Бочка но-шпы и ложка яда

– А с того, что слышу. Две ночи подряд по коридору шмыг-шмыг, возле твоей двери затихнет, а через час назад – шмыг.

– Через час? Это не ко мне, – покачала головой Софья. – Я б своего до утра не отпустила.

– Слушать тебя тошно, – рыкнула Сусанна.

– Тогда с глупостями не приставайте.

– А вам не послышалось? – спросила я, нимало не сомневаясь в правоте Сусаниных слов, что-что, а слух у старушки отменный, так же, как и взгляд. Ей бы в милиции служить розыскной собакой.

– Мне не слышится, потому как я в трезвом уме пребываю. Водку ящиками не заказываю.

– Тетушка, вам никто не говорил, что подслушивать нехорошо? – робко заметила я.

– Тебе в ноги мне поклониться надо, – возвысила она голос. – На мне весь дом держится. Если б не я, ты давно бы по миру пошла с такими-то друзьями и советчиками.

– Давайте вернемся к тому, кто шастает по коридору, – дипломатично предложила Софья.

– Шастает, – удовлетворенно кивнула тетушка. – Две ночи подряд, либо к тебе, либо к Ларке. У вас двери напротив, он там замирает, и более его, подлеца, не слышно.

Мы с Софьей с недоумением взглянули друг на друга. В том, что ко мне никто не «шастает», я была абсолютно уверена, но и в том, что шастают к Софье, тоже сомневалась. Прежде всего, таиться ей ни к чему, ее возлюбленный мог появиться здесь вполне официально. А если не мог? Если он по какой-то причине вынужден хранить свою любовь в тайне? Софья совершенно не способна иметь от меня секреты, непременно бы проболталась. Да и я заметила бы ее мучения, потому что по-другому словесное воздержание и не назовешь.

Однако, если Сусанна говорит «шастает», тут тоже можно не сомневаться, ее качества ищейки заслуживали лучшего применения. Выходит, Софья вынуждена скрывать от меня возлюбленного, а скрывать она его может лишь в том случае, если ее интересы идут вразрез с моими. Если учесть, что у меня нет мужчины даже на примете, то… «Макс, – подумала я. – То-то она так беспокоится о моей нравственности». Софья смотрела на меня с задумчивостью, потом вдруг поморщилась, закусила губу и отвернулась. Почему-то я была уверена, что то же самое имя пришло в голову и ей. Интересно, почему она отвернулась: решила, что я догадалась, или подозревает, что он действительно ходит ко мне, и досадует на мою неосторожность? Надо бы все это выяснить, разумеется, когда мы избавимся от Сусанны.

– Что примолкли, вертихвостки? – точно получив сигнал к бою, возопила старушка.

– Может, вам стоит принимать успокаивающее? То есть я хотела сказать снотворное? – поспешно поправилась я.

– Я бы и так прекрасно спала, не устрой вы в доме бордель.

– Это уж слишком, – пробормотала Софья и зачем-то схватила сахарницу. Я испугалась, что она, чего доброго, метнет ее в старушку, и торопливо поднялась.

– Меня ждет парикмахер.

– Все прихорашиваешься, – мгновенно отреагировала тетушка. – Прямо расцвела, как мужа-то схоронила. Другие слезы льют, а ты все хорошеешь. Вон как скачешь, точно коза. А ведь уже не девочка. Сколько тебе годов-то будет, я все забываю?

– Я ровно в пять раз моложе вас, – ответила я с ласковой улыбкой. – Вы вполне могли бы быть моей прапрабабушкой.

– Это точно, – кивнула Софья. – Возьмите калькулятор и сосчитайте. Только боюсь, что свой возраст вы успели забыть.

– Не волнуйся, – ответила Сусанна, а мы поспешили покинуть веранду, таким образом, поле боя осталось за ней.

– Когда-нибудь я ее придушу, – мечтательно сказала Софья. – Слушай, а каков возраст долгожителя, зарегистрированного в Книге рекордов Гиннесса? – с беспокойством спросила она.

– Каким бы он ни был, Сусанна его переживет, – сладким голосом убила я чужую мечту. – Авраам жил девятьсот лет, если верить Библии.

– Кто ж Библии не верит? Мама дорогая… – Мы разом засмеялись, спускаясь по лестнице.

