Бочка но-шпы и ложка яда

– Васька черный такой, с белыми лапами? – спросила я.

– Он самый. Сегодня я его на вашем балконе видел. Кот, что с него возьмешь.

– А когда Сусанна упала, вы его тоже видели?

– Кота не видел, врать не буду. Видел, как бабушка из окошка лезет, вроде как до чего-то дотянуться хочет. Выходит, в Ваську метилась. Кроме него, кто тут еще может быть?

– А потом она упала?

– Как упала, я просмотрел, на цветы отвлекся. Вдруг слышу крик, и что-то шмякнулось. Поворачиваюсь, а в клумбе георгины полегли. У меня аж сердце сжалось, что за зараза, думаю… прошу прощения… И тут в голову мне пришла мысль, что бабушка пакость затевала, вот и висла в окне. Я к клумбе, а бабушка там лежит. Тут я понял, что она сама свалилась.

– Она вам что-нибудь сказала?

– Только одно слово.

– Какое?

– Болваном назвала, как всегда. Семеныч у нее раззява, а я болван. Бабушка для всех доброе слово находила.

– Почему вы ее бабушкой называете? – додумалась спросить я.

– Мне шестьдесят пять, а ей, поди, лет сто с небольшим, так кто ж она мне? Неужто помрет? – В голосе Олега Петровича мне почудилась надежда. Я досадливо отмахнулась.

– Все-таки это странно, – вздохнула я.

– Что?

– Ее поведение.

– Ничего подобного. Она на майские праздники на крышу залезла: решила, что Игнатов любовницу в дом привел, пока жена на отдыхе. А с нашей крыши Игнатовы как на ладони. Еле сняли, так увлеклась, что никаких уговоров слушать не хотела. Наталья ей туда обед носила.

– Почему мне не сказали?

– Вы в отъезде были, да и зачем вас волновать?

Я еще раз вздохнула и пошла к дому. Стеклянная дверь в сад была распахнута. Я вошла, решила было выпить кофе, но вместо этого стала подниматься по лестнице. Здесь меня догнала Наталья.

– Софья Андреевна звонила. У Сусанны сотрясение мозга и шея не в порядке. Еще шок. Опасаются инфаркта. Шея в гипсе, тетушка в реанимации, говорят, завтра будет видно. Софья Андреевна там еще чуток побудет – и сюда. Вам беспокоиться не велела.

– Идемте со мной, – позвала я Наталью.

Мы подошли к двери тетушкиной комнаты. Чуть помедлив, я толкнула дверь и вошла первой. Сусанна терпеть не могла, когда в ее в комнату кто-то входил. Я здесь не была лет пять. Как-то тетушка слегла с простудой и вознамерилась проститься со мной. Прощание особо трогательным не получилось, Сусанна перечислила все мои грехи, пообещала мне геенну огненную и сказала, что после ее смерти я окончательно пропаду.

Обычно, идя по коридору, я инстинктивно обходила ее дверь стороной, впрочем, как и все домочадцы. По долгу службы трижды в неделю сюда наведывалась Наталья. После ее уборки Сусанна вопила на весь дом, что ничего из вещей не может найти, изводила Наталью глупыми придирками и обзывала грязнулей. Само собой, Наталья комнату тихо ненавидела, как, впрочем, и ее хозяйку.

Я огляделась. Тюлевые занавески на окне сдвинуты в сторону. Постель разобрана (Сусанна запрещала убирать ее, считая, что она должна проветриваться), слева шкаф, дверь в туалет, зеркало, диван и кресло. Телевизор Сусанна предпочитала смотреть в гостиной, но здесь он тоже имелся и в настоящее время работал. Наталья подошла и выключила его, а я направилась к окну, именно оно меня сейчас интересовало. Створки окна открывались вовнутрь, так как со стороны улицы, как я уже говорила, было металлическое ограждение со сложным рисунком в виде переплетенных ветвей и листьев. Я подошла к ограждению вплотную. Вид отсюда открывался прекрасный, но не он меня сейчас интересовал. Комната Сусанны находилась в центральной части здания, она была последней, далее коридор делал поворот, в левом крыле моя спальня, спальня Софьи и кабинет покойного мужа. Мои окна выходят на другую сторону, значит, если не кот Васька и не иное существо, с которым она враждовала, то Сусанну могли интересовать только окна спальни Софьи. Если Софья прятала там Макса… При сложившихся обстоятельствах мальчик, уже давно наплевав на конспирацию, являлся пред мои светлые очи. Последние слова Сусанны были «мерзавец и вор», они могли относиться как к Максу, так и к коту, а также к Олегу Петровичу и любому другому существу мужского пола. Из этого делаем вывод: виновником своего падения Сусанна считала мужчину или кота, хотя пальцем тыкала в меня.

С этого места отлично видны окна Софьи, одно окно открыто, и даже занавеска не задернута, смотри сколько душе угодно. Весьма неосторожно со стороны Софьи, если она там действительно кого-то прятала. Окна кабинета Артемьева Сусанну заинтересовать не могли, вот уже год, как туда никто не заглядывает. Кроме слоя пыли да никому ненужного хлама, там ничего нет. На первом этаже кухня и столовая. Я пригляделась получше: окна кухни зашторены, а вот столовую отсюда видно хорошо, но там в это время ничего интересного не происходит. Я в досаде покачала головой, потому что из-за осмотра места происшествия не стало понятнее, зачем тете понадобилось рисковать шеей.

