Авиаторы света

Авиаторы света
Татьяна Юрьевна Щеглова

В книгу современной писательницы Татьяны Щегловой вошли повести и рассказы. Индия, Австрия, французская тема… Герои, побывав в разных странах, сходятся на одном континенте, имя которому – Россия и русскость. При этом, как в неевклидовой геометрии, парадоксальные точки зрения пересекаются, герои каким-то чудом ухитряются жить между реальностью и своим стремлением к идеалу. Вечные поиски себя и своего самоопределения, вопросы к Богу – и очень современная мысль о том, что продукты питания и внешний комфорт никогда не заменят собой духовности и взаимной любви.

Татьяна Щеглова

Авиаторы света

С благодарностью и любовью посвящаю эту книгу Наталье Сосновской

© Т. Щеглова, 2022

© Е. Григорьева, обложка, графика, 2022

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022

Авиаторы света

Повесть

Наташе Седых и тем, кто «охраняет нас с мечом обращающимся»

Современные картинки в буколической[1 - Буколический – созерцательный, пасторальный, идеалистический.] аранжировке

I. Учреждение культуры

…Мне очень верилось, что это – правильное начало. Я вернулась в «Липконцерт» к своим, как возвращаются к истокам, к любимым образам детства, и людям, которых ты знаешь с того самого времени. И кто бы мог подумать, что так вот случится…

– Татьяна, см-и-и-р-р-и-и-сь, – голос Кати, директора филармонии, грохотал по коридору, отзываясь эхом. Струны задребезжали на уныло прислонённой в углу большой балалайке, отозвавшись на архаичных гуслях, и завершились жалобными обертонами в благородных басах рояля, под его приоткрытой крышкой. До нового зычного вскрика:

– Сми-и-р-рись, я тебе говорю!

– Прошу не кричать!

– Ты лучше молчи!

– А я и молчу…

И снова это её:

– Сми-и-р-рись!

Так вот, продолжаю. В концертной организации, куда я пришла работать и «сеять доброе-вечное», собрались мои давние подруги и однокашницы. Вера Еловая, «Ёлочка», как мы называли её со времён музыкальной школы. Великолепный музыковед и преподаватель теории музыки, человек, органично сочетающий в себе сдержанность, способность довольствоваться малым и одновременно – фееричную праздничность, ожидание нового праздника. Казалось, что Еловая знает о музыке всё. Она без «костылей» и подпорок в виде книжных томов и уж тем более сведений интернета ответит на тончайший вопрос из жизни великих, и равно легко общается на концертах с гениальными мировыми звёздами и многообещающей молодёжью. А когда Еловая выходит на сцену в одном из своих «парадных» платьев до пят (мой сын, увидев однажды такое на плечиках, назвал его люстрой), мужская половина зрителей просто не дышит…

– Андрюша, я вас не вызывала, я вас потом позову… – это на концерте, со сцены, в сторону зарвавшегося и зазвездившегося тенора-лауреата, только что исполнившего Германа из «Пиковой дамы», и тот уже ретировался стыдливо, куда только девалась прежняя спесь…

Пианистка Люба Пличко, Любаня, как её ласково называют, – лучший концертмейстер в регионе и дальше, про неё ещё говорят, что даже «чёрта лысого с листа сыграет», она аккомпанирует всем гастрольным певцам, в том числе из Ла Скала и Метрополитен-Опера… Спортивного типа, выносливая, немногословная, с мужским характером и очень надёжная. Настоящий воин от музыки…

Обожаемое мной музыкальное войско, жрицы и жрецы, поднимающиеся на сцену в облачениях монастырского чёрного цвета, забывающие себя, не думающие о каких-либо бытовизмах, а только о том, как прозвучала нота… Да с такой командой – и не работать!?

Первые же дни доказали ошибочность и иллюзорность моих представлений о жизни современных учреждений культуры. Коротко их можно уложить в избитый анекдот: «Алё, это прачечная? Х… ная, это управление искусства!»

– Сми-рр-и-ись! – всё ещё грохочет по коридору зычный голос директора Катерины Петровны.

