним на целую голову.

Анатолий не стал возражать. Не завтра, так послезавтра им всё это надоест – тогда можно будет продолжить маршрут.

Наутро всё повторилось. Спиртное, завтрак и карты. К обеду водка у мужиков неожиданно кончилась, и проигравшие бегали за ней на станцию: три километра до реки, потом вплавь через Томь, так как лодки курсировали только к прибытию электричек, ещё километр до магазинчика на перроне. Итого: восемь километров в оба конца. Особо одарённые умудрились сгонять раза по четыре. Купить сразу несколько бутылок – то ли не соображали, то ли надеялись, что больше не проиграют.

Инструктор с тоской ждал, когда шахтёрам наскучит сидеть на одном месте, и они выйдут, наконец, на маршрут. Было очевидно, что мужикам всё больше и больше нравился именно такой «поход».

Анатолий не хотел обижать шахтёров, но и пить больше не мог. Его душа рвалась наверх, к вершинам. На третий день ещё до подъёма группы он убежал на пик Запсиба. Размяться, вдохнуть красоту гор и ощутить полёт. Взбежал на пик, осмотрел окрестности. Вот она – свобода! Высокомерные облака не смели увернуться. Здесь ты с ними на равных. Протяни руку и хватай! Паришь на вершине, как птица!

Жаль, что «орлы» к высоте вовсе не стремились.

Возвращался к лагерю с опаской. Что там у них?

Всё было в порядке: нетрезвые дежурные исправно доваривали ужин. Остальные дружно сидели вокруг костра и привычно держали в руках кружки.

На лицах своих подопечных Анатолий увидел явное осуждение.

– К-командир! – мрачно произнёс Валера, из-под бровей глядя на инструктора. – У Виктора Михалыча сегодня день р-рождения. Он з-заслуженный шахтёр, проходчик. У него одних медалей – к-килограмм. А ты отбился от к-коллектива! Ты нас об-бидел, к-командир!

Анатолий армию служил, про мужское братство понимал… Надо срочно заглаживать вину! Быстро окинув взглядом стол, поднял кружку, заботливо наполненную кем-то до краёв.

– Простите, мужики, не знал. Но мы можем наверстать упущенное! За тебя, Виктор Михалыч! И пусть у тебя всегда будут рядом твои преданные друзья! – выпил, обтёр тыльной стороной ладони губы.

– Вот, это по-нашему! – заулыбались просветлённые лица, а растроганный Михалыч даже полез целоваться.

Тут подоспела гречневая каша с тушёнкой. Дежурные щедрыми половниками разложили её по алюминиевым мискам, подобострастно расставили перед каждым едоком и замерли в ожидании. Валера почерпнул полную ложку исходящей ароматом жирной гречки, взял в рот, медленно, со смаком, прожевал, шевеля бровями, проглотил, прикрыв от наслаждения веки, а потом поднял вверх большой палец, только тогда они расслабились, сели в круг сами.

– Зинка, падла, грит, пропаду без неё! Вон какую кашу сварганили! Песня, а не каша! – скороговоркой бормотал Митяй, крепкий мужичок лет сорока, ловко орудуя ложкой.

Михалыч тут же выдвинул новый тост:

– За нас, мужики, чтоб не пропали без баб, язви их в капусту!

Шахтёры солидарно выпили и дружно принялись за еду.

– Ну, тебе-то, Михалыч, грех на свою жаловаться, – произнёс Митяй, – твоя Ирина Степановна – женщина, что надо! И сготовит, и рюмочку поднесёт!

– Рюмку, может, поднесёт, но по будням не даёт! – неожиданно брякнул Михалыч.

– Чего не даёт? – опешил Митяй.

– Как чего? Этого, самого! – хитро ощерился гниловатыми зубами Михалыч.

– Ну ты, Михалыч, даёшь! Тебе сколь годов-то? Неужель ещё…

– А то, – выгнул грудь колесом Михалыч.

Мужики загоготали.

– А я вот и рад бы, а после того обвала и бабу не хочу, – тихо сказал Серёга, среднего роста мужик в клетчатой рубахе.

– А что так? – поинтересовался Анатолий.

– Вот, понимаешь, Толян, всегда на работу как на праздник иду. Механик я, на комбайне шахтовом работаю. А в тот раз говорю жене: не хочу, мол, сегодня в забой идти, и всё тут! Она и обрадовалась. Позвони, грит, начальству, у тебя же отгулы есть. И поедем на дачу. Да, аккурат, дело в пятницу было. Я там крышу перебирать затеялся. Сомневался ещё, успею ли за выходные. Вот она и рада, что лишний день на даче отмантулю. Звоню начальству: так, мол, и так. Не охота, что-то идти, сил нету. Николаич, он у нас с понятием, спрашивает, не заболел ли я часом. Нет, говорю, а вот не могу идти, да и крышу чинить задумал. Он грит, ну ладно, Серёга, отгул у тя есть, присовокупи к выходным ещё денёк. Приехал на дачу, сижу на крыше, снял старый рубероид, обрешётку подправляю. Вдруг вижу, жена моя, Валя, лезет ко мне наверх. А на самой и лица нет. Сядь, грит, Серёженька, поудобней, чтоб не свалился с крыши-то. Держись крепче. Участок твой завалило полностью. Обвал на шахте-то. По радио об аварии говорили. Да, мужики, не помню, как тогда и с крыши слез. Это ж надо, а? Я как жопой почуял, не пошёл на работу, а ребята… До сих пор не могу ихним жёнам в глаза глядеть.

– Да, ладно, Серёга, твоя вина, что ль? Работа у нас такая, – нахмурились шахтёры.

– У меня в тот раз брата убило, – сказал Митяй.

– Давайте, мужики, не чокаясь, за братьев наших, что там навсегда остались! – строго и торжественно скомандовал Валера.

Шахтёры выпили. Молча жевали кашу, сосредоточенно думая о своей нелёгкой судьбе. Шутка ли – весь южный участок со всеми штреками и забоями взорвался, а вскоре был затоплен. И это не где-то там, в далёкой Америке. А здесь, на родной шахте, которую они знали, как свои пять пальцев, куда сами спускались каждую смену…

– Всё газ, метан этот… Вентиляция не справляется!

– Ну, да, говорил же брату, измеряйте уровень загазованности, дык нет! – с горячностью, будто пытаясь всё повернуть вспять, кипятился Митяй.

– Да, ладно ты, сам не знаешь, что ли, как эти замеры проводятся! Если по приборам работать… много ты на-гора выдашь?

– И не говори! Да и мы приборы ватниками прикрываем, чего греха таить. Только ведь тоже до поры!

– Сколько техники пропало! Комбайны, струги, электровозы с вагонетками, эх! – столько труда насмарку! – Серёга потёр левую сторону груди под расстёгнутой рубахой.

– Да что техника, людей жалко!

– Да что людишки, хто их щщитат? Бабы новых нарожают, – подмигнул Анатолию Михалыч.