– Вот туда она смотрела, – услышала я голос Олега Петровича. Он стоял внизу и наблюдал за мной. Ткнул пальцем в левое крыло дома и с грустью воззрился на изуродованную клумбу.

Тут я задела коленом обо что-то тяжелое и с изумлением обнаружила бинокль. Он висел на ограждении, зацепившись за него ремешком.

– А это что такое? – удивилась я, взяв его в руки.

– Неужто не знаете? – в свою очередь удивилась Наталья. Конечно, бинокли я видела и раньше, только как он оказался у тетушки? Тут выяснилось, что вовсе не о том спрашивала Наталья. – Она за Розой с биноклем следит. Оттого та окна и зашторивает. Кому приятно, когда под руку смотрят. И за мной следит, когда я убираюсь, и за Семенычем, и за Олегом Петровичем. За Игнатовыми тоже следит, но они ее напугали: сказали, что есть такая статья в законе, что ее можно за хулиганство привлечь, только после этого она перестала на крышу с биноклем лазить. Еще Абрамова выследила, тот с падчерицей на лодке катался и приставал к девчонке. Сусанна тут же жене позвонила, они еще к берегу пристать не успели, а Абрамова уже на развод подала. Абрамов обещал Сусанне ноги сломать, и она за ограду не ходила, боялась. Я Абрамова Христом богом просила сказать ей, что он пошутил, раз уж с женой помирился, ведь все внимание нам, раз за ворота ни ногой. Роза грозилась уйти, и я, если честно, думала, не выдержу. Он так и не позвонил, но, на счастье, она перестала бояться и опять начала за ним приглядывать.

Я с изумлением слушала Наталью. До сей поры я даже не подозревала, какая насыщенная событиями жизнь у тетушки.

– Сумасшедший дом, – пробормотала я и поспешила покинуть комнату. Выходило, что тетушку едва не погубило собственное любопытство. Роза зашторила окна, но тетушка упорно пыталась что-то рассмотреть на кухне и в результате свалилась в клумбу. Ее счастье, что там росли георгины, а не кактусы. Значит, Софью я подозревала напрасно, никого она в спальне не прячет.

Однако, когда Софья вернулась из больницы, вопрос был поднят вновь. Софья приехала только к обеду (обедают у нас поздно) и заверила меня, что смерть тетушке не грозит. Та пришла в себя и, судя по всему, вскоре встанет на ноги. Однако говорить почему-то она не может, лишь потрясает кулаками, очень беспокоя тем самым врачей.

– Они предложили связать ее, – вздохнула Софья. – Я им объяснила, что будет только хуже.

– А почему она молчит? – нахмурилась я. – Из-за травмы шеи?

– Врачи говорят, что это шок и скоро пройдет. По-моему, они сами толком ничего не знают. Твердят одно: в ее возрасте возможно всякое. Представляешь, что будет, если Сусанна не сможет говорить?

– Да уж. Нас ждут испытания.

– Одно хорошо: из больницы ее выпишут не скоро. Все-таки сотрясение и шея… Сиделку я уже на-шла. На всякий случай договорилась сразу с тремя. Если они будут сменять друг друга, глядишь, продержатся. – Тут Софья сделала паузу и многозначительно посмотрела на дверь. Обедали мы вдвоем, дверь в столовую была закрыта. – Значит, все-таки Макс? – недовольно сказала она.

– Что Макс?

– Мне-то не ври. Это он по ночам шастает по коридору?

– Забавно, – заметила я, отодвигая тарелку. – Признаться, я была уверена, что он ходит к тебе.

– Ко мне? С какой стати? Ополоумела совсем? Это ты у нас гений чистой красоты, а я для него тетя Соня. Как тебе в голову пришла такая глупость?

– Если не Макс, то чего ж ты жениха прячешь? – пожала я плечами.

Софья взирала на меня с недоумением.

– Та-ак, – сказала она нараспев. – Ко мне ни-кто не ходит. И к тебе, как я поняла, тоже. Это что ж получается: Сусанне почудилось?

– Поверить в такое практически невозможно, – заметила я, и Софья со мной согласилась. – Тогда кто ходит, а главное – куда? Не в кабинет же Артемьева…

Тут Софья глубоко задумалась и после паузы, в продолжение которой я успела съесть десерт, произнесла:

– Слушай, а если кто-то в самом деле заинтересовался кабинетом твоего мужа?

– С какой стати? – удивилась я.

– С такой. Все знают, что он оставил две рукописи, возможно, даже четыре. Не мне тебе говорить, сколько это стоит.

– Не мне тебе говорить, – передразнила я, – что существует авторское право. Вряд ли вор заработает что-либо, кроме неприятностей. К тому же тебе прекрасно известно, что рукописей там нет. В кабинете бумаги Артемьева, в которых по большей части ничего интересного.