На этот раз среагировали артисты. Вокалисты оборвали бурные рулады и трели, затихли, нишкнули в никуда (поздно среагировали, – злорадно отметила я, – петь – это ещё не значит иметь ушной аппарат как отдельный инструмент и уметь слышать!). Менеджеры во главе с Алисой, исполняющей по совместительству бабу Ягу и Лисичку, дипломатично, на цыпочках, задраивали хилые двери, пытаясь защититься от взрывной волны гнева начальницы, сокрушающей, сметающей всё на своём пути…

– Еловую ко мне!

Жалкий голос сбоку, из закутка вахтёрной:

– Еловая обедает!

О! Значит, эта склока продолжится тет-а-тет, вот не повезло!

Катя пришла в «Липконцерт» с театральных подмостков, на которых десять лет своей жизни отдала работе главрежа самодеятельной труппы. Волновалась, истощалась, взвинчивала себя и артистов в постановках «Макбета», «Отелло» и «Маленьких трагедий», а также в современных пьесах. И теперь ей этого явно не хватало. Не хватало света рампы, репетиций и споров с актёрами, непредсказуемых театральных капризов и драматических ситуаций, доведённых, как в данном случае, до буффонады…

«Что я слышу, что я слышу, – с тоской и недоумением вопрошала я про себя. – А ведь до этого я числилась в её приятельницах и даже частенько бывала на загородной директорской дачке».

И я вспомнила, как пару лет назад по заданию редакции побывала в одной армянской семье. Её хозяйка – настоящая госпожа дома! – Ануш, ныне слепая, когда-то занималась вокалом и сохранила привычки светской львицы. А её инфантильный сорокалетний сын всё ещё выступал в танцевальном ансамбле. Обстановка в доме была весьма и весьма запущенной. «Помыть бы всё это», – невольно подумала я, опасливо наступая на обшарпанный грязный пол, рассматривая заплывшую в кухонном чаду мебель, чашки, из которых меня угощали чаем, и прочее, прочее. Повторюсь, женщина была слепой, а её – сын – никчёмным.

Почуяв во мне молодость и энергичность, Ануш быстро воодушевилась и стала фантазировать, как хорошо бы уехать на юг, в какой-нибудь украинский город типа Бердянска, втроём: она, сын и я, естественно, в роли невестки.

– Я бы пекла пирожки, а вы с сыночкой продавали бы их у моря… На юге легко прокормиться, – рассуждала она. И, опережая мои вопросы и протесты:

– Вы мне понравились!

Я обалдела от столь стремительного развития сюжета.

Не дав мне опомниться, грузная Ануш привстала со стула, нащупала висевшую на гвоздике шляпу – вариант оказался «сценический», с приклеенными длинными волосами, удобный парик – и тут же начала выводить бравые рулады из какой-то незамысловатой оперетты.

Закончив первый куплет, предложила погадать мне на картах «на удачу», потом позвала на свой концерт в интернат для слепых – я просто не успевала следить за ходом её мысли, ведь я пришла по письму подготовить материал о проблемах ЖКХ.

В этой женщине всё было шумно, по южному раскидисто, написано сочными красками и, на мой среднерусский менталитет, слишком уж чрезмерно и бурно. Ей не хватало соразмерности, лаконичности, такта – той скромности красок, которые даёт наша природа, её поля, лесостепь, с тонкостью нюансировок и неспешным движением… Я поняла, что если ещё хоть ненадолго задержусь в этой квартире, мой мозг будет вынесен напрочь, и ретировалась столь быстро, как только могла. Вот так же и здесь…

– Изумительно, – произнесла я вслух, обращаясь к директору, – дайте кофе.

Катя мстительно прошипела в ответ: «Вот ещё!..». И, бросившись в свой кабинет, – я за ней туда последовала, попыталась продолжить сцену, начатую в предбаннике. Дверь за нами закрылась.

Усевшись в кресло, Катя прильнула к просторному полированному столу и понемногу приходила в себя. Фальшивая истерика почти завершилась.

– Ну-с, и где рекламные вырезки из газет? (никогда не знала, что это – на мне!) – Выю-то свою непокорную пригни! Бог – он всё видит!

И тут же, обнаружив, что рука моя потянулась к кипе изданий:

– Не бери со стола мою прессу, не ты здесь её положила…

Ну и ну!

В кабинете Кати почётные грамоты с фестивалей и конкурсов перемежались с многочисленными иконами. Начальница недавно встала на путь воцерковления, и на самом почётном месте, на полке, разместилась крупная ваза с нарезанными и засушенными просфорами и церковная свечка.