Внизу меня ждал парикмахер. Я свернула в боковой коридор, туда выходила комната, соединенная с моей личной ванной. Именно в этой комнате парикмахер обычно занимался моей прической. Софья толкнула ближайшую дверь, там был ее кабинет. В это время она разбирала почту, отвечала на звонки и письма. Через час мы встретимся вновь, она сообщит мне новости, которые сочтет заслуживающими моего внимания, а я продиктую ответы на письма, если это понадобится. В особо экстренных случаях Софья приходила ко мне, и тогда я диктовала ответ, пока мастер делал мне прическу. Однако я этого очень не любила и Софья тоже.

В доме все жили по установленным правилам, распорядок дня был практически неизменным. Тетушка Сусанна пойдет отдыхать, потому что встает ни свет ни заря и начинает изводить Наталью. Наталья тоже сможет отдохнуть, другого времени у нее просто не будет, Семеныч отправится за продуктами, а Роза будет готовить обед.

– Все просто отлично, – пробормотала я, испытывая смутное беспокойство. Неужто слова Сусанны так подействовали на меня? С какой стати? Если Софья крутит роман с Максом, я не возражаю. У Софьи, в отличие от меня, нет возрастных ограничений при выборе мужчин, а Максу общение с ней пойдет на пользу. Как любит выражаться Софья, «старая кобыла борозды не портит». Тогда отчего на душе кошки скребут?

Обычно мы с парикмахером болтали все то время, что он работал. Денис обожал поговорить и знал обо всем, что происходит в городе. Я охотно поддерживала беседу. Но сегодня все было по-другому. Слушала я его невнимательно, то и дело теряла нить разговора, отвечала невпопад, он обиделся и замолчал, а я продолжила копаться в себе, пытаясь отыскать причину беспокойства. «Надо было спросить у Софьи о ее госте, не пришлось бы сейчас ломать голову», – досадливо подумала я и как раз в этот момент услышала крик.

Кричал, вне всякого сомнения, Олег Петрович, наш садовник. «Должно быть, кто-то из соседских ребятишек пролез на территорию», – решила я, но крики не утихали.

– Что там случилось? – проявил любопытство Денис и даже выглянул в окно. Совершенно напрасно, между прочим: окно выходило на дорогу, а крик раздавался из сада, то есть с противоположной стороны.

Тут дверь комнаты без стука распахнулась, и я увидела Наталью. Лицо ее раскраснелось, точно она бежала бегом не один километр, глаза вытаращены, она комкала руками передник, потом вытерла им глаза и заголосила:

– Лариса Сергеевна, голубушка, горе-то какое…

– Что случилось? – вскочила я.

– Сусанна выпала из окна…

– Что значит – выпала? – растерялась я.

– Свалилась со второго этажа и, должно быть, что-то сломала.

– Слава богу, – вздохнула я, но тут сообразила, что звучит это, мягко говоря, сомнительно, и развила свою мысль: – Я-то боялась, что она, чего доброго, разбилась насмерть.

Лицо Натальи приняло довольно странное выражение, в нем явно читалось сожаление.

– Жива, слава тебе господи, но расшиблась, должно быть, сильно, мычит и очень гневается.

– Где она?

– В клумбе.

– Почему в клумбе? Ах ты господи… Идемте же скорее.

Мы бросились в сад. Наталья бежала первой. Зря Сусанна утверждала, что она нерасторопная, двигалась Наталья очень живо, я за ней едва поспевала в развевающемся пеньюаре и в домашних туфлях, которые соскальзывали с ног. За мной трусил Денис, дважды он чуть не наткнулся на меня, когда я внезапно тормозила, лишившись обуви, и деликатно покашливал. Обогнать меня он так и не решился, должно быть сочтя это невежливым. Таким образом мы оказались в саду. И возле дома в самой большой клумбе я увидела Олега Петровича, Софью и Розу, они что-то разглядывали на земле. Я подбежала ближе и наконец увидела Сусанну. Старушка лежала на спине, сложив на груди ручки, точно готовилась скончаться. Я подняла голову: судя по всему, она выпала из окна своей комнаты, высота приличная.

– С ума она сошла, что ли? – пробормотала Софья. Я шикнула на нее и обратилась к Сусанне:

– Как вы себя чувствуете?

– Мерзавец, – прошипела она. – Вор. Тюрьма по нему плачет.

– По кому? – не поняла я. Забота о здоровье тетушки отошла на второй план – если Сусанна по-прежнему ругается, значит, ничего страшного. Да и что какой-то второй этаж для старушки?

– Это он, – грозно сказала она, ткнула в меня пальцем, откинула голову и более не произнесла ни слова, лишившись сознания.

Мы в растерянности переглянулись.

– Неужто умерла? – пробормотала Роза. – Быть такого не может.