– Хорошая, – кивнула я. – Я пробовала.
– Ты пила водку? – вроде бы не поверила Софья.
– Как русский человек, имею право расслабиться. По-моему мнению, водка должна отвечать трем требованиям: не вонять так, что с души воротит, иметь мягкий вкус, чтобы плечами не дергать, когда пьешь, а главное, с утра не мучиться головной болью. Всем трем условиям она отвечает, так что пиши: водка «Довгань Дамская», ящик.
– Чем больше я тебя знаю, тем больше убеждаюсь, что не знаю тебя вообще, – посетовала Софья.
– Что еще за глупости?
– Нет, правда, ну где ты водку пила? У себя в комнате, когда никто не видит?
– На приеме у Соболевского, куда ты со мной не поехала. И там как раз подавали «Довгань Дамскую». Жена Соболевского большая поклонница этого напитка, все уши прожужжала. Оказывается, это старинный рецепт, который был утерян. В наше время правнучка некоего дворянина с юга России нашла его в бумагах предков и решила возродить производство.
– Везет же некоторым. Мне предки оставили только долги по квартплате. И что дальше? Девушке повезло и она разбогатела?
– Насчет богатства не знаю, но качество водки отменное. В старину дамы ее очень уважали, отсюда и название. Соболевская рассказывала, что у девушки было несколько рецептов, но их похитил один шустрый малый, однофамилец, который набивался в родню. Потрясающая детективная история. Жаль, Артемьев умер, мог бы использовать ее в своем романе.
– И чем же все закончилось?
– Шустрый малый позаимствовал все рецепты, кроме одного. Этой самой «Довгань Дамской». Рецепт был в любовном письме, которое, по счастью, в руки ему не попало.
– С мужиками надо держать ухо востро. Слушай, а из чего вообще водку делают? – додумалась спросить Софья.
– «Довгань Дамскую» делают с использованием настоя яблок и винограда. Причем определенных сортов. А вообще из чего угодно. Текилу, к примеру, из агавы.
– Брехня, – нахмурилась Софья. – Хотя черт его знает… Лучше свое, отечественное. Яблоки и виноград все-таки предпочтительнее агавы.
– Естественно, что после таких рассказов я не могла не попробовать «Дамскую». Попробовала и осталась довольна.
– А-а, – кивнула Софья и вроде бы успокоилась. Надо сказать, она довольно ревнива и терпеть не может, когда что-то в моей жизни происходит без ее участия. Но в данном случае она сама виновата, к Соболевским ее приглашали, но она не поехала: полгода он был ее любовником, и у Софьи, по ее собственному выражению, «глаза на него не смотрели». – Меню с Розой мы уже составили, напитки закажу сегодня, остается определиться с гостями. Ты, я, Макс, Кристина, наши литературные дамы в количестве четырех штук… Далее: в гости напрашивается некий господин Хоботов, пишет, что он друг покойного. Ты такого знаешь?
– Должно быть, собутыльник. Пусть приезжает, места хватит всем.
– Твоя доброта не знает границ, – совершенно серьезно заметила Софья. – Еще письмо от некой Болеславской Ирины Витальевны. Эта пишет, что она твоя закадычная подруга, хотела бы встретиться, выразить сочувствие, и все такое…
– Болеславская? – задумалась я. – Ах, это Ирина, мы с ней вместе в цирке работали.
– Ты работала в цирке? – растерялась Софья.
– Я там клетки чистила. – Лицо ее вытянулось, а мне стало стыдно. – Вру. Я была ассистенткой фокусника, он засовывал меня в ящик, а потом распиливал.
– По-твоему, я так тщательно составляла твою биографию для того, чтобы ты отмачивала свои шуточки? – сурово поинтересовалась Софья. – Не вздумай такое брякнуть при посторонних.
– Позвони Ирине и скажи, что я с радостью встречусь с ней, – предпочла я сменить тему.
– Будет еще Чемезов, приятель Кристины. Как думаешь, у них это серьезно?
– Надеюсь.
– Макс тоже собирался пожаловать с подружкой. У него их три десятка, потому не знаю, с какой именно.
– Оставь мальчика в покое, – отмахнулась я.
– Кстати, о мальчике. Когда поблизости болтаются фотографы, старайся держаться от него подальше.
– С какой стати? – удивилась я.
– Зачем вызывать у людей ненужные мысли? Общественность считает, что тебе где-то в районе тридцати, а тут взрослый парень в сыновьях.
– Он сын Артемьева.
– Неважно. Мысли все равно возникают.
– Ну и что? Я же не солистка девчачьей группы…
– А вдруг ты ею решишь стать? – пожала плечами Софья. – Опять же на последней фотографии в журнале ты выглядела моложе Макса, а он так старательно тебя обнимал…
– Ты совершенно спятила, – разозлилась я. – Я люблю Макса, он хороший мальчик…
– Он успел вырасти, ему уже двадцать три года. И теперь, когда умер его отец…
– При чем здесь это?
– Смею напомнить, – в свою очередь разозлилась Софья, – что желтая пресса окрестила тебя «профессиональной вдовой». Твои мужья умирали на пике карьеры, оставив тебе приличное состояние, а главное, авторские права. Кстати, опять звонили по поводу твоего портрета. Его просто жаждут приобрести…
– Мне не нравится выражение лица на этом портрете.
– Опять-таки смею напомнить, что ты тратишь слишком много, наши расходы…
– Продадим портрет с синей рюмкой, – перебила ее я.
– С чем? – скривилась Софья.
– С синей рюмкой. А что, звучит неплохо. Под таким названием и представим его в каталоге. Через три месяца аукцион, и мы опять разбогатеем. К тому же не забывай о книгах Артемьева. Скворцова жаждет их получить, а это значит, мы заключим договор на самых выгодных для себя условиях.
– Только держись подальше от Макса, – вздохнула Софья. – Его чувства к тебе ничего общего с сыновними не имеют.
– Прекрати говорить гадости.
– Я не говорю гадости, я констатирую факт.
– Ему прекрасно известен мой возраст…
– А кого это волнует? Уж точно не его.
– Такие отношения совершенно бесперспективны, Макс разумный мальчик и понимает…
– Вот уж нет. Я не его разум имею в виду. Тут ты права, он в семействе точно приблудный. То есть по поводу мамаши ничего не скажешь, умна, стерва, а папуля… тьфу ты, о покойниках плохо не говорят. Кажется, я мысль потеряла.