Двойные двери

С остальными больными настоящие психи никак не пересекались. Разве только те иногда, во время прогулок, видели в окнах пятна бледных лиц. Если такой пациент умирал, его и похоронить могли тут. В самом деле – не везти же усопшего родственника в город, не тревожить родных, чтобы они были вынуждены предъявлять всем свою мать, или дядю, или брата, которые оказывается, остаток жизни провели в психушке? Так что гораздо проще было устроить всё здесь, тем более, что и крематорий находился неподалёку, как и одно из сельских кладбищ.

Теперь предстояло решить – куда поместить Аню, и, похоже было, что доктор Гаврилевский склонялся именно ко второму варианту.

Аня сидела посреди его кабинета, на стуле, в тёмном своём балахоне, волосы растрёпаны. Антон – у входной двери. Ему нужно было всё видеть, отчитаться потом обо всём Елене Львовне.

Бумаги, согласие на лечение – всё было уже подписано предварительно. По просьбе Антона копии документов выслали им ещё в их Рождествено.

– Вы понимаете, где вы находитесь? – спрашивал Гаврилевский Аню.

Она посмотрела на него и ничего не ответила. Сжала руку в кулак, поднесла к лицу, стала тереть ею губы, нос… Она казалась полностью погружённой в свои мысли.

– Вы понимаете, кто я? – снова спросил доктор.

Наконец, она взглянула на него – мельком, вроде бы даже со скукой.

– Ты? Разрушитель, – сказала она небрежно.

Антон это расслышал ясно, а доктор переспросил:

– Кто я?

– Жиронкин ведь какой талант был, – сказала Аня, и тон её был таким усталым, как будто она знала доктора тысячу лет, и тысячу раз вела с ним эти разговоры – так к чему же заново? – Ты его на какие лекарства посадил? Только за то, что он считался тогда – в советские годы – неблагонадёжным. После твоих таблеточек он ни бэ, ни мэ… овощ. А картины его великолепные в коммуналке сгнили на чердаке.

Антон видел, как побледнел доктор, как снял он очки:

– Но позвольте, вы что, его знакомая? Почему мне не сказали? И зачем вы тогда сюда…

– Теперь других подбираешь, кого твои коллеги покалечили? Богатеньких, Богом обиженных… И зарплата у тебя теперь за сто тысяч, и про домик в Австрии подумываешь – двухэтажный, под зелёной крышей. А когда ты Митьку Лютикова зевнул? И что? Приснился он тебе пару раз, и успокоилась совесть? «Вот эти капельки постепенно наращивайте, – передразнила она голосом, так похожим на голос доктора, что обомлел даже Антон, – Мать его тебя до сих пор проклинает – ведь Митьку-то надо было хватать, да за закрытые двери, под круглосуточное наблюдение. Не успели подействовать твои антидепрессанты – через два дня Митька повесился в гараже. Шестнадцать лет ему было! А мать – спилась.

Гаврилевский неверной рукой нажал на кнопку звонка:

– Первую палату приготовьте, и заберите пациентку.

И посмотрел на Антона почти с ненавистью:

– Я не знал, что вы собирали на меня